Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997

– Это понятно, что мне, и вещ док с отпечатками нам очень, нужен и, это поменяет дело! В корне! Но вот кружка? Зачем кружка Клюфт?! – недоумевал Маленький.

Павел Сергеевич вновь тяжело вздохнул и, опустив глаза, тихо сказал:

– Я прошу тебя Андрон, если это возможно, прежде чем ты нож к делу попытаешься приобщить, сначала проверишь отпечатки на ноже и кружке,… если они сойдутся…

Маленький присвистнул:

– Вот оно как! Ты хочешь сказать, что боишься, что на ноже отпечатки могут быть твоего внука? И окажется это он все-таки убил ту женщину?!

Но Павел Сергеевич ему не ответил, он встал с лавки и, отвернувшись, молча, смотрел вдаль аллеи.

– Так… совсем весело, а кружка, как я понимаю, с настоящими отпечатками пальцев из этой кружки пил твой внук,… – допытывался Маленький.

Павел Сергеевич обернулся и угрюмо сказал:

– Он пил из нее кофе, поэтому она грязная, она у него в комнате стояла за кроватью…

Маленький почесал макушку и, достав вновь фляжку, сделал еще пару глотков:

– Да… дела… пить я стал с тобой. Раньше так много никогда не пил. Слушай Клюфт, ну а если на ноже и вправду есть отпечатки пальцев твоего внука? Что тогда? Что делать?

– Ничего… – выдавил из себя Клюфт.

– Как это ничего? Не понял…

– Так ничего, если это он сделал. Пусть его судят по справедливости…

– Да ты что?!!! Совсем с ума сошел?!!! Как так по справедливости?! Его ж упакуют на пятнадцать лет! Ты, что не понимаешь, ты его больше никогда не увидишь, потому как не доживешь, когда он выйдет на свободу?!

– Ну и пусть… значит, он заслужил. Значит и у меня судьба такая…

– Ну, ты совсем с ума сошел! Совсем!!! Это ж твой внук! Твоя кровь! Ты что? – возмущался Маленький. – И потом, а Вика? Ты о моей внучке подумал?!

– А ты?!!! А если он, правда, убийца? Если он, правда смог лишить жизни человека? Пусть даже из-за ревности, пусть даже из-за любви?!!! А вдруг потом и твою внучку, вот так, из ревности?!

Андрон Кузьмич испуганно посмотрел на Клюфта:

– Замолчи! Ну, ты даешь! Вот семейка! То умереть готов за то, что внук невиновен, а то… нет точно чокнутая семейка!

– Слушай Андрон, я сегодня ночью много думал. Понимаешь, не должен человек даже из-за того, что это его любимый человек и единственный зло покрывать, зло оно не должно прикрываться любовью. Зло и любовь несовместимы,… тогда и любовь в конечном итоге может во зло превратиться. Я долго сегодня ночью думал. Это надо сделать. Прошу тебя, сделай это! Проверь отпечатки пальцы на идентичность!

Маленький молчал. Он тяжело дышал и, задрав голову, смотрел куда-то в небо. Павел Сергеевич ждал, он смотрел на этого человека и не мог поверить сам себе. Он ждал помощи от него! Он заставлял его решить судьбу его самого близкого человека – Вилора, единственного человека связавшего его с прошлым, а может быть их с прошлым?

«А может быть, он тоже так считает? Может Вилор и для него чем-то дорог, дорог памятью о прошлом, о молодости о любви? Боже мой! Я называю его Андрон, по имени, словно мы старые друзья, словно родственники дальние. Какой-то абсурд жизни! Какой-то абсурд судьбы!»

– Скажи Андрон, а Вера,… она как тебя называла, так же?

Маленький покосился на Клюфта и хмыкнул:

– А как, по-твоему, ей было меня назвать, имя у меня такое…

Павел Сергеевич грустно улыбнулся:

– Так ты сделаешь, что я прошу?

– Сделаю, – буркнул Андрон Кузьмич. – У меня, что есть выход? Раз уж ввязался…

– Спасибо тебе, – вымолвил Клюфт.

Маленький тяжело вздохнул:

– А, что делать-то потом? А?! Что потом?

– В смысле? – хмыкнул Клюфт.

– Ну, если там отпечатки будут не твоего внука? Что делать?!

– Ты сам реши. Ты же знаешь, тебе видней, – грустно ответил Павел Сергеевич.

Маленький глотнул коньяк из фляжки и протянул ее Павлу Сергеевичу.

– Слушай Клюфт, ты действительно готов посадить своего внука, вернее ничего не предпринять, пустить все на самотек?! Готов?! Ты действительно готов больше с ним не увидеться, ради какой-то там порядочности?!

Клюфт вытер рот ладонью и, закрутив крышку на фляжке, вернул посудину Андрону Кузьмичу и, похлопав его по плечу, тихо сказал:

– Не обижайся Андрон, но ты, наверное, правда не хочешь узнать, что это такое, быть честным до конца. Не обижайся, возможно, Бог не дал тебе этого. Вот так, рискнуть, пожертвовать всем ради правды. Ради чести!.. Ты удивляешься, но есть такие люди, которые готовы сделать это.

Маленький ухмыльнулся, качая головой, он обиженно ответил:

– Я может и не готов, но это я вынужден, за честными, готовыми на все людьми, как ты говоришь, исправлять ошибки. Конечно, во всем виноват уборщик, но мусорит-то кто? Страшно мне за вас, вот таких, слабеньких раскисших интеллигентиков, опустили ручки и все на Бога сваливаете, а сами не подумали, может у него если он конечно есть, у Бога и без того забот полным-полно! Забот более важных, а эти-то вот ваши проблемы, вы сами могли бы решить…

– Нет, я подумал, поэтому и обратился к тебе, Бога тревожить не хочу! Скажу тебе, признаюсь. Может быть тебе легче станет. Мне и обратиться-то больше не к кому…

Маленький медленно встал с лавки и, не прощаясь, пошел прочь, вдаль по аллеи. Павел Сергеевич смотрел ему в след и вдруг подумал, что ему сейчас так же тяжело.

– Ты стала совсем взрослой и настоящей красавицей! Еще немного и просто влюблюсь в тебя, как в женщину! А это нельзя допустить, Вика не одевай ты таких коротких юбок! Это слишком сексуально!

Виктория стояла, опершись локтями на тяжелую чугунную решетку ограждения набережной. Где-то под ногами, в трех метрах ниже, струился Енисей. Темно-синие, почти черные волны, временами, словно вспыхивали искорками белых гребней, пенящихся от силы течения. Сила реки немного пугала. Человек, наблюдавший за этим потоком, невольно представлял, что окажись он сейчас в этих холодных, почти ледяных водах. Он неминуемо бы погиб через пять минут.

«Вот так и любовь, она затягивает, словно река и поглощает человека, он пытается сопротивляться, но сделать ничего не может, он обречен. Он во власти чувств. И он готов исчезнуть в этой силе течения страстей! Господи, как пафосно я думаю? Я изменилась, он говорит, что я изменилась, но он не знает, насколько я изменилась?!» – Виктория знала, человек рассматривает ее ноги и фигуру.

– Вика, я тебя люблю, как дочь, но ты должна догадаться. Я больше с твоим отцом никаких дел не виду.

Виктория посмотрела вдаль, он попыталась разглядеть маленькие человеческие фигурки на противоположенном берегу, но не смогла, слишком далеко, виднелись лишь крохотные черные точки.

– Я влюбилась дядя Сережа. Сильно влюбилась…

Сергей посмотрел на девушку, медленно подошел и, погладив ее по волосам, встал рядом, тоже опершись на перила чугунной ограды.