Irene - Умри красиво

— Да, хорошая идея, — проворчала мама. — Я подумаю.

Несколько секунд мы помолчали, я пару раз втянула носом холодный осенний воздух с примесью автомобильных выхлопов и неожиданного запаха лесных грибов.

— Мам, я бы хотела… — я закрыла глаза. — Неужели ты всегда будешь его так ненавидеть?

— А как еще мне относиться к человеку, который совратил мою несовершеннолетнюю дочь?

О, Господи. Где она слова-то такие находит?!

— Ясно. Не начинай. Пока.

— Вик… — ее голос неожиданно сорвался на сип. — Мне жаль, что все так происходит.

— Мне тоже.

Я выключила телефон, чувствуя нестерпимое жжение в уголках глаз. Пора бы привыкнуть — в последнее время разговоры с мамой обычно заканчиваются именно слезами. Я часто заморгала и помотала головой — такой прием мне всегда помогал, но, не успев прийти в себя от одного потрясения, я подняла взгляд и увидела над собой бледную как смерть Светку.

— Что?

— Вика… это… По-моему, Алису арестовали.

— Черт, да что такое?! Почему этот Воробьев не берет трубку? — я в отчаянии стиснула мобильник так, что чуть не треснул экран. — Перескажи все еще раз, по порядку.

— Уже три раза повторила! — испугано залепетала Света, догоняя меня. — Я сидела на паре, смотрю в окно — «бобик» милицейский остановился. А там, на лавке возле факультета, сидела Алиса. К ней подошел один, в форме, и они стали разговаривать. А потом она, видать, начала орать на него… ну, ты что, не знаешь Алису?! Завела скандал, размахивала руками, и угрожала, наверное, тоже. В итоге мент ее скрутил, надел наручники и увез.

Я в бешенстве закатила глаза.

— Капец, что ж за жизнь у меня…

Я имела весьма призрачное представление о том, куда могли повезти Алису и что со всем этим делать, но, благо, Воробьев оставил мне свои координаты, поэтому для начала придется нанести ему официальный визит. Светка все время взволновано стрекотала, я так и не поняла, чего она боится больше: того, что Алису упекли за решетку и могут там оставить, или того, что ей придется самой оказаться в участке и разговаривать с грозными представителями закона. По дороге у меня в голове хаотично метались тысячи мыслей, и из-за этого бешеного смерча все никак не получалось выстроить четкую стратегию поведения. Мне то хотелось сразу же наброситься на них с кулаками, то сначала попросить показать мне Алису, а уже потом требовать объяснений… Впрочем, у меня было достаточно сомнений в том, что со мной вообще станут разговаривать. Не адвокат же я, все-таки.

Я заметила его сразу, едва мы выскочили из-за угла улицы. Опер, все с тем же невозмутимо-мрачным инквизиторским видом спокойно покуривал сигарету на выходе из отделения. В секунду весь мой праведный гнев куда-то улетучился, сменившись кротостью заблудшей овцы перед пастырем. Чтобы почувствовать себя уверенней, я взяла зеленовато-белую Светку за руку, и мы двинули к капитану… или какое у него там звание…

— Добрый день, — кашлянув, тихо произнесла я. Наверное, он таки испугался нашего внезапного появления со спины, но, вздрогнув, вида не подал. — Вы меня помните? Мы с вами разговаривали…

— Да, конечно, — опер вдруг ухмыльнулся. — Вы вспомнили что-то полезное?

— Я… вообще, меня интересует, на каком основании сегодня задержали Алису Самаеву.

Воробьев выдержал паузу, испытующе взглянув мне в лицо своими ледяными глазами и, отправив в урну окурок, кивнул в сторону отделения.

— Вот и отлично. Меня тоже кое-что интересует.

Мы со Светкой переглянулись и уже собирались идти за ним следом, но опер покачал головой.

— Группа поддержки пусть подождет здесь.

Кабинет оказался именно таким, как я всегда представляла милицейские кабинеты: по-спартански просто обставлен, голые стены, кучи бумаг на шкафчиках, чахлый, синеватый от обезвоживания цветочек на подоконнике… Воробьев кивнул мне на стул и уселся напротив, раскрыв лежащую на столе толстую папку.

— Что же это вы, Вика, врать мне надумали? Никуда это не годится.

Серые глаза кольнули меня недоброй искоркой. Язык совершенно перестал слушаться, а руки предательски задрожали так, что мне пришлось сцепить пальцы в замок.

— Не понимаю, о чем вы.

— О нарушении закона, конечно. Почему вы не сказали о том, что в вечер нападения у Рудницкого был конфликт с… — опер, близоруко сощурившись, заглянул в бумаги. — С Алисой Самаевой?

— К-какой конфликт? — напрочь забыла, что нужно делать, чтобы уверенно и эффективно солгать. Кажется, все, что я думаю и чего боюсь, светилось у меня на лбу неоновой рекламой.

— Давайте теперь начистоту. Уже и так допрыгались. Ссора была, публичный скандал был, и этому есть свидетели…

Он продолжал что-то говорить, но я мысленно уже была в клубе в тот вечер. Кто мог запомнить? Бармен, пара полупьяных парней, девушка у стойки, диджей… Господи, да в клубах каждый день такое! Кому интересны чьи-то очередные разборки? Но больше всего меня сейчас беспокоило даже не это. А то, что из-за невинной ссоры, в которой, надо сказать, отчасти виновата и я, потому что подстрекнула Стаса подойти к разъяренной Алисе, моя непутевая подруга могла вполне реально загреметь на несколько лет за решетку. У нас это быстро, насколько я знаю.

— Я не понимаю, что вы называете конфликтом. Ну, да, у нас не клеилось общение, мы все были на взводе, но это не значит, что тот разговор имел отношение к преступлению, — я более-менее смогла овладеть собой и взглянула на Воробьева, по-моему, вполне уверенно и открыто. — Вы так и не сказали, за что задержана Алиса. За ту дурацкую размолвку?

— Нет. За оскорбление оперативника при исполнении. За хамство, говоря проще. Но вопросов к ней у меня целая уйма. Кстати. Фамилия… знакомая такая… И она еще что-то кричала про отца. Самаев — это…

— Да, тот самый, — вздохнула я. — Владелец заводов, газет, пароходов.

— А-а… — протянул капитан. — Разбаловал дочурку, что делать. Ну, ладно. Мы отвлеклись. Так почему вы и ваш сожитель…

— Жених, — с раздражением поправила я.

— Почему вы скрыли факт конфликта Самаевой и Рудницкого?

— Потому что не было никакого конфликта, — закипая, прошипела я. — Потому что друзья могут даже послать друг друга, а через пять минут вместе ржать, как ненормальные. И орать, и ругаться, а потом обниматься и пить на брудершафт. Это жизнь.

Опер задумчиво крутил ручку.

— Хорошо. Начнем все сначала.

Он мариновал меня еще около получаса, и из кабинета, так и не получив разрешения увидеться с Алисой, я вышла в полубессознательном состоянии. Светка все еще дрожала на порожке, нервно отстукивая ногой рваный ритм, и с облегчением вздохнула, когда увидела меня.

В томительном ожидании прошло пару дней — об Алисе не было никаких новостей. По факультету тут же поползли отвратительные слухи: о том, что «мажорка убила красивого мальчика» не говорил разве что завкафедрой общей психологии, да и то — не факт. Я тоже ловила на себе сочувственные, испуганные, а иногда и злорадные взгляды, и так устала от этого, что только силой заставляла себя ходить в универ. Я плохо спала и мало ела, и, чтобы поменьше контактировать с теми, кто вдруг резко захотел навязать свое сочувствие или поиздеваться, пропадала часами около палаты Стаса. Состояние его до сих пор было стабильно тяжелым, без изменений, и я садилась в коридоре, прижавшись к разделяющему нас стеклу, и смотрела в его белоснежную комнату, наблюдая как медленно, едва заметно, поднимается и опускается его грудь от дыхания.