Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Я сделала по залам три полных крута, таща за собой уставшего и слегка обалдевшего Аркадия. Наконец он нерешительно потянул меня за руку и направился к выходу, и я молча последовала за ним. Я еще была под впечатлением от увиденного, и мне не хотелось говорить. Он тоже молчал. На улице начинался дождь, Аркадий вытащил из дипломата зонт и раскрыл его.

— Куда теперь, Аркадий? — спросила я ласковым тоном.

Мне почему-то не хотелось возвращаться домой, в пустую квартиру, и ждать, придет или не придет Петя. Я не хотела расставаться сейчас с Аркадием — он как бы вписался в атмосферу Дали. К тому же что такое наши отношения, как не сплошной сюр? Пятнадцать лет ухаживать за женщиной, за все пятнадцать лет получить от нее только несколько поцелуев и при этом упорно желать на ней жениться — на это способен либо романтик, либо импотент, либо глупец. Мне хотелось думать, что Аркадий — романтик.

По лицу Аркадия было видно, что он колеблется. Наконец он медленно произнес:

— Вообще-то я хотел повидать свою тетушку. Я договорился с ней, что заеду сегодня вечером. Уже седьмой час…

Тетушка Аркадия — вернее, сестра его бабушки — Анна Сергеевна давно овдовела и жила одна в роскошной трехкомнатной квартире на Ленинском, оставленной ей покойным мужем-академиком. Как-то раз несколько лет назад мы с Аркадием к ней заходили, и она очень мне понравилась. Родом из старинной дворянской семьи, прошедшей через испытания лагерями и ссылками, она не склонилась и даже в старости сохранила царственную осанку. К тому же она говорила на изумительно правильном и чистом русском языке — меня, нередко делающую элементарные ошибки в ударениях, всегда это восхищало.

— Пойдем к ней вместе!

Он замялся, как будто хотел отказать, но было видно, что ему неудобно сказать «нет» мне, которой он только что в завуалированной форме сделал очередное предложение, и нехотя ответил:

— Хорошо, пойдем!

— А она не больна ли, часом?

— Нет, она на ногах, но сердце у нее плохое, стенокардия. Мы за нее беспокоимся. Врачи говорят, что положение серьезное. Впрочем, ей ведь уже семьдесят шесть.

Разговаривая, мы дошли до Ленинского, сели на троллейбус и через двадцать минут были на месте. Зашли в булочную в том же доме, где жила Анна Сергеевна, купили кое-какие гостинцы и поднялись на третий этаж. Дверь нам открыла сама старушка: на ней был невообразимый наряд из потерявшего от ветхости всяким вид коричневого шелка, на морщинистой сухой шее висела нитка крупных янтарных бус. За то время, что я ее не видела, она сморщилась и пожелтела, и даже спина ее не казалась больше прямой. Самое поразительное, что она меня тут же узнала, хотя видела только раз. Видно, я произвела на нее тогда сильное впечатление.

— Агнесса, вы ли это, детка? Проходите, проходите! — И она отступила, пропуская нас в мрачную, заваленную ненужными вещами огромную прихожую. Мы разделись и прошли не на кухню, как это принято в современных домах, а в захламленную, темную гостиную; недалеко от двери, наполовину загораживая проход, стояло древнее пианино, о которое я чуть не споткнулась. Хозяйка усадила нас за антикварный круглый столик с витыми ножками: стулья были настолько старинными, что я боялась, как бы они под нами не рассыпались. Все в этом доме дышало затхлостью, заплесневелостью; впрочем, подобный запах часто бывает в квартирах старых людей, какими бы чистюлями они ни были. Может, так пахнет старость?

Анна Сергеевна между тем суетилась, накрывая на стол: она расстелила пожелтевшую и кое-где продранную ажурную скатерть, вытащила чашки тончайшего китайского фарфора, старинный чайничек явно из дрезденского сервиза, сахарницу, отделанную почерневшим серебром; и серебряные щипчики для сахара. Интересно, неужели есть еще дома в Москве, где подают щипчики для сахара?

После этого она направилась на кухню; я поднялась, чтобы ей помочь, но она заставила меня сесть на место:

— Нет, молодые люди, сидите и отдыхайте. — И при этом окинула любимого племянника таким взором, что мне стало ясно: он для нее свет в окошке.

Наконец она поставила на стол нарезанный кекс, с помощью Аркадия разлила чай, уселась и принялась щебетать, обращаясь ко мне, как будто Аркадия вообще не было в комнате. Я узнала, какой Аркадий замечательный, какой внимательный, как ухаживает за скучной и немощной старой теткой, как прекрасно разбирается во всем — от политики и спорта до бизнеса, какой из него выйдет домашний и работящий муж, как часто он обо мне рассказывает. Как она мечтала выдать меня за своего племянника! Старушка очень любила поболтать, а Аркадий хмурился, явно считая, что она говорит лишнее, и украдкой посматривал на часы.

Мы просидели у нее почти полтора часа и наконец встали, собираясь уходить; Анна Сергеевна жалобным голосом умоляла нас выпить еще чашечку, но Аркадий был непреклонен, чувствовалось, что он исполнил свой долг и на сегодня с него хватит. Перед уходом он открыл свой дипломат и вынул оттуда бутылку золотистого «Чинзано»: меня удивило, что он таскал ее с собой — в каждом из коммерческих киосков, мимо которых мы проходили, стояли точно такие же бутылки. Я заметила на этикетке то ли кляксу, то ли размытый торговый знак в виде небольшой фиолетовой звездочки.

Анна Сергеевна в восторге всплеснула руками:

— Милый, как приятно, когда молодой человек так заботится о старой тетке! Именно такой вермут мы пили в Италии, когда были там с Мишей в шестьдесят восьмом… нет, в шестьдесят седьмом году. Нас тогда угощал сам принц, владелец всех виноградников… А как его звали, я позабыла.

Аркадий с недовольной миной потянул меня к двери: очевидно, тетушка могла до бесконечности пересказывать все перипетии их с мужем-академиком редких, но оттого незабываемых поездок за границу.

Она взяла бутылку в руки и выразительным жестом прижала ее к себе. Я с удивлением поняла, что она радуется вермуту как дитя. Что ж, могу ее понять — я тоже люблю хороший вермут.

Пока мы спускались вниз по лестнице, Аркадий рассказывал о неожиданной слабости своей старой тетки.

— Я специально не вытаскивал бутылку до тех пор, пока мы не ушли. Тетушка, конечно, не алкоголичка, но перед итальянским вермутом она устоять просто не может. Для нее это как валерьянка для кошки. Уверяю тебя, сейчас она уже раскупорила бутылку и потягивает помаленьку «Чинзано»… Не уверен, что у нее хватит духа остановиться на нескольких рюмках, а не выпить сразу пол бутылки.

Мы вышли в темный двор, нырнули под арку и тут же попали на залитый светом Ленинский проспект; по контрасту он показался нам особенно ярким.

— Куда теперь? — спросил Аркадий, пристально глядя мне прямо в лицо.

В обычно тусклых, нет, выразимся изящнее — матовых глазах его появился подозрительный блеск. Я почувствовала, как сердце запрыгало у меня в груди — я испугалась. По тому, как крепко он сжал мне руку, по его повлажневшим ладоням я поняла, что он явно намеревался проводить меня домой и там остаться. Пригласить меня к себе в такое время он не мог — он только что мне рассказал, что, поссорившись со своим вторым мужем, к нему в его такую долгожданную и лелеемую им, как любимое дитя, однокомнатную распашонку в пятиэтажке приехала погостить мать с его маленькой сестричкой. Я ему надавала сегодня столько авансов… Но пойти на близость была не готова. К тому же ключ от моей квартиры у Пети. Хотя интуиция подсказывала, что мой любовник сегодня не придет, но все же… Идиотка! Нашла кому давать ключи!