Irene - Эфффект линзы

Я легко покатил ручку и она шлепнулась прямо между ним и Жженовым. Вадим мгновенно захлопнул книгу и обернулся — его лицо побледнело и красноватые веснушки стали еще заметнее. Я вытянул шею и взглянул на обложку. «Стрелковое оружие в ближнем бою». Ну да… Коля, заметив направление моего взгляда, нервно сглотнул и положил мою ручку обратно на парту. Феськов продолжал испуганно смотреть мне в глаза, вмиг запихнув книжку назад в рюкзак.

До звонка ничего интересного больше не произошло. Едва Вера Михайловна задала домашнее задание, Вадим сорвался с места и семимильными шагами устремился к выходу, случайно зацепив плечом Гуця.

— Слышь, ты!

— Отвали, не до тебя щас!

Гуць уже собирался с размаху заехать ему в ухо, как между ними материализовался я.

— Потом, пацаны, все потом, — я обернулся к Феськову. — Пойдем, нам нужно поговорить.

Через минуту мы уже сидели друг против друга в моем кабинете. Мне казалось, что бледно-голубые глаза Вадима стали совсем бесцветными, а количество веснушек на вытянутом худом лице увеличилось, минимум, вдвое.

— В общем, такое дело, Вадим… Сегодня звонили из милиции, следователь по делу Литвиненко…

Оттенок его кожи стал желтоватым от волнения, а зрачки резко расширились так, что радужки почти не было заметно, но он упорно делал вид, что ничего не чувствует — слегка улыбался и шмыгал носом.

— При повторной экспертизе нашли твои отпечатки пальцев.

Его глаза чуть не вылезли из орбит.

— Как?!

Хороший вопрос, Вадим, хороший. И ведь не «Где?»…

— Вот так. Давай будем думать, что с этим делать.

Он скрестил руки на груди и опустил голову.

— Я ничего не знаю.

— Ну, конечно. Но ты даже не удивился тому, что я сказал! Это твой обрез был?

— Не знаю.

— Ты его делал?!

— Да не знаю я ничего!

Я поднялся со своего места и наклонился прямо к его лицу.

— Не ври. Ты же понимаешь, что рано или поздно об этом все равно узнают.

— Слушайте, если я и смотрел на уроке книжку… это ничего не значит, — взвился Феськов. — Я ничего не знаю и ничего не делал!

— Как у Литвиненко оказался твой обрез?!

— Я не знаю!

— Так ты не отрицаешь, что он твой?!

— Я…

— Вадим! — Я сдавил его плечо. — Зачем ты дал его Лехе?!

— Я ничего не давал, его у меня украли!!!

В его глазах застыли слезы, вот-вот готовые устремиться по щекам, и я, глубоко вздохнув, отступил от него.

— Рассказывай.

Феськов в отчаянии всхлипнул и закрыл лицо руками, окончательно ссутулившись так, что его костлявые лопатки выступали под тонким свитером как сложенные за спиной крылья.

— Я не знаю, как он туда попал… Мы лазили в лесу, ну, стреляли там пару раз, а потом у нас рюкзак сперли.

— Когда это было?

— Да в середине сентября, кажись… — растеряно шмыгнул Феськов. — Так я вообще не знал, что у Литвиненко именно мой обрез нашли… потом уже догадался…

— Кто мог знать об обрезе кроме вас троих?

Вадим уныло скривился.

— Да полно народу… Мы как в «Контру» резались с пацанами с десятой шахты, я сказал, кажется, что они все лузеры, потому что ни разу не стреляли с нормального оружия… — он замолчал, я настороженно нахмурился.

— Что за пацаны с десятой шахты?

— Не знаю. Я их больше никогда не видел. Просто в клубе тусовали, в нашем. Обычные пацаны, может, с бурсы.

Я кивнул, уже понимая, что проводить глобальное опознание среди студентов ПТУ — практически нерешаемая задача. Тем временем Вадим продолжал свою исповедь.

— Мы сделали его еще в том году… Ну просто, в интернете нашли инструкцию…

Я устало вздохнул.

— Зачем?

— Да хрен его знает… Хотелось… Типа как в «Брате»… Я же не знал, что из-за этого… человек умрет… — он поднял на меня испуганный взгляд. — Кирилл Петрович! Это ж… это ж меня посадят теперь?!

Я шумно прочистил горло, готовясь поведать ему страшную правду.

— Ничего тебе не будет. Дело не возбуждали, никаких отпечатков, кроме Лехиных, на обрезе нет. Кстати, если у тебя их никогда не снимали, то их и идентифицировать невозможно пока. Так что расслабься.

Лицо Феськова мгновенно стало багровым от ярости.

— Так вы… вы… вы меня развели?! Как лоха?! — он молниеносно бросился ко мне. Если бы хуже знал этого застенчивого игромана, я бы предположил, что могу получить реальный удар в челюсть.

— Успокойся и сядь, — мой тон стал таким ледяным, что Вадим вдруг обмяк и действительно опустился назад в кресло. — У меня не было другого выхода, извини. Просто я… я спать спокойно не могу, не зная, как и почему он умер.

Феськов несколько раз удивленно моргнул под впечатлением от моего внезапного признания.

— Да-да, чего ты так смотришь?! Меня это постоянно мучает…

— Да вам-то что, Кирилл Петрович?..

— Вот и я так поначалу думал. Ладно, Вадим, просто за развод. Но ты бы точно ничего не рассказал мне сам, ведь правда?

Он тяжело вздохнул вместо ответа.

— Вы ж это… никому не расскажете?

Я покачал головой.

— Конечно, нет. Но если понадобится, ты должен будешь сделать это сам, идет?

Он угрюмо засопел, не решаясь согласиться.

— Я не могу обещать. Но если вам что-то нужно будет узнать, попросите — я постараюсь помочь. Вы нормальный мужик, Кирилл Петрович…

Я пожал его тонкую руку. В ту минуту мне было особенно жаль его. Как много хороших людей иногда оказывается отверженными. Может быть, именно поэтому когда-то он спутал реальность с игрой.

Кладбище в шахтерском городке — зрелище настолько унылое, что даже проходить мимо крайне неприятно. Конечно, в таких местах в любом случае не до веселья, но здесь — особый случай. Перекошенные кресты, полуразвалившиеся могилы, о которых никто давно не вспоминает, поросшие густой травой и заваленные кусками старого гранита дорожки, раскидистые темные деревья с путаными ветвями… Я буквально бежал в направлении могилы Литвиненко, пытаясь не задумываться о том, как все окружающее выглядит ночью.

Наверное, мне не следовало сюда приходить. Но вчера вечером, сидя дома перед телевизором и сопоставляя известные мне факты, я окончательно убедился в том, что Леху убили.

Я так внимательно смотрел себе под ноги, чтобы не упасть, что даже не заметил одинокую фигуру на фоне горы свежих траурных венков. Затормозил, не решаясь подойти ближе и нарушить ее покой.

Это была девушка в длинном черном платье и маленькой кружевной шляпке. Старомодная шляпка с алым цветком на боку почему-то произвела на меня наибольшее впечатление. Все это было так странно и неестественно, что я сначала даже подумал, что принял за живую девушку густую мрачную тень деревьев. Но нет, незнакомка стояла, закрыв лицо руками, а потом вдруг ее колени дрогнули и она рухнула на мерзлую землю, как подкошенная.