Соня Мармен - Сезон воронов

Дункан обнял Марион и погладил живот, который наполнил жизнью. Никогда он не сможет сделать для нее что-то такое же прекрасное! Что может дать мужчина женщине, которая одаривает его самым большим в жизни чудом – ребенком? Он может только любить ее…

Комок жизни шевельнулся у него под пальцами. Сердце у Дункана застучало быстрее.

– Дункан, ты слышал?

– Да, – выдохнул он едва слышно.

Он уловил мимолетное движение ручки или ножки. Словно маленькая рыбка подплыла к поверхности и по воде пошла легкая рябь… Движение легкое, почти неосязаемое, но реальное! Его дитя… Дункан не мог найти слов.

– Дункан-Ог!

– Что?

– Его имя будет Дункан-Ог! А если родится девочка… М-м-м… Мне бы хотелось назвать ее Маргарет. Так звали мою маму.

– Значит, у нас будет Маргарет.

Марион радостно улыбнулась. Дункан обнял ее крепче. Иногда жизнь бывает такой неумолимо жестокой, а иногда – такой щедрой… Он подумал о Ранальде и Колине. Потом взгляд его скользнул к новому надгробию, возле которого, обнявшись, стояли мужчина и женщина. Мать медленно оживала после смерти двух сыновей. Она рассказала ему о Стивене, открыла тайну, которую хранила столько лет. Только время залечит рану, и ничего, кроме времени…

Издалека донесся раскат грома. На остров надвигалось целое воинство тяжелых черных туч. Дункан закрыл глаза, чтобы насладиться этим коротким моментом передышки, дарованным им. Этим вечером будет буря. В Хайленд покой никогда не приходит надолго.

Скользя на камнях и то и дело вырывая юбку из цепких колючек, я шла за Лиамом по узкой тропинке, спускавшейся вниз, к воде. Озеро чуть обмелело, и у берега теперь лежало несколько камней, облепленных шелковистыми зелеными водорослями, из которых бекасы выклевывали насекомых.

Лиам молчал. Мне не хотелось говорить о том эпизоде с Колином в темной комнате. Я спрятала воспоминания об этом в самый темный уголок памяти. Колин умер, и в знак уважения к его душе… Но тема всплыла сама, и слова сорвались с губ против моей воли. Сердце сжималось от одной только мысли об этом. Однако уже было поздно.

– Я не могу на тебя злиться, – произнес наконец Лиам тоном, который рассердил меня.

Я наступила на скользкий камешек и потеряла равновесие. Рука его подхватила меня в последний момент и не дала упасть. Лицо Лиама оказалось в нескольких сантиметрах от моего лица. Он посмотрел на меня с грустью.

– Наверное, в глубине души я об этом догадывался, – серьезным голосом сказал он. – Я… О Кейтлин! Прости, я не хотел снова заговаривать с тобой об этом. Это слишком больно.

– Я знаю.

Он крепко прижал меня к себе, приподнял и переставил на другой камень, сухой и плоский. Я вцепилась в его плед, чтобы не упасть.

– С самого начала восстания наша жизнь превратилась в хаос и…

Голос его смягчился, но под кожей заходили желваки. И вдруг он еще крепче обнял меня за талию, приподнял, повернул и прижал спиной к гранитному выступу. Улыбнувшись, он хотел было что-то сказать, но с губ сорвался только глухой звук. Он вздохнул.

– Кейтлин, a ghràidh mo chridhe , – прошептал он наконец. – Кто я такой, чтобы осуждать тебя? – Он вздрогнул. – Не будем портить то, что даровал нам Господь. Примем это как подарок, как второй шанс.

Я молча кивнула. Его слова взволновали меня до глубины души. Он нежно улыбнулся, а потом его губы, теплые и влажные, коснулись моих губ, передавая мне его дыхание. Капелька пота скатилась по его виску, повисла на секунду на серебристом волоске и утонула в рыжеватой массе волос. Рубашка у него тоже была вся мокрая и липла к спине. Я закрыла глаза и ощутила вкус соли и любви у него на губах.

Он увел меня в маленькую, зеленую от травы бухточку. Здесь нас никто не мог увидеть. Лиам снял рубашку, а я – корсаж, чтобы просушить их на ветру. Мы легли на траву. Он положил голову мне на бедро. Мы провели так много долгих минут, слушая плеск воды о камни.

– Сегодня пятеро мужчин приехали из Гленлайона, – сказал вдруг Лиам.

Я посмотрела на мужа с изумлением и тревогой и чуть привстала, чтобы лучше видеть его лицо. Мужчины из Гленлайона в Гленко? Наверное, случилось что-то важное, если только не…

– Дункан же не начал снова…

Его смех в корне пресек мои зарождающиеся подозрения.

– Нет. Дункан довольствуется коровами из Лорна. Может, за ними дольше ходить, но так надежнее.

– Зачем же тогда им понадобилось приезжать в Гленко? Что им нужно?

– Это был Дэвид Кэмпбелл со своими людьми, младший брат Марион. Граф Бредалбэйн умер. Старый лис все-таки зачах.

Он усмехнулся. Кого-кого, а Бредалбэйна в их долине никто оплакивать не станет… Отряд солдат Короны прибыл в Финлариг вскоре после того, как восстание закончилось. Им было приказано арестовать старого графа. Бредалбэйн, будучи на смертном одре, бесцеремонно выставил их из замка. Его оставили в покое: восьмидесятилетний умирающий старик не представлял больше угрозы для Ганноверской династии.

– Дэвид привез для Марион письмо. Гленлайон уезжает в изгнание.

– Господи! – охнула я.

Хрупкая иллюзия мира и покоя вернулась в Хайленд. Когда Претендент уплыл во Францию, армия его рассеялась. Солдаты вернулись в родные места после четырехмесячной кампании. Патрик с Сарой уединились в своем маленьком поместье. Мой брат по-прежнему вел дела графа Маришаля, который укрылся в своих владениях, как и многие другие высокородные якобиты, которые не стали искать спасения от репрессий в Швеции или Франции.

В Лондоне устроили две казни в конце февраля. Многочисленных пленников вывезли на Антильские острова. Было конфисковано множество поместий и титулов. Временами, узнав о приближении королевских гвардейцев, люди бросали все и бежали в горы. Ужас перед репрессиями и воспоминания о зверствах прошлых лет заставлял нас жить в постоянном страхе и опасаться, что наши дома вот-вот сожгут, урожай вытопчут, а стада уведут.

Однако на этот раз последствия восстания оказались не столь ужасными для простого люда. Нас заставили сдать оружие коменданту Форт-Уильяма. Но успех у этой акции был весьма обманчивый: как обычно, хайлендеры сдали самые старые и ржавые мечи, клейморы и ножи, а новые приберегли… для следующего раза. Каждый хайлендер жил, держа свое сердце в одной руке, а свой кинжал – в другой. По-другому было нельзя. Вопрос выживания…

– Лиам, что с нами будет?

– Ничего.

Я немного подумала, перебирая пальцами его густые волосы.

– А Джон Макиайн? Ему тоже придется уехать?

Лиам открыл глаза и вопросительно посмотрел на меня.

– Джону? – Подумав немного, он закусил губу, а потом сказал: – Нет.

Уверенность в его голосе меня успокоила.

Лиам поймал прядку моих волос, снова вырвавшуюся на волю, и потянул, заставляя меня наклониться, чтобы меня поцеловать.