Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997

Лидия!

Он не смог ее даже проводить в последний путь!

Лысый, как будто почувствовал настроение соседа и, хлопнув его по спине, подбодрил:

– Ты это… поэт,… ты клюв-то не опускай! Во-первых, надо выпутываться из этого дерьма! А во-вторых надо счета предъявить к тем, кто тебя подставил. Сам что, подозреваешь кого?

Вилор махнул рукой:

– Мне нет смысла выходить на волю, да и мстить не смогу,…

Худой покачал головой:

– Эй, братан, ты брось. Воля она воля! Да и тебе ломаться сейчас не резон. Спускать смерть, тем более, как ты говоришь любимой бабы, нельзя. У тебя на воле кто остался?

– Дед… и все…

Лысый ловко слюнявил уже потухшую папироску, передвигая ее языком из одного угла губ в другой.

– Да хреново! Братан, ты ж говоришь, еще какая-то баба была, ну из-за которой подставили?!

Вилор словно встрепенулся:

– Ах, да, Вика… да она совсем молодая девчонка, ее вмешивать не надо, жизнь ломать.

Щукин неожиданно представил лицо Вики. Ее черты улыбку и немного наивный взгляд. Он закрыл глаза и тяжело вздохнул.

Но лысый не дал ему остаться один на один сов своими мыслями:

– Как это не надо… тебе ломают, а ты?! Нет, братан, ты не прав. У тебя кто кстати копач?

Щукин устало посмотрел на соседа:

– Копач? Кто это?

– Ну, следак? Следователь, что дело ведет, кто у тебя?

– А-а-а… да вроде какой-то Нелюбкин…

– Нелюбкин?!!! – худой задумался, он внимательно посмотрел на Вилора и грустно сказал. – Да… попал ты братан, этот Нелюбкин живоглот еще тот! Сука! Смотри, этот копач беспредельщик. Он тебя на допрос дергал?

– Нет еще,…

– Ну, смотри. У тебя есть доктор уже?

– Доктор? Да я вроде не болен…

Худой ухмыльнулся и, улыбнувшись, весело добавил:

– Я про адвоката, у тебя есть адвокат?

– Мне назначили бесплатного, но я его не видел.

– Доктор от ментов – это Бивень! Он тебе на хрен не нужен! – отрезал уголовник.

– Бивень, это что, как фраер? – поинтересовался Вилор.

– Не… хуже,… короче тебе надо своего доктора. Адвоката надо хорошего, у тебя филки-то есть на воле? – деловито спросил худой.

– Деньги, что ли, есть немного, – равнодушно ответил Щукин.

– Ты заряжай деда своего, что бы он шел в нормальную контору адвокатскую и доктора там грамотного нашел. Адвокат тебе нужен понтовый. А иначе этот Нелюбкин тебе такое дело сошьет! Ты, этого адвоката назначенного, гони. Там у них полный театр, разыграют пьесу и, не заметишь!

Вилор не понимающе смотрел на худого, Щукин пытался разобрать смысл его длиной тирады.

– Что значит – разыграют пьесу?

Уголовник похлопал ладонями себе по коленям:

– Да договорятся они между собой, следак твой и доктор, адвокат у тебя все вытянет все твои слабые стороны и копачу все сольет, за бабки конечно, если дело заказное, ему-то какой резон тебя тащить? Он бесплатно тебя защищает, а бесплатно сам знаешь… так что адвокатишка ментовский, он все следаку и сольет, а следак так дело повернет, что ты сам себя и подставишь. Оговоришь. Так что на суде по полной и получишь.

– А разве суд не разбирается в тонкостях? Разве… – наивно спросил Щукин.

Но лысый даже не дал ему договорить, он с возмущением выпалил:

– Ты что фраер? Какой на хрен суд?!!! Как намажут, так и судят! У нас суд профанация!

– Неужели у нас в стране настолько все плохо?! Я, конечно, подозревал, что гниль повсюду. Но, что бы вот так…

Лысый брезгливо ухмыльнулся и нравоучительно сказал:

– А ты поэт теперь знай, может, поэму напишешь! У нас тут весело! Там на воле люди думают, нет нас, мол, это как-то далеко. Зона, тюрьма! Ан, нет! Каждый вот ходит по грани. От тюрьмы и от сумы, как говорится, и когда фраера эти к нам, на кичу попадают, многие просто дохнут от натуры действительности!

– Да я уже понял.

– Что ты понял?! Ты три дня, как на нарах. Что ты понял, ты баланду-то, как следует, не распробовал, знаешь, сколько я оттянул? Сколько отсидел, знаешь?!

– Догадываюсь, – Вилор покосился на наколки на пальцах у худого.

– Да, братан. Я все жизнь – вот так, с пересылки на зону, с зоны на волю, с воли на тюрьму. С малолетки начал и как пошло и поехало… и знаешь, что я тебе скажу. Страшно мне становится, как выйду на волю. Все хуже с каждым разом. Там беспредел полный. Там никаких понятий нет. Люди как быдло живут, сами себе серут на голову и детям своим. Глотки рвут у друг дружки… и знаешь братан, по мне так возвращаться сюда, лучший вариант. Вот так!

Вилор закрыл глаза и выдохнул:

– И поэтому вы строите свое государство… ну, в принципе разумно.

– Что… какое государство? – не понял лысый.

– Да ваше, тут за решеткой, – вздохнул Щукин.

Лысый несколько секунд переваривал слова, затем раздраженно спросил:

– Ты парень, о чем? Не пойму?!

– Ну, вот смотри, вы все стараетесь на фени говорить, на блатном жаргоне. Почему?!

– Ну, так удобней и понятней тут,… – растерялся лысый.

– Нет! Потому, что вы подсознательно хотите себя отделить от тех же ментов, от общества. Говорите, мол, у нас тут свой язык, у вас там на воле свой. И законы вы строите тут свои, и регалии у вас тут свои, вы это понятиями называете, но по сути это законы, обычные законы государства, только вот не прописанные на бумаге. Они прописаны в сознание. Так, что государство вы уже построили, свое блатное или как там, его, уголовное. И власть у вас своя есть. Все есть.

– Складно базаришь поэт, – удивился лысый.

– Да, что там складно. Вот почему ты не уважаешь ментов и прокуроров, да и судей?! А почему?!

– Да власть всякая на воле, она сучья! Вот и не уважаю… – буркнул уголовник.

– Правильно, власть у нас действительно, как ты говоришь, сучья! Продажна! Потому, как она живет отдельно, узким кругом чиновников и прочей дряни, а народ отдельно, но самое страшное, народу на власть наплевать, ее как будто нет, хотя ее эту власть они вроде, как избирает.

– Ну, ты загнул?! – буркнул лысый.

– А, что, вот вы, как-то же выбираете своих воров?

– Ну, допустим, и что?…

– А то, у вас вот у людей авторитетных и правильных пацанов, как вы говорите, в мысли нет вору перечить! Вор для вас закон! Поэтому и называет его вором в законе. А на воле все, как ты говоришь, по беспределу. Воры вроде в законе есть, это чиновники, губернаторы, мэры, президенты, а народ их не уважает и не слушает. Вот и бардак. Поэтому вы тут за решеткой и строите свое государство, чтобы хоть какой-то порядок внести, хоть и страшный конечно. Иногда у вас это получается. И это грустно.

– Слушай тебе можно смело в толкачи идти! Ты сечешь хорошо в жизни, в этой, как мать его политике и прочее. Говоришь складно! – уважительно сказал лысый. – Кстати меня зовут Саша Канский. Среди своих пацанов кличка Босяк.

– Почему Босяк?

– Лысый я, не видишь? – усмехнулся уголовник. – По паспорту ментовскому Александр Лукьянов я.