Кэтрин Коултер - Блондинка в черном парике

— Так вы и есть тот самый мужчина, который похитил Салли, я прав? Именно вы вломились в мою лечебницу?

Джеймс улыбнулся Бидермейеру:

— «Да» по обоим пунктам обвинения. Как поживают немецкие овчарки? Милые собачки и знают толк в хорошем сыром стейке.

— Вы не имели права вламываться в мое заведение! Я затаскаю вас по судам!

— Пожалуйста, потише, Альфред, — вмешалась Ноэль. — И вы тоже, мистер Квинлан. Салли, почему бы тебе не присесть? Может быть, хочешь чаю?

Ты выглядишь изможденной — такая худенькая, тебе нужно отдохнуть.

Салли посмотрела на мать и медленно покачала головой.

— Прости, Ноэль, но я боюсь, что доктор Бидермейер с твоего позволения мог подмешать в чай снотворное.

У Ноэль сделалось такое лицо, будто дочь ее ударила. Казалось, она обезумела. Протянув руку, Ноэль шагнула к Салли.

— О нет, Салли! Я же твоя мать! Я не могу тебе навредить! Ради Бога, не говори так! Я желаю для тебя только самого хорошего.

Салли дрожала мелкой дрожью. Джеймс взял ее за руку, ощутимо сжав, и проводил к небольшому диванчику. Он держался почти вплотную к ней, понимая, что ей очень важно чувствовать рядом его присутствие, ощущать его теплоту, твердость его духа. Заложив руки за голову, Джеймс принялся разглядывать всю троицу из-под полуопущенных ресниц.

Он обратился к Скотту Брэйнерду, который теперь яростно пыхтел своей трубкой:

— Расскажите мне, как вы впервые встретились с Салли.

— Да, Скотт, расскажи ему, — поддержала Салли.

— Если я это сделаю, ты скажешь ему, чтобы он убирался из нашей жизни ко всем чертям?

— Это не очевидно, — ответил за нее Квинлан. — Я скажу вам то, что могу обещать совершенно твердо: я обещаю не бросать Салли в кутузку.

— Я очень рада, — проговорила Ноэль. — Салли необходимо надежное убежище. Доктор Бидермейер об этом позаботится, он мне это пообещал.

«Черт бы их подрал, они повторяют имя Бидермейера как молитву», — подумал Квинлан. Неужели Ноэль тоже часть этого заговора? Или она настолько легковерна? Как можно, неужели она не в состоянии посмотреть трезвым взглядом на собственную дочь? Разве она не видит, что Салли совершенно нормальна?

Скотт принялся расхаживать по комнате, то и дело посматривая то на Ноэль, которая, в свою очередь, смотрела на Салли так пристально, словно пыталась прочесть мысли дочери, то на Бидермейера, расположившегося в большом уютном кресле и пытавшегося принять столь же непринужденно уверенный вид, какой так легко удавался этому чертову фэбээровцу.

— Я встретил Сьюзен в Национальной галерее искусств, на выставке Уистлера. Это был восхитительный вечер. Они представляли публике шестнадцать «японских» полотен Уистлера. Салли появилась в компании друзей — как всегда, впрочем. Нас представил друг другу один адвокат. Мы разговорились, потом выпили кофе. После я пригласил ее на обед." Именно так все и началось — ни прибавить, ни убавить. Мы с Салли обнаружили, что у нас много общего. Влюбились друг в друга. Поженились.

Бидермейер неторопливо встал и демонстративно потянулся.

— Ужас, до чего романтично. Скотт. Ну да ладно, поговорили и хватит. Уже поздно, Салли нужно отдохнуть. Нам пора отправляться, детка.

— Я так не думаю, — произнесла Салли настолько спокойно, насколько могла. Джеймс почувствовал, как дрожит ее рука. — Мне двадцать шесть лет, я абсолютно здорова. Вы не можете заставить меня ехать с вами. Кстати, Скотт, ты случайно забыл рассказать Джеймсу, почему, до тех пор пока мы не поженились, ты не упоминал, что работаешь на моего отца.

— Но ты никогда и не спрашивала, ведь так? Ты была слишком поглощена собственной карьерой, всеми этими изысканными вечеринками и эксцентричными друзьями. На самом деле ты не слишком интересовалась, чем я занимаюсь. Ты никогда меня не расспрашивала, черт бы тебя побрал!

— Я спрашивала, только ты ни разу не ответил прямо: ты просто говорил, что работаешь в юридической фирме, и этим ограничивался. Я прекрасно помню, что спрашивала, но ты никогда особо не распространялся.

Квинлан почувствовал нарастающее напряжение Салли и незаметно для других еще крепче сжал ее руку. Она прекрасно справляется. Квинлан был доволен и полон оптимизма. Однако чаша его терпения по отношению к этой троице быстро переполнялась. «Еще немного, — подумал он, — теперь уже скоро».

Чуть помедлив, Салли спокойно произнесла:

— Честно говоря, после того, как я узнала, что у тебя роман на стороне, мне стало решительно все равно.

— Это ложь! Не было у меня никакого романа! Я всегда был тебе верен, даже эти последние полгода.

Ноэль покашляла, прочищая горло.

— Так мы ни к чему не придем. Салли, ты хочешь сказать, что совершенно здорова, а в лечебнице ты подвергалась жестокому обращению со стороны отца…

— И доктора Бидермейера. У него был маленький придурковатый санитар по имени Холланд, которому нравилось меня раздевать, купать в ванне, причесывать мне волосы, и он обожал просто сидеть на краешке моей кровати и пялиться на меня.

Ноэль повернулась к Бидермейеру.

— Это правда? Тот пожал плечами.

— Лишь отчасти. За ней действительно ухаживал санитар по имени Холланд. Сейчас он уволился. Возможно, он когда-то перешел границы. Такое случается, Ноэль, особенно если пациент так тяжело болен, как наша Салли. Что же касается остального, то это всего лишь часть ее заболевания — галлюцинации, мрачные фантазии. Поверьте мне, Ноэль, так же, как вы верили своему мужу и Скотту. Скотт жил с ней бок о бок, он видел, как распадается ее личность. Верно я говорю, Скотт? Брэйнерд кивнул.

— Да, это производило пугающее впечатление. Поверьте, Ноэль, мы вас не обманываем.

И Ноэль Сент-Джон им действительно поверила. Квинлан видел это по ее лицу. У нее появилось выражение глубокой боли и вместе с тем какой-то определенности, новой решимости. Обращаясь к дочери, она сказала:

— Послушай меня, Салли, я тебя люблю и всегда любила. Ты поправишься, мне безразлично, сколько это будет стоить. Тебе будет обеспечен самый лучший уход. Если не хочешь лечиться у доктора Бидермейера, мы найдем другого врача. А пока что, дорогая, прошу тебя, возвращайся с ним в лечебницу. Там ты будешь под надежной защитой.

— Судья Харкин объявил тебя умственно недееспособной. Ты ведь даже не помнишь, как проходило слушание дела, правда? Что ж, ничего удивительного, ты была очень больна. На протяжении всего слушания ты не произнесла ни единого слова — просто сидела, уставившись в пространство перед собой. Я пыталась с тобой заговорить, но ты смотрела сквозь меня и не видела, даже не узнала. Это было ужасно.

После смерти отца я считаюсь твоим опекуном, фактически мы оба, я и Скотт. Прошу тебя, Салли, доверься мне. Я желаю тебе только добра, девочка моя, я тебя люблю.