Ярослав Питерский - Падшие в небеса. 1997

– Продолжайте, я вас перебил… – устало буркнул он адвокату.

Блисков пожал плечами и, сложив ладони домиком, сказал:

– Так вот, я ознакомился с предварительными материалами дела и понял, шансов у нас не много.

Вилор продолжал сидеть с закрытыми глазами, он затягивался сигаретой и молчал.

Блисков недоверчиво посмотрел на Щукина и сказал:

– Понимаете, Вилор Андреевич, у вас положение очень серьезное. У следователя очень весомые доказательства. У вас очень мало шансов, быть оправданным.

Щукин открыл глаза и, посмотрев на Блискова, стряхнул пепел прямо на пол, затем вновь затянувшись, он тихо ответил:

– То, что у меня шансов не много, я понял в прокуратуре, где меня даже не выслушали. Так, что не надо лишний раз мне об этом напоминать. Что вы предлагаете?

– Хм, я предлагаю пересмотреть тактику и линию защиты…

– Хм, у меня пока и тактики-то никакой не было.

– Так вот, я предлагаю пойти и на компромисс со следствием и сделать признательное показание. А взамен попросить переквалифицировать статью дела из убийства, в тяжкие телесные повреждения, это значительно смягчит наказание, вместо пятнадцати лет, получите восемь, а разжалобите судью, так и того меньше, скажите мол любил я эту женщину был в состоянии аффекта и прочее. Это зачтется, обязательно зачтется. А там, будете хорошо себя вести на зоне. Выйдите по удо, в общем, через пять лет максимум будете на воле.

Вилор, затушил окурок о подошву туфли и тяжело вздохнув, спросил:

– Вы не знаете, куда окурок деть?

– Что? – не понял его Блисков.

– Я говорю, мусорить не хочется. – Щукин посмотрел в угол у двери, там стояло большое цинковое ведро. Вилор ловким движением кинул в него окурок. – Вы видно очень опытный адвокат, и мне не грамотному юридически поясните, как же так из убийства можно сделать тяжкие телесные повреждения?

– Хм, все очень просто. Говорите на допросе, что ваша жертва жила какое-то время. Ну, скажем, она прожила еще минут двадцать после удара ножом, говорила и еще что-то, вот следователь это фиксирует, а если вы находите с ним общий язык, так все делается автоматически, жертва умерла не сразу. Сначала ей были нанесены тяжкие телесные повреждения и лишь потом от потери крови или еще там чего, она скончалась. Казалось бы, мелочь, но это в уголовно-процессуальном кодексе очень важно! Вот и все, но такой вот момент возможен будет конечно, если вы со следователем общий язык найдете.

– А если не найду? – зло спросил Вилор.

– Ну, тогда… тогда убийство. И куча доказательств, и тогда уж от пятнадцати и выше… вам это не выгодно. Поверьте, Вилор Андреевич, я вам только добра желаю! Сознайтесь и все! Это лучший выход! Я просчитал все!

Вилор вновь потянулся за сигаретой, курить хотелось сильно, три дня он практически не брал в рот табака. Блисков вновь услужливо щелкнул зажигалкой.

– Спасибо вам за все! За сигареты! – кивнул ему Вилор.

Адвокат насторожился, он внимательно смотрел на Щукина и нервно крутил в руках шариковую ручку.

– Спасибо, что вот проконсультировали. Спасибо и до свидания! – Вилор грустно улыбнулся.

– Я, не понял ваш ответ…

– А, что тут понимать?! Передайте следователю, что клиент попался неуступчивый, упрямый и что развести его, как лоха, не удалось. Да, кстати, если вы уже часть денег, которые вам передали, потратили, то я могу возместить, ну хотя бы стоимость этих вот сигарет! – Щукин кивнул на пачки, что лежали на столе.

Адвокат менялся в лице. Из заискивающе услужливой, его маска превратилась в брезгливо злую. Блисков ухмыльнулся и, собрав со стола какие-то бумаги, положил их в портфель. Вилор сидел и дымил сигаретой.

– Ты дурак Щукин! У тебя реальный шанс был соскочить по минимуму. Но сейчас, сейчас, ты, как баран, на закланье пойдешь! И никто тебе не поможет! И никто тебя не вытащит! Ты обречен Щукин! Слышишь?! Дурак ты!

Вилор продолжал молчать. Ему вдруг стало даже немного смешно.

Как все нелепо и противно, весь этот фарс правосудия, а смерть, смерть Лидочки, она тут вообще никого не волнует!

«Горе тоже имеет цену, но цену не духовную, а материальную! Я все думал о человеческих мучениях, о человеческих нравственных страданиях, а оказывается человек, все давно перевел в материальную плоскость и людям в принципе не так плохо, что есть горе, беда, несчастье. Есть! Ведь это самые мощные катализаторы, на которых можно зарабатывать деньги! Умер человек – плати деньги, убили человека, плати деньги, не может родиться человек, плати деньги! Мерзость человечества и состоит в том, что оно, осознавая и понимая, что такое зло и горе, пытается на них заработать! Даже священники слуги Божьи и те на покаянии собирают подать и пожертвование!».

Адвокат, не прощаясь, вышел из комнаты, медленно закрыв за собой дверь. Вилор остался один в этом мрачном кабинете. Какая-то зловещая тишина и неопределенность. Щукин напрягся, он не мог понять, почему его не уводят обратно в камеру? Вилор уже было хотел встать со стула и подойти к двери, чтобы спросить у конвойного в коридоре, почему его не ведут обратно, как дверь раскрылась и на пороге показался коренастый мужчина в сером костюме, с округлым лицом, усиками и стильной бородкой. Вилор почти сразу узнал этого человека. Это был тот самый тип, что сидел рядом с прокуроршей, когда она выдавала санкцию на арест. Щукин ухмыльнулся, ему стало все понятно, этот следователь стоял там за дверью и возможно слушал их разговор с адвокатом и ждал. Ждал… своего выхода на сцену.

Мужчина сером костюме, между тем, деловито подошел к столу и, сев разложил перед собой бумаги. Он не смотрел на Вилора и, что-то рассматривая в документах, картинно перебирал пальцами, словно он был пианистом и готовился сыграть первый фортепьянный концерт Чайковского.

– Представляться мне в принципе не надо. Меня уже представили, но я повторюсь, я следователь. Вернее, старший следователь Владимир Владимирович Нелюбкин. Веду ваше дело и собираюсь сейчас вас официально допросить, – брезгливо сказал Нелюбкин.

– А адвокат, разве адвокат не должен при этом присутствовать? – буркнул Вилор.

– Адвокат?! Позвольте вы же от него отказались? – язвительно спросил следователь.

– Я отказался от того типа, которого вы мне подставили в качестве адвоката, но не от защитника. А этот человек, который уговаривал меня написать вам покаяние, в принципе не имеет права меня защищать, – зло сказал Щукин.

– Право?! – Нахмурился Нелюбкин, он как-то противно вздернул бровями и, пристально посмотрев на Вилора серыми бусинками своих маленьких глаз. – Какое право?!!! Что ты тут о праве-то говоришь… Щукин? Ты, что тут, думаешь, как в кино будет? Как в пьесах твоих поганых? Как в стишках? Насмотрелись американских боевичков и думаете, что тут вам чикагский суд?! Ты в России! И перестань мне тут пургу нести про права какие-то! Защитник тебе не нравиться?! Смотри, как бы не пожалеть потом! Раскудахтался! Как человека на тот свет отправлять, ты о правах-то ее и не думал? Пырнул ножом свою любовницу и о правах заговорил!