Энн Стюарт - Повелитель тьмы

На службе у Ричарда числилось более двухсот человек: рыцари, простые солдаты, слуги и он, придворный маг и чародей. Демон, которым пугают женщин и маленьких детей. Грендель.

К своему положению Саймон Наваррский давно успел привыкнуть. Он не обращал внимания на испуганные взгляды, которыми провожали его встречные. Как должное принимал то, что умудренные жизнью, прошедшие огонь и воду рыцари бледнели, столкнувшись с ним лицом к лицу, и поспешно уступали дорогу. Даже такому отважному рыцарю, как сэр Томас, было бы проще вступить в поединок с двенадцатью врагами, чем встретиться взглядом с демоном.

Сэр Томас. Этот рыцарь давно привлекал внимание Саймона Наваррского. Сэр Томас, обманутый муж и строгий поборник морали. Сэр Томас, ненавидевший женщин и мечтавший провести остаток дней в тиши монастырских стен.

Саймон вспомнил, как встретил сэр Томас появление в замке сестер Ричарда. В первую секунду в его глазах читалось восхищение, но оно тут же сменилось болью, затаенным желанием и, наконец, холодным презрением.

Интересно, что же в итоге возьмет верх: суровая убежденность Томаса или обжигающая красота Клер? Такова интрига представления, ожидающего всех в ближайшие недели. Если Клер не попадется на эту удочку, Саймон заменит Томаса кем-нибудь другим, более привлекательным. И пусть Ричарду кажется, что он здесь всем управляет, но на самом-то деле это Саймон дергает всех за ниточки, в том числе и того, кто считает себя кукловодом. За последние три года власть Саймона над обитателями Соммерседж-Кип стала воистину безраздельной. Леди Хедвига предпочитает вообще не замечать присутствия Саймона, Ричард занят исключительно собой, а чародей… Чародей тем временем делает свое дело.

Впрочем, сэр Томас весьма подходящая фигура, и менять его вряд ли придется. Чутье никогда не подводило чародея и сейчас подсказывало ему, что капризная, ветреная Клер обязательно влюбится в сэра Томаса, тем более что тот женат и находится для нее за пределами досягаемости.

В зал вошла леди Клер. Взгляд ее остановился на сэре Томасе. Может быть, это было случайностью, может быть, взгляд самого Томаса притянул к себе Клер, ведь рыцарь смотрел на нее с таким явным неодобрением…

А может быть, так случилось просто потому, что Томас прежде всего был очень красивым молодым мужчиной.

Перст судьбы? Что ж, и это возможно.

— Клер! — приветственно воскликнул Ричард, обмакивая в кубок с элем надкушенный ломоть хлеба. — Подойди, сядь здесь, между мной и своим будущим супругом. Скажи, что ты хочешь получить в подарок к свадьбе. Я, например, собираюсь подарить тебе жемчужное ожерелье, которое принадлежит моей жене. У Хедвиги слишком толстая шея для такого ожерелья. Кошелек у нее тугой, так что она сможет купить себе что-нибудь более подходящее для того, чтобы предстать перед господом во всей своей красе. А это ожерелье словно специально создано для такой изящной тонкой шейки, как твоя.

Клер оторвала взгляд от лица сэра Томаса и посмотрела на Ричарда с плохо скрываемым отвращением. Затем осторожно скосила глаза на сидевшего рядом с ним мага.

Старшая сестра заверила ее, что все будет хорошо, но чародей молчит. О чем он думает? Чего ей ожидать?

О чем думал сейчас Саймон Наваррский? Прежде всего о том, что смогла запомнить Элис из событий прошедшей ночи. И запомнила ли она вообще хоть что-нибудь, или вино с подмешанными в него травами и долгий сон сделали свое дело? Вчерашний поступок Элис был достоин в глазах Саймона удивления и уважения. Ведь лишь немногие, самые отважные, из рыцарей осмеливались робко перешагнуть порог его покоев. Ни одной женщине до сих пор такое было не под силу — за исключением маленькой, но бесстрашной Элис.

Элис, разумеется, тоже была здесь, и платье, надетое на ней, выглядело уродливее вчерашнего. Прошлой ночью Саймон не раз подумал о том, что нарядов страшнее, чем ее коричневое платье, на свете не бывает, и ошибся. Сегодняшнее платье было Элис длинно и широко. Подол его волочился по полу, а бесформенные рукава мотались при каждом шаге, словно крылья пьяной летучей мыши. Волосы Элис, туго стянутые в пучок, оставляли открытым лоб, отчего лицо девушки казалось еще проще. В глубине ее глаз притаилась боль, и Саймон понял, что у Элис раскалывается голова. Еще бы! Его вино не только погружает в сон, наутро от него болит голова и мучительно сводит желудок — особенно если ты попробовал это зелье в первый раз.

Элис повернула голову и посмотрела на Саймона. В ее взгляде он прочитал надежду и смущение. Возможно, она думает, что все события вчерашней ночи ей только приснились? Ведь она потеряла сознание в его покоях, а очнулась после долгого сна у себя в спальне.

Вчера Саймон долго раздумывал над тем, как ему поступить. Ему очень не хотелось, чтобы до тела Элис дотрагивались чьи-то чужие руки. Наконец он позвал Пьера, сильного молодого слугу, о котором было известно, что он абсолютно равнодушен к женскому полу. Тот взял Элис на руки и под надзором Саймона отнес девушку в ее комнату.

По дороге она, к счастью, не проснулась. Не проснулась и Клер, когда Пьер внес Элис в комнату и уложил спящую на постель. Волосы Клер разметались во сне по подушке, отчего ее лицо сделалось еще прекраснее. Откинутая за голову рука натянула тонкую ткань ночной рубашки, и та туго обтянула все изгибы восхитительного тела Клер. Саймон на минуту склонился над красавицей и с удивлением отметил, что испытывает при этом ничуть не больше волнения, чем Пьер, тяжело сопевший у него за спиной.

Саймон отослал Пьера прочь, а сам ненадолго задержался, склонившись над спящей Элис. Она спала глубоко, тихо, уютно свернувшись калачиком.

Господи, какой желанной она была в эту минуту для Саймона! Страсть, пробудившаяся в его сердце, не на шутку встревожила мага. Ведь он полагал, что с этим чувством для него покончено давным-давно и навсегда. Что же за сила заключена в этой маленькой отважной женщине, если ей удалось оживить то, что, казалось, умерло навек? Наверное, это можно было бы назвать чудом, если бы только Саймон не был магом и не знал наверняка, что чудес на свете не бывает.

Но как же все-таки случилось, что он, великий маг и чародей, оказался в плену у маленькой женщины — да еще такой простой и обыкновенной, как леди Элис из Соммерседжа?

Саймон вспомнил о том, что Элис мечтала стать монахиней. Что ж, было время, когда и он сам был монахом, — недолго, правда, только до той минуты, когда земные желания и страсти не оказались сильнее обращенной к небесам молитвы.

Саймон не помнил, как долго он простоял возле постели спящей Элис, но на своей высокой кровати ворочалась Клер, и ему пришлось поспешно отпрянуть в тень. Клер невидяще повела глазами по сторонам и снова провалилась в сон. Тогда Саймон вновь подошел к кровати, на которой спала Элис. Ему вдруг ужасно захотелось самому оказаться на этом ложе, лежать, ощущая тепло женского тела и чутко прислушиваясь к легкому дыханию спящей. Хотелось снять с Элис уродливые тряпки и увидеть, что скрывается под ними.