Джорджия Ле Карр - Сорок 2 дня (ЛП)

— Ты в порядке?

— Да. Я находился в безопасности, в то время, как ты были в опасности.

— Насколько ты видишь, я в порядке.

Он делает глубокий вдох, но его грудь сжимается.

— О, Боже, мысль о том, что тебе что-то угрожает…

— Как ты узнал, куда отправить Брайана?

— Наша квартира прослушивается, не только моим отцом, но и мной тоже. Я знал, что он приходил к тебе и о чем был разговор.

— Значит, ты понял, что, когда мы были в отеле «Ритц», я собиралась оставить тебя.

Он кивает.

— Почему ты не попытался остановить меня?

— Единственное, что было на моей стороне — это элемент неожиданности.

— Где твой отец сейчас?

Его глаза становятся холодными и бесчувственными.

— Пятнадцать минут назад он стал жертвой авиакатастрофы.

— Ты убил его, — ахаю я, совершенно в ужасе.

— Да, — категорично и жестко отвечает он.

— Почему? — мой голос, словно шелест.

— Потому что он хотел ликвидировать полностью то, что я люблю больше всего в этом мире. А то, что мой отец хочет, он всегда получает.

— Ты убил своего отца из-за меня? – недоверчиво спрашиваю, по-прежнему до конца не веря. Слова, которые я так долго ждала, теперь осквернены.

— Настоящая проверка любви не в готовности убить кого-то, а быть в состоянии отдать свою собственную жизнь за них. Я думаю, я доказал свою любовь к тебе больше года назад.

— О нет, что ты наделал? — я закрываю от ужаса глаза. — Он не собирался убивать меня. Он просто хотел, чтобы я ушла из твоей жизни. Он собирался создать мне новую личность.

— Моя маленькая невинная, Лана, как мало ты знаешь о нас. Дешевле и гораздо менее хлопотно заказать кого-то убить, чем создавать им новый статус и поддерживать их всю жизнь.

Я отрицательно качаю головой, находясь в состоянии полного шока. Блейк убил своего собственного отца, я не в состоянии поверить в это. Все облажались по полной.

— Ты сядешь в тюрьму?

Он грустно улыбается.

— Сколько миллиардеров ты знаешь, томящихся в тюремных камерах?

— Значит, ты убил его, — говорю я снова, словно если я буду это повторять, что-то изменится.

— И сделал бы это снова.

— Почему он так ненавидел меня?

— Он не ненавидел тебя, Лана. Ты просто стояла на его пути. Он хотел Сораба.

34.

Я ношу этот терновый венец,

Возвышаясь на кресле лжеца

Полный прерывистых мыслей,

Которые не могу восстановить.

Боль, Версия Джонни Кэша

— Сораба? – ахаю я, совершенно запутавшись.

— Ты искала Кроноса. Ты его нашла? — спрашивает он с грустью.

— Твой отец сказал мне, что я должна искать Эль.

— А ты?

Я отрицательно качаю головой. Я не могу вспомнить подробности, все мои мысли находятся в каком полном раздрае.

— Только кратко, на большее не хватило времени. Это имя Всевышнего Бога, прежде чем оно стало универсальным именем Бога.

— Mммнннн, — но он не слушает на самом деле. Он отворачивается от меня, и опирается лбом на ладонь. — Вспомни, когда мой отец сказал тебе, что его отец был банкиром, он банкир, и его сын будет банкиром. Ну, вот кое-что он не сообщил тебе. У моего отца был умерщвленный брат, у меня был умерщвленный брат и брат Сораба может быть тоже умерщвлен.

Я чувствую, как кровь отливает от моего лица. Я хватаю его за руку и разворачиваю лицом к себе.

— Что ты хочешь этим сказать?

В его глазах плещется такая темнота, что мне становится жутко и страшно за него.

— Интересно, как Википедия, трактовала требование высшего Бога?

Мои пальцы становятся ледяными.

— Жертвоприношение первенца, — я щурю глаза. — Ты пытаешься сказать мне, что твоя семья относиться к сатанистам?

— Нет, это грубо и неграмотно. Мы сыны Эль.

Я отсраняюсь от него, чувствуя себя одним из мальчиков ловцов за жемчугом, запутавшимся в водорослях, и начинающим задыхаться.

— Стой, подожди минутку. Я не могу переварить все сразу. Я сожалею, но просто слишком много всего, и от этого я чувствую себя больной, — и даже больше, к горлу подкатывает тошнота.

— Мы рассчитываем, что люди при ближайшем рассмотрении недоверчиво отвернуться, потому что созерцать это слишком ужасно, такова наша защита. Ты все еще хочешь узнать правду, Лана? Ты хочешь узнать какой я монстр, или может нам следует вернуться к тем нам прежним, которыми мы были? Мы можем сколько угодно притворяться, что я — твой рыцарь в сияющих доспехах, и что ты сделала правильный выбор, когда приняла мое предложение, а не Руперта. Но ты сделала свой выбор.

Я пытаюсь глубоко дышать, чтобы выйти из состояния шока. Я хочу знать правду. Всю. Достаточно лжи и претензий. И даже если мне от нее будет слишком больно, я все равно выплыву и достигну поверхности и света.

— Я хочу знать правду, какой бы она ни была, — говорю я ему.

— Люди думают, что они ничем не отличаются от нас, что мы все играем по тем же правилам, как и они. Они думают, что если будут стремиться достигнуть большего и упорно работать, то им подвернется счастливый случай, и они смогут стать одним из нас. Этого никогда не произойдет, потому что это совсем далеко от истины.

— Мы не просто разные, мы отличаемся полностью своим видом. Мы добровольно готовы идти дальше, чем кто-либо другой. Благодаря нашим голым амбициям, которые сжимают и делают сердца хладнокровными, мы добровольно выстраиваемся в стройные шеренги и идем в эту вызывающую ужас темноту. И тьма требует увеличения своей силы над другими и сохраняет себя, за счет поглощения невинной энергии других людей.

Мое сердце бьется с такой силой, что этот стук отдается в моих ушах.

— Каждые три минуты в Соединенном Королевстве пропадает одинокий ребенок, по всему миру миллионы исчезают каждый год. О них больше никто не слышал, не видел и не находил. Что ты думаешь происходит с ними?

Я слишком ошеломлена, чтобы отвечать, у меня нет слов.

— Несколько дней в году, точнее сказать восемь дат, десятки тысяч детей приносятся в жертву, не только сыновьями Эль, конечно, но и сатанистами и другими культами по всему миру. В ночь осеннего равноденствия, 21 сентября, в течение трех дней, начиная с сегодняшнего, и Сораб был бы ритуально убит, принесен в жертву, как в свое время мой брат, его дядя, и дядя перед ним.

Мои руки сами собой соединяются ладонь к ладони, и я начинаю медленно покачиваться.

— Я должен был остановить его, — говорит он, его лицо побелело.

— Почему нельзя было просто убежать? Почему нужно было проливать его кровь, чтобы она была на наших руках?

— Нет места на земле, где Сораб и ты были бы в безопасности. Только со мной, стоящим у руля и воплощающим предназначенную программу действий, хватит сил защитить вас.

— Но я не хочу, чтобы ты стоял у руля такой больной и извращенной религии, — плачу я.