Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Мы появились вовремя, минута в минуту, к назначенному сроку — часу дня, но когда я сунула нос в нужный нам кабинет со словами «Мы от Дорфмана», нас попросили подождать. У психоаналитиков шло совещание. За длинным столом, покрытым зеленым сукном, как две капли воды похожим на стол в кабинете ученого секретаря в Институте экстремальной психологии, сидели человек шесть с очень серьезными лицами. Мой тренированный слух выхватил несколько знакомых терминов из общего разговора: «трансцендентный анализ», «проблема трансфера», «лэнгианцы». Ничего не поделаешь, пришлось ждать, и мы с Виолеттой уселись на стулья в коридоре. Мимо нас то и дело проносились какие-то люди, на больных они были непохожи — молодые, хорошо одетые, энергичные. Очевидно, целители, подумала я.

Наконец дверь в нужную нам комнату открылась, и совещавшиеся стали выходить, доставая на ходу сигареты. Нас пригласили зайти. В кабинете оставались трое: строго одетая женщина чуть постарше меня — судя по всему, она была тут главной, — лысоватый молодой человек в очках и высокий бородатый красавец, похожий на всех библейских пророков, вместе взятых.

Женщина представилась:

— Здравствуйте. Меня зовут Лилия Андреевна, я исполнительный директор ассоциации. А Виолетта, очевидно, вы? — И она безошибочно повернулась к Виолетте. Странно, подумала я, еще никто ни разу не ошибся и не принял меня за больную. Неужели то, что я абсолютно психически здорова, написано у меня на лице? Или просто хорошо заметно, насколько я беднее одета, чем миллионерша?

Нас усадили: Виолетту пригласили сесть за стол, я, как всегда, устроилась на заднем плане. Разговор вела Лилия Андреевна. Впрочем, мужчины на первых порах не могли принять в нем участие при всем желании: пораженные красотой их потенциальной клиентки, они пытались прийти в себя.

Зато на российскую Лилию «Фрейд» внешность Виолетты не произвела никакого впечатления. У нее самой было интересное лицо с экзотическими монголоидными чертами и большими миндалевидными черными глазами, но она не показалась мне ни красивой, ни даже привлекательной: на ее физиономии не отражалось никаких движений души. Изредка заглядывая в лежавший перед ней на столе блокнот, она говорила с Виолеттой бесстрастно, как будто рассматривала ее как объект, который предстояло изучить; она задавала ей вопросы и выслушивала ответы (Виолетта была сегодня в форме и старалась отвечать спокойным тоном) с таким видом, как будто ее отгораживал от пациентки невидимый барьер. Ни сочувствия, ни сопереживания — нет, только естественнонаучный интерес. Видно было, что она погружена в себя и за ее высоким лбом идет напряженная работа мысли, но в каком направлении работала эта мысль: как помочь конкретной пациентке или к какой категории ее отнести? Я убеждена, что верно было второе.

Постепенно мужчины тоже начали принимать участие в разговоре. Володя — так звали молодого человека в очках — задал ей вопрос относительно ее отношений с мужем и тут же покраснел до корней волос. Виолетта бросила на него гневный взгляд и не удостоила ответом. Библейскому красавцу повезло несколько больше: он расспрашивал Аргамакову о более нейтральных вещах, и в голосе его звучало неподдельное сочувствие. Поэтому, когда Лилия Андреевна заявила, что предварительная беседа на сегодня закончена и отныне с ней будут работать один на один, я не удивилась, услышав слова Виолетты:

— А кто будет моим психоаналитиком? Я бы предпочла Вадима Анатольевича.

На лице главного психоаналитика не отразилось ни удивления, ни обиды. Она на несколько секунд задумалась и таким же ровным тоном произнесла:

— Хорошо. Я хотела предложить вам поработать со мной: я кандидат психологических наук, и опыта у меня побольше, но если вы предпочитаете Вадима Анатольевича, то я не возражаю. — И добавила малопонятную для пациентки фразу: — Может быть, это и к лучшему: отношения трансфера легче установятся у вас с мужчиной. — И с этими словами она нас отпустила.

Вместе с нами в коридор вышел и явно польщенный Вадим Анатольевич: я удивилась этому странному сочетанию — типично русские имя и отчество при ярко выраженной иудейской внешности. Он пригласил Виолетту пройти в его крохотный кабинет и извинился передо мной за то, что мне придется подождать.

Оставшись одна в коридоре, я предалась мрачным размышлениям. Трансфер трансфером, но это весьма опасное сочетание — психически неустойчивая и испорченная красавица и слишком привлекательный для того, чтобы быть хорошим врачом, мужчина. Трансфер, по Фрейду, — это установление особых отношений между врачом и пациентом; как полагал гениальный австриец, нуждающийся в помощи человек проецирует на психоаналитика свои чувства, он становится ему как бы самым близким, самым любимым человеком. В переводе на обычный русский язык, если речь идет о пациентках-женщинах и врачах-мужчинах, это означает, что пациентка просто-напросто влюбляется в своего терапевта, даже старого и некрасивого. Если же психотерапевт молод и похож на героя девичьих грез, это может иметь самые непредсказуемые последствия… Неписаный кодекс чести психоаналитиков и психотерапевтов гласит, что в процессе лечения исключаются любые контакты между ними и пациентами, кроме чисто терапевтических. Но этика этикой, а человек слаб: что делать рядовому специалисту, если сам Юнг не смог удержаться от соблазна? Я уже с ужасом представила себе, как между Виолеттой и Вадимом завязывается роман, как она уходит от Аргамакова, как вместе с Виолеттой уходят всякие надежды на инвестиции, и разъяренный Аргамаков, а вместе с ним и владельцы «Компика» обвиняют во всем меня… Как я ненавидела в этот момент навязанную мне роль дуэньи!

Хотя в общем сотрудники Международной ассоциации произвели на меня благоприятное впечатление, я никак не могла отделаться от предубеждения — не против психоанализа как такового, а против недоучившихся психоаналитиков российского разлива. Недавно Рафаил поведал мне отвратительную историю, которую рассказала ему пришедшая на прием вдова. У нее, довольно молодой женщины, трагически погиб муж. Ее семнадцатилетний сын тяжело переживал смерть отца, и родственники посоветовали ей обратиться к психоаналитику. Этим психоаналитиком оказался молодой мужчина с кудрявой шапкой волос, которая придавала ему артистический вид. Мальчик стал регулярно посещать доктора Тархана (так звучала его фамилия, я постаралась ее на всякий случай запомнить), и его самочувствие на глазах стало улучшаться. А потом он вдруг резко изменился: стал кричать на мать, заявлять, что она испортила ему жизнь, что его состояние связано с психическими травмами, которые она нанесла ему в детстве, пусть она уходит из дома и оставляет ему квартиру… Более того, видно было, что он просто влюблен в своего доктора, и, хуже того, он стал приносить домой ценные подарки. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в дело не вмешался дядя мальчика. Он пошел к Тархану, пригрозил ему одновременно налоговой полицией, Главным управлением здравоохранения, а также небезызвестной статьей Уголовного кодекса, карающей за совращение несовершеннолетних. Насмерть перепуганный «последователь Фрейда» отступился, а с юношей после этого долго работал Рафаил, и душевная травма, нанесенная ему «лечением», оказалась гораздо серьезнее, чем депрессия, вызванная гибелью отца.