Ирина Глебова - Рокировка судьбы

Антоний усмехнулся: если бы кто подслушал его мысли, наверное решил, что он философ. А, может, так и есть? Он не знает о себе ничего. Но, помимо прочего, он просто очень любит читать и читает много.

Он мог бы позвонить ей. На бумажке с данными щенка был и телефон, и имя. Елена – такое прекрасное имя… Но он не станет этого делать. Вопросов к ней у него нет, а сообщить, что с Жуликом всё в порядке… Она может подумать, что он навязывается, хочет продолжить знакомство. Нет, это совершенно неудобно, да и ни к чему. Он хорошо разбирался в людях, сразу видел, что за человек, что собой представляет. Жизнь научила… И эта прекрасная женщина – она и правда открытая, добрая. Но Антоний сразу почувствовал – нет, не простая. Очень интеллигентная, а, значит, образованная. Или учительница, или артистка. Да, почему-то он так подумал: взгляд, улыбка, а, главное, голос. Он у неё был глубокий, с переливами… как у певиц. Такой женщине он будет не интересен. Потому что и сам о себе ничего не знает.

Да, вот уже шесть лет, как он живёт, словно вышедший из пустоты, из небытия. Что ж, это и в самом деле так – из небытия. Вот так очнулся посреди улицы – неизвестно какой, посреди города – неизвестно какого. Стоял, глядел на идущих мимо людей, проносившиеся авто, на цветущие каштаны… Знал, что вот это – люди, это – машины, и даже о каштанах знал. А вот кто он сам, откуда появился, зачем, куда должен идти, что делать… Нет, этого не знал…

– Толик! – закричали из одного окна. – Домой!

И тут же из другого:

– Славка, обедать!

Мальчишки стали разбегаться, и Жулик – вот умничка, – понял: игра окончена. Подбежал к хозяину, лёг рядом, быстро дыша, отдыхая.

– Вот-вот, отдохни, дружок. Посидим ещё, – сказал, гладя собаку, Антоний.

Ненароком вспомнив себя в момент «второго рождения», он вдруг захотел вспомнить всё – все прошедшие шесть лет.

Ему хватило нескольких дней, чтоб совершенно осознать свой статус – бомж. И чётко сказать себе: да, я человек без места жительства. Да, я человек, не помнящий о себе ничего. Но я – человек! И дать себе слово, что никогда не будет он похож на тех грязных, оборванных, вонючих существ, лазящих по мусорным бакам, пьющих вечерами в подвалах, дерущихся в кровь и зло матерящихся.

На нём с самого начала была хорошая одежда: новые брюки и крепкие полуботинки, чистая футболка, свитер и куртка. Ища себе ночлег на парковых скамьях, в беседках или даже на траве, он выбирал чистые места, а утром тщательно вычищал одежду.

Довольно скоро он узнал, что при церквях есть склады одежд, которую приносят прихожане. Там же, худо-бедно, но можно и что-то поесть. Есть и приюты, где можно переночевать. Правда, попасть туда не просто: среди бездомных сложилась своя мафия, заправлявшая в таких местах. Потому он держался особняком, с себе подобными дружбу не сводил.

Поразительно, но он очень многое знал и помнил. И страну, в которой родился, и то, что теперь её нет – распалась на страны-республики. Что была война с фашистами, и Афганистан, и Чечня. Названия городов, рек, имена писателей и книги. Да что там: любую вещь, травинку, деревья… Вот только о себе не помнил ничего. Совсем ничего. Чёрная спираль, уходящая глубже, глубже, глубже в пустоту, начинала кружить его, голову всё туже сжимал обруч боли, однажды он упал без сознания. После этого перестал пытаться вспомнить.

Поначалу была мысль обратиться в милицию: вдруг его разыскивают родственники? А если не родственники, а именно милиция разыскивает его? Но боялся он даже не милиции, а того, что может оказаться – своего криминального прошлого. Вдруг он преступник? Душа, сердце, вся его сущность отказывалась принимать это! Но… вдруг? А если – убийца? Тогда лучше не жить. Шла вторая половина 90-х годов, и он видел, как вся жизнь вокруг крепко опутана злом и беспомощностью, обманом и покорностью, мелким мошенничеством и организованным, неумолимым бандитизмом.

Мысль о криминале возникла не на пустом месте. На руке у него была татуировка. Странная татуировка, непонятная ему. Сделана красиво, профессионально, чётко. Непонятные рисунки и знаки, плавно изгибаясь и переплетаясь, складывали загадочный узор. Ясно, что это был какой-то символ. Но какой? Что означал? Однажды он рискнул показать татуировку одному человеку – встретился на пути уголовник, не раз отбывавший сроки. Соприкоснулись их судьбы ненадолго, и разошлись. Но отношения сложились нормальные, уважительные, и он спросил, что может означать рисунок… Приятель долго смотрел, потом мотнул головой:

– Такого не видал. Знаю, что у наших самых главных – бугров – тайные знаки выжигают на теле. Не удивлюсь, если ты из этих… Вот эта завитуха вроде что-то музыкальное. Намёк, что ты заказываешь музыку? Неужто совсем ничего не помнишь?

Он медленно отрицательно покачал головой.

– Ну, коли вспомнишь, не забудь: я тебя ни в чём не подставил, подсоблял… А ведь догадался, что ты не из простых!

И правда, этот человек не раз говорил ему: «Повадки у тебя авторитетные».

Хорошо, что эта татуировка сделана была высоко, на предплечье левой руки. А он даже в летнюю жару не ходил в майке. Никто и не знал больше о непонятном рисунке.

Бесполезно было гадать. Трудно было жить и без имени. При случае, он называл любые приходившие в голову. Но через полгода скитаний всё-таки выбрал одно.

Однажды, в большом городе, он увидел в витрине магазина работающий телевизор. Три человека стояли и смотрели какой-то фильм, другие проходили или останавливались ненадолго. Кто-то сказал: «Знахаря показывают…» Он тоже остановился: не спешил никуда, да и любопытно было. И очень скоро понял, что перед ним разворачивается история, похожая на его судьбу. Главный герой ничего о себе не помнил, даже имя. Но вот он тайком взял чужой паспорт и стал называться Антонием.

Чужой паспорт взять ему было неоткуда, а воровать или грабить – нет, это он и представить не мог. Может, когда-то он что-то подобное и делал, но сейчас он был совсем другим человеком. И он просто решил: пусть я тоже буду Антонием…

Иногда, изредка, ему снилась мелодия, которую, казалось, он вот-вот узнает. Но, проснувшись, Антоний не мог её вспомнить, просто знал – снилась музыка. Оставалось грустное чувство чего-то потерянного, хорошего…

Все шесть лет скитаний без документов, жилья, без памяти Антоний старался работать. Грузчиком, сторожем на вещевых рынках, строителем. На подсобных рабочих различных частных строек был особый спрос. Как-то сразу стали много строить – особняки, склады, дачи. Он соглашался на любую работу, хотя платили ему мало, особенно узнав, что нет документов. Но Антоний никогда не вступал в споры, всем был доволен. Два лета он жил на дачных участках, где строили дома. Однажды провёл на даче зиму – не у того хозяина, где строил, а у соседа, с которым подружился. Тот сам предложил: «Живи зиму, печка есть, топи. И мне будет спокойнее». Да, дачи периодически обворовывали осенью и зимой, когда они пустовали. Дом был маленький, в одну комнату и коридор, зато легко отапливался, а дрова Антоний рубил в близком лесу. Всё бы хорошо, но далеко было до посёлка с магазином, да и снегу намело – не пройти. И деньги, заработанные на стройке, кончились. Вот и пришлось уйти уже в феврале.