Irene - Умри красиво

— Да, наши мальчики не особо внимательны, — согласилась я. — Не знала, что у вас свой кабинет.

— Что-то я давно не видела Алису, — неожиданно сказала она, усаживаясь в кресло. — Заболела?

Ого! Ее она тоже знает?!

— Ну… да, у нее серьезная простуда, — соврала я. — Вот интересно: а как вы нас запоминаете? Я до сих пор не всех в группе собственной знаю.

Елена Владимировна легким движением откинула со лба золотистый локон.

— Очень трудно не запомнить девушку с фамилией Самаева, если ее отец не сходит со страниц газет. Он ведь собрался баллотироваться в депутаты облсовета, так?

— Вот об этом не в курсе, — я пожала плечами. — Газет не читаю, а об отце Алиса говорит мало.

Здесь было так уютно и тепло, что выходить из этого кабинета и идти домой мне категорически не хотелось. Кажется, Елена Владимировна не желала избавиться от моего общества, так что я присела на край стула и взглянула ей в лицо. Что-то в этой маленькой хрупкой женщине действительно притягивало и располагало, прав был Стас. То ли мягкие черты лица, простоватые, не слишком запоминающиеся, но в общем милые, то ли особенный обволакивающий взгляд светло-серых глаз создавали вокруг нее ауру абсолютной уютности и расслабленности. Мне было приятно сидеть именно здесь, именно сейчас, и есть ее конфеты, будто мы дружили с ней сотню лет.

— Ну вот, а тебя я запомнила благодаря ей и… Стасу, — преподавательница помрачнела. — Как он?

— Так же, — поморщилась я, стараясь изгнать из памяти свой прошлый бесславный визит в больницу. — Врачи ничего не обещают.

Мы помолчали, она взяла со стола ручку и стала бездумно выводить на листочке какие-то узоры. Тут бы мне и уйти, но внезапно я, прежде, чем успела хоть мельком подумать, что делаю, произнесла:

— Елена Владимировна, вот у меня к вам вопрос остался, еще с той пары о прекрасном. Помните, вы говорили, что красота часто губительна? — я поперхнулась и, кажется, залилась краской, но остановиться уже не могла. — Просто мне рассказывали один случай… Вот у девушки был парень, которого она очень любила. Но вдруг у нее появилась очень красивая подруга. Даже не так. ОЧЕНЬ КРАСИВАЯ, — от смущения я едва могла дышать. — И вот в один момент эта девушка вдруг поняла, что ее тянет к этой самой подруге. Ну, в смысле, она будто влюбилась в нее, что ли… Может ли это быть только из-за ее красоты?

— Трудно судить, не зная ситуации. Впрочем, такие истории в Древнем Риме и Греции были в порядке вещей, — эстетичка удивленно подняла бровь, но, слава Богу, не сказала: «А подругу, наверное, зовут Алиса». Я облегченно выдохнула.

— Да, я читала как-то.

— И привлекать могла не только красота. Талант, сила, смелость. Любое качество, идеализируемое человеком. Но красота из них — самая разрушительная.

— Почему?

— Потому что большинство людей — визуалы. И восемьдесят процентов информации мы воспринимаем именно глазами. Влюбиться в картинку — проще простого, даже не играет роли, какого она пола — как неважно, какого пола прекрасная скульптура, — Елена Владимировна слегка прищурилась, рассматривая мое лицо. — Но ты ведь не это хотела услышать?

Если до того я была красной, теперь, похоже, слилась цветом с беленой стеной кабинета, даже голова закружилась.

— Ты хотела спросить моего мнения, нормально ли чувствовать влечение к человеку своего пола?

— Почему вы так подумали?

— Потому что своим вопросом ты хочешь оправдать ту девушку и переложить ответственность за возникновение этих чувств на ее красивую подругу. Но так не бывает. Всегда виноваты оба — кто-то искушает, а кто-то — поддается искушению. Дыма без огня не бывает.

Шах и мат.

Да, черт возьми! Мне хотелось услышать хоть от кого-нибудь, что со мной все в порядке, что это бесовское наваждение, что я могу любить Кирилла, даже заглядываясь на ангельское личико Алисы, и при этом знать: все дело в том, что мне просто нравится ее внешность, ничего больше. Я так разволновалась, что на глазах выступили слезы. Ой, нет. Надо срочно бежать! Меня душил стыд и разочарование, и стены закачались и поплыли перед глазами. Я потянула руку за своей сумкой, лежащей на тумбочке, и неуверенно качнулась, зацепив кипу бумаг, лежащих на столе. Они тут же разлетелись по полу.

— Ой, извините, — пролепетала я, бросившись собирать их по всему кабинету. — Я прямо как слон… в этой самой… лавке.

— Вика, причин таким чувствам может быть несколько, — эстетичка опустилась рядом со мной, помогая ликвидировать бедлам. — Так бывает, и не стоит винить этих людей. Часто к такому приводит нехватка материнской любви, иногда — неправильное воспитание…

— Да, — всхлипнула я. — Но что этой девушке делать теперь? Она ведь собралась выходить замуж! Она же любит своего жениха!

— Ах, вот как, — внезапно ухмыльнулась Елена Владимировна. — Ну, все просто. Скорее всего, девушка просто боится ответственности. И нашла себе красивый повод засомневаться в своих чувствах!

Я подняла на нее взгляд и удивленно замерла. Лицо женщины приняло вид непроницаемой задумчивости, будто она пребывала где-то далеко отсюда, а в глазах забрезжил странный блеск — может быть, ее последнее предположение натолкнуло ее на какую-то другую мысль, и она потеряла нить нашего разговора. Уже через несколько секунд, увидев, что я смотрю на нее, не мигая, Елена Владимировна вздрогнула и опять вернулась к собиранию бумаг.

— В любом случае, ей придется что-то решить, — жестко произнесла она. — И единственный способ — уничтожить одно из звеньев.

Я нахмурилась и непонимающе заморгала.

— Ну, то есть, убрать кого-то из них из своей жизни. Придется выбрать. И тут ты можешь рассказать той девушке, — улыбнувшись, добавила эстетичка, — что на паре эстетике в университете вы обсуждали — красота часто бывает губительной. И может быстро разочаровать.

Я положила на стол кипу бумажек и нагнулась за еще одной, залетевшей под стул. Сама не знаю, почему, мой взгляд зацепился на неровных строчках.

И дальше в таком роде. Стих был странным, почти без рифм, но с четким ритмом. Я не успела дочитать его до конца, Елена Владимировна выхватила из моих пальцев листок и быстро скомкала его.

— Это вы писали?

— Я, — она спрятала бесформенный комок в ящик стола, помотав головой. — Балуюсь немного. У меня уже как-то сборник выходил. Но вообще бумаги с чужого стола читать некрасиво.

Я опять покраснела, как помидор, и прошептала «Извините», твердо уверенная в том, что лучшей минуты уйти по-тихому прежде, чем вымочу еще одну глупость, уже не будет. Тихо выскользнула в коридор, попрощавшись со снова задумавшейся эстетичкой, и поклялась самой себе больше ни с кем, никогда и ни при каких обстоятельствах не обсуждать моих чувств к Алисе. Тем более, что после этого разговора стало немного легче. По крайней мере, я четко представляла перед собой выбор, который мне предстоит сделать.