Брэм Стокер - Врата жизни

Этого Гарольд вынести не мог, он прервал Стивен. Она не должна была винить себя.

– Нет! Ты не должна говорить о стыде. Тебе не в чем стыдиться, Стивен. В этом нет ничего постыдного, и никто не посмеет осуждать тебя в моем присутствии!

В глубине души Стивен испытала восхищение, услышав это. На мгновение ей захотелось довериться Гарольду, сделать то, что было с детства привычным. Его лицо, манеры располагали и напоминали о самых спокойных и благополучных днях ее жизни. Но ослепление гнева взяло верх, сметая на своем пути здравый смысл и саму память. Ей предоставлялась возможность ранить его, выплеснуть свою боль, заставив страдать другого, как будто это могло принести ей облегчение.

– Даже здесь, в уединении, которое я добровольно избрала, чтобы укрыться со своим стыдом, я не могу оставаться в покое! Ты явился сюда без приглашения, я не ждала тебя, даже не думала о тебе. Ты не глуп, так что мог бы догадаться, что здесь я хочу побыть одна. Этот стыд – мой и только мой, я должна принять свою кару. Мою кару! Разве не могу я ожидать, что останусь наедине со своим позором, а не должна буду признаваться в нем всему свету!

Слова ее и вправду были для Гарольда, словно пощечина. И Стивен хотела этого, ей было почти приятно нанести удар по любящему сердцу.

– Но ты явился сюда, чтобы усилить мои страдания, чтобы страдания мои умножились. Ты единственный, кто имеет возможность потревожить меня в моей печали и отчаянии. Это право предоставил тебе мой отец. Ты пришел сюда без предупреждения, ты говоришь, что был уверен, что найдешь меня здесь, потому что сюда я всегда приходила в беде. Нет, ты сказал иначе… когда я в тревоге и сильном волнении! Волнении! И теперь ты являешься и заявляешь, что любишь меня. Ты думал: если один мужчина отказал мне, я брошусь в объятия другого! Мне нужен мужчина, боже, боже! Что же я сделала, чтобы внушить тебе такие мысли? Ты пришел, чтобы защитить меня? В благодарность за доброту моего отца? – она пристально смотрела ему в глаза, гнев ее казался физически ощутимым.

Она хотела ранить его, и ей это удалось. Однако нервы Гарольда были достаточно крепкими, а когда ему был брошен прямой вызов, он лишь собрался с силами. Несмотря на смертельную боль, он не дрогнул. Он стоял перед ней, как скала, на которую обрушиваются яростные волны, захлестывая пеной. Лицо его побелело. Стивен видела, что происходит с ним, но не могла справиться со своим ожесточением. Она упорно стремилась к прежней цели, но никак не могла почувствовать настоящего торжества. И это толкало ее вперед.

– Полагаю, ты считаешь меня несчастной, отвергнутой, оскорбленной женщиной, которая так сильно хочет замуж, что готова откликнуться на любое предложение, воспользоваться любым шансом. По-твоему, я только и мечтаю, чтобы вручить кому-нибудь себя… и свое состояние!

– О, Стивен! – воскликнул потрясенный Гарольд. – Как ты можешь говорить настолько ужасные вещи?

Но его протест лишь распалил ее еще больше.

– Зачем я вообще тебя встретила когда-то? Зачем отец относился к тебе как к сыну? Он был к тебе так добр, а ты теперь оскорбляешь его дочь в момент, когда она испытывает боль и стыд! – она задыхалась от гнева.

Гарольд воспользовался паузой, чтобы сказать:

– Стивен, я никогда не хотел причинить тебе вред. Прошу, не говори так! Я думал только о твоей пользе! Я хотел…

Она откликнулась новой вспышкой гнева:

– Вот, ты сам сказал: ты думал о моей пользе! Я настолько беспомощна, что сама не могу позаботиться о себе, мне для этого нужен муж. Уйди с глаз моих! Мне жаль, что я знала тебя все эти годы. Надеюсь, Бог избавит меня от новых встреч с тобой! Уходи! Уходи! Уходи!

Это был конец! Для честного и прямодушного Гарольда немыслимо было ожидать такого. Сердце его было открыто для Стивен, в нем не было ни тени, ни сомнений – только бесконечная преданность и любовь. Стивен – его Стивен! – лучшая и самая дорогая женщина на свете – прогоняет его, говорит такие безжалостные, беспощадные слова! Это был смертельный удар. Неумолимость и непоправимость случившегося перевернула ему душу, лишила его сил. Он подумал, что и вправду причинил Стивен страдание, ведь даже в этот момент он беспокоился о ней больше, чем о себе. Она не желает его видеть, она сожалеет о самом их знакомстве… Жизнь его была разбита вдребезги. Не было для него теперь счастья во всем свете! Зачем работать, зачем вообще жить после этого?

Он медленно и торжественно поклонился, молча развернулся и пошел прочь.

Стивен смотрела, как он уходит, его высокая фигура некоторое время мелькала среди деревьев, а потом скрылась из виду. Девушка была так переполнена собственными страстями, что наблюдала за его исчезновением неподвижно, скованная слишком большим напряжением, парализованная. Даже эта сцена не смогла изменить ее настроения. Наконец она сдвинулась с места, несколько раз прошла туда-сюда по поляне, с каждым поворотом ускоряя темп, словно внутреннее натяжение нервов переходило в физический порыв, словно усталость могла истощить ее ярость. А потом она резко остановилась, как будто наткнулась на невидимый барьер. Со стоном бессилия она опустилась на холодный мох.

Гарольд прошел через рощу, как в бреду. Большое и малое перемешалось в его разуме. Он подмечал все вокруг – следуя хорошо знакомым, привычным путем, он смотрел на предметы новыми глазами, однако это внимание было бесцельным и ненамеренным. Впоследствии он мог закрыть глаза и припомнить дорогу в тот день в мельчайших подробностях, увидеть снова каждую деталь на пути от места встречи со Стивен до железнодорожной станции рядом с Норчестером. И каждый раз, когда он вспоминал об этом, в глазах его были слезы. Но теперь он думал лишь о том, чтобы как можно скорее и незаметнее покинуть рощу и окрестности. Инстинктивно мысли его обратились к Лондону. На дороге до станции он почти никого не встретил, попалось лишь несколько крестьян. По привычке он с улыбкой приветствовал их, но не останавливался, чтобы обменяться парой слов. Он хотел было купить билет до Лондона в один конец, но в последний момент подумал, что это покажется странным, а потому попросил билет туда и обратно. Когда одно дело было сделано, он подумал, что необходимо уладить и другие, а потому отправил домой телеграмму домоправительнице, сообщая, что отправляется в Лондон по срочной необходимости. И только теперь вспомнил, что надо позаботиться и о средствах, так что решил проверить, сколько денег у него с собой, но, едва взявшись за кошелек и бумажник, пришел к заключению, что обойдется тем, что есть, как бы мало там ни было. Он покидал Норманстенд и все связанное с ним навсегда, чтобы искать приют как можно дальше от знакомых мест. Жизнь была окончена! Его ничто не ждало впереди, не на что было оглядываться, некуда возвращаться! Настоящее было заполнено болью и отчаянием. Впрочем, практичность брала свое: он спокойно обдумывал дела, планировал следующие шаги, взвешивал возможности. Он и теперь не в силах был бы упрекать Стивен или огорчать ее. Даже теперь сердце его принадлежало ей. Никто и ничто на свете не имело для него значения, лишь ее желания, ее покой и счастье. И ему приходилось покидать ее в тот момент, когда она, сама того не понимая, больше всего нуждалась в его поддержке.