Лиана Модильяни - В объятиях прошлого. Часть 3

Достаточно сказать, что ресторан Джакомо, больше походивший на частный клуб, чем на ресторан, не имел вывески снаружи. Название «Кусочек пармезана» можно было прочитать, только войдя внутрь.

Надеюсь, вам у нас понравилось ? – любезно обратился Джакомо к Энн и Грегуару.

Энн прекрасно видела, что Джакомо продолжал разглядывать её, улыбаясь уголками рта, но сумела твёрдо и решительно встретить его взгляд.

Спасибо, очень понравилось, – начала она, стараясь выглядеть как можно увереннее, – но я, как дизайнер, посоветовала бы вам пересмотреть концепцию интерьера, если вам, конечно, интересно мнение ваших гостей.

Разумеется, Энн намеревалась лишь немного пошутить, таким образом ответив на столь дерзкое и пристальное внимание к себе.

В глазах Джакомо мелькнули искорки весёлого удивления, и он собрался что-то ответить Энн, но Грегуар заговорил раньше.

Благодарю вас, всё было, в общем, неплохо, – со своим обычным, немного искривлённым от недовольства, выражением лица заговорил он, – но, откровенно говоря, я ожидал большего… несравненно большего…

Трудно сказать, чего именно ожидал Грегуар, расправившийся с закуской, заказавший ещё одно основное блюдо и теперь с аппетитом доедающий десерт.

Джакомо в ответ лишь снисходительно усмехнулся. Он всегда считал набивший оскомину маркетинговый лозунг «Клиент всегда прав» лишённым смысла. Отлично зная, что кухня и обслуживание в его ресторане – самого высокого качества, он прислушивался только к мнению своих давних гостей и истинных ценителей высокой кухни.

У меня в ресторане клиент – не король, – нередко повторял Джакомо. – Король здесь я, а клиент – мой гость.

Простите, вы сказали, что вы – дизайнер ? – обратился Джакомо к Энн.

Да, я – дизайнер, – ответила она и тут же продолжила, из вежливости намереваясь представить также и Грегуара, – а мой спутник…

Гордится папашиным капиталом ! – с весёлой улыбкой неожиданно продолжил за неё Джакомо. – Знаю, знаю, есть и такое весьма почтенное занятие !

Энн, немедленно пойдём отсюда, – с надменным и оскорблённым выражением лица поднялся Грегуар, – мне странно… я просто вне себя… Попрошу счёт !

Какой дизайн вы бы предложили для интерьера моего ресторана ? Попробуйте сделать набросок ! – не глядя на негодующего молодого человека, как ни в чём не бывало продолжал Джакомо, обращаясь к Энн, и, подозвав официанта, попросил того принести лист бумаги и карандаш.

Одну минутку…

Энн немного призадумалась и, как-то странно и весело поглядывая на Джакомо, начала быстрыми движениями набрасывать на бумаге какой-то рисунок.

Энн, я не понимаю… Может быть, мне стоит уйти и подождать тебя на улице ? – раздражённо осведомился Грегуар.

Да… нет… – немного помедлив, ответила Энн. – Я хочу сказать, – пояснила она, – что ты прав: тебе лучше уйти. А ждать меня не надо. Спасибо тебе за вечер !

Вот как… что ж… – Грегуар был растерян и явно не знал, как себя вести. – По-моему, я попросил принести счёт ! – нервно обратился он к Джакомо.

Не извольте беспокоиться, молодой человек, – широко улыбнулся тот в ответ, обнажив ровный ряд белоснежных зубов. – Всё – за счёт заведения ! Arrivederci 31 !

Вот, примерно так…

Энн протянула Джакомо лист бумаги с набросками рисунков и какими-то записями.

Почтенный Кот Базилио,

Владелец ресторана,

Назвал свою таверну

«Кусочек пармезана» 32 , -

прочитал Джакомо.

Кот Базилио, это, очевидно, я ? – весело уточнил он у Энн.

Энн смущённо кивнула.

Джакомо с улыбкой разглядывал рисунок, на котором отряд из шести воинственно настроенных мышат, под флагом с изображением кусочка сыра, выдвигался в направлении его ресторана.

Вы совершенно упустили из виду одну важную деталь, – с наигранной строгостью обратился он к Энн. – Дело в том, что у меня в ресторане – мышеупорная дверь !

Без приглашенья в ресторан

Собрались ночью мыши,

Но, встретив на двери замок,

Они прогрызли крышу 32 , -

тут же экспромтом сочинила Энн.

Через полгода на озере Комо состоялась свадьба Джакомо даль Борро и Энн Морель.

* * *

Самые лучшие врачи в самых дорогих клиниках Европы, оплаченные Джакомо, не могли понять, что же на самом деле происходит с Маргарет. За последние полгода она состарилась лет на двадцать, хотя её мать, Элизабет, до глубокой старости внешне оставалась хороша собой. Маргарет завешивала зеркала, чтоб случайно не увидеть своё отражение, от которого её теперь просто трясло. Она ненавидела весь свет, и себя в том числе.

В квартире постаревшей, одинокой и никому не нужной Маргарет пахло сырой землёй и ржавчиной. Непонятно откуда взявшийся, этот запах пропитал всё вокруг, включая стены. В каждой комнате повисло ощущение смерти, смешанное с ароматом нежных франжипанов. Удушливый воздух томился во всех шкафах и комодах, не давая покоя самой Маргарет, которая теперь очень плохо спала по ночам.

От изнуряющей бессонницы она стала похожа на высохшую летучую мышь, сидящую ночью у окна. Постарев, Маргарет оставалась всё такой же жестокой и нетерпимой, холодной и равнодушной. В окне, которое ночь превращала в зеркало, отражалась безобразная старуха, с бесконечным презрением смотревшая на Маргарет. По ночам её мысли путались как в бреду, терзая своей бесконечностью сознание и ослабляя хрупкое, быстро утрачивающее былую молодость тело.

Маргарет всё чаще вспоминала Элизабет и разговаривала с ней, отчётливо чувствуя её присутствие. Мысли и переживания Маргарет не были направлены на настоящее и будущее – на её взрослую дочь, единственного близкого ей человека, ни разу не сделавшего ей ничего плохого. Они были устремлены в прошлое, к человеку, который, как она долгое время считала, отравлял ей жизнь, к её матери.

Вот и сегодня тоже, уснуть у Маргарет так и не получилось. Ей не помогали ни тёплое молоко, ни охлаждённая постель, ни прогулка перед сном, ни бесконечный пересчёт мужчин её жизни. Блаженный сон, которого она так давно ждала, давно покинул её, оставив взамен лёгкую беспокойную дремоту. Маргарет вытащила из продолговатого ящика прикроватной тумбочки заветную капсулу и проглотила её, запив коньяком. После приёма лекарства она погрузилась в тяжёлый дурманящий сон, но уже через пару часов проснулась от ломящей боли в коленях.

Проклятая сырость, – пожаловалась сама себе Маргарет.

Холодная сырая парижская погода, которую она некогда так любила, теперь отзывалась гудящей ломотой в суставах, мешая спокойно жить. После такой ночи наступал ещё более тяжёлый день. У неё теперь всегда было беспросветно отвратительное настроение. Привычка разговаривать с собой пришла одновременно с бессонницей, вскоре после смерти Элизабет.