Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Все во мне кричало: нет, только не меня! Мои губы еще горели от его прощального поцелуя, а на груди остался более чувствительный знак его страсти большой синяк. Но если эта страсть — только притворство, чтобы обмануть моих соседей и своего собственного брата, что тогда?

Его брат… Сергей в моих глазах — зерцало доблести, один из немногих оставшихся в живых рыцарей. Ну не может человек, бескорыстно занимающийся правами человека и получающий за это одни только нагоняи и шишки, быть замешанным в убийстве! И брат его не может… Хотя брат за брата не отвечает.

Я нашла на холодильнике сигареты и закурила, судорожно втягивая в себя дым. Что я еще знаю о Марке? Что у него есть квартира в кооперативном доме, построенном МИДом, но сейчас временно он живет у Сергея, потому что из квартиры еще не съехали жильцы. Полноте! А существует ли квартира в реальности? Или это только плод воображения Марка — Сергей в разговоре со мной о ней не упоминал. Правда, и случая не было. Еще мне Марк говорил, что в Испании у него была машина, он ее там продал и собирается здесь купить другую, а пока пользуется автомобилем брата. Кстати, фирма «Ксант», как только что заметил Марк, действительно богатая фирма. Неужели среди принадлежащих ей автомобилей не найдется одной белой иномарки? Правда, Марк снова объявился в моей жизни уже после того, как покушения на меня уже начались, но откуда я знаю, когда он вернулся из Испании?

Стоп, сказала я себе, это все твои домыслы. У тебя нет ни малейших доказательств. Не может человек, который так тебя любил этой ночью, хладнокровно планировать твое убийство. И еще. Марк знает, что я люблю цветы, хотя он редко мне их дарил. Но когда мы с ним расстались, голландских хризантем в Москве и в помине не было…

А если это и Марк, что ты можешь сделать? Не расскажешь же ты его собственному брату о своих подозрениях. Ты все равно будешь ждать с нетерпением, когда он вернется из Мадрида. Несмотря на все свои подозрения, будешь ждать и надеяться… Потому что ты в глубине души влюблена в него, в нового, повзрослевшего Марка, точно так же, как ты была влюблена двенадцать лет назад.

А пока дни шли своей чередой. Днем я работала в офисе на Ордынке или сопровождала Виолетту, вечерами сидела за переводами. Я почему-то совсем перестала бояться — странное психологическое явление; наверное, я просто устала все время оглядываться через плечо, страшась неизвестно кого. Мне казалось, что мои преследователи, кто бы они ни были, прекратили свою охоту, хотя бы на время. Мне надоело ломать голову над этой загадкой, я вытеснила грозившую мне опасность куда-то на периферию сознания и ждала возвращения Марка. Несмотря на все мои умные рассуждения, из которых следовало, что именно у Марка больше всех шансов оказаться злодеем, я не желала в это верить.

Ночью кошмары мне больше не снились — нельзя же считать кошмаром один и тот же повторявшийся сон. Я у себя в квартире, у меня Петя с цветами; он наклоняется, чтобы меня поцеловать, и вдруг превращается в Марка. Я радуюсь, в моем сне Марк мне нравится гораздо больше, чем Петя, и я, уклоняясь от его объятий, отступаю назад, к уже разложенному дивану, заманивая его в постель. И вот наконец мы оба уже на диване, я протягиваю к нему руки и подставляю губы, и — о ужас! — Марк внезапно становится Аркадием. Меня охватывает отвращение, как будто я занимаюсь чем-то абсолютно неприличным, например, страстно целуюсь с женщиной, и я тут же просыпаюсь. Некоторое время мне требуется, чтобы понять, что я лежу в постели совершенно одна, и потом я долго себя мысленно ругаю, обзывая шлюхой. Не нужно читать Фрейда, чтобы истолковать этот сон.

Естественно, я о нем никому не рассказывала, даже Вадиму, который проводил со мной не меньше времени, чем с Виолеттой. Ему было со мной интересно, и под предлогом обсуждения проблем своей пациентки он задерживал меня в своем крохотном кабинетике все дольше и дольше. Я не возражала, Виолетта тоже; опустошив прилавки магазина под лестницей, она посвятила себя другому любимому занятию, не менее интригующему: она пополняла свою коллекцию экстрасенсов и ясновидящих.

Вадим старался строго выдерживать продолжительность сеанса психоанализа: ровно пятьдесят пять минут, как у великого Зигмунда, но это ему далеко не всегда удавалось. Не может наш человек, даже если это обученный по лучшим западным образцам психоаналитик, прерываться строго по звонку на полуслове, а тем более прерывать своего собеседника. И слава Богу. Но одного я никак не могла понять, как вообще ему и его свившим гнездо в этом дворце культуры коллегам удается заработать себе на жизнь: мне казалось, что в общении друг с другом они проводят гораздо больше времени, чем со своими пациентами. Вот и отработав положенное с Виолеттой, Вадим с удовольствием беседовал со мной, не считая минут. Поистине лозунг капитализма «время — деньги» еще не достиг этой тихой заводи. Сначала, обсуждая с ним свои собственные проблемы, я испытывала некоторую неловкость — мне-то за время, проведенное в общении с психоаналитиками, как раз платили, но потом я выкинула эти мысли из головы: если ему хочется психотерапевтировать меня бесплатно, то это его собственное дело.

По-моему, у него тоже была страсть к коллекционированию, как и у Виолетты, только собирал он сновидения. Я рассказала ему свой кошмар, где фигурировали волки-оборотни, гнавшиеся за бедной маленькой Агнессой. Я поведала ему еще один сон: я шла по лесу, осеннему красочному лесу; тропинка вилась вдоль реки, в которой отражались пылающие клены и пламенно-красные ивы, склонившиеся над самой водой. Скорее всего это было под Звенигородом. Во сне я упивалась красотой ожившей картины, мне казалось даже, что я вдыхаю запах осенней свежести и прелых листьев, этот лес в моем сне пах так, как пахнут грибные места. А потом впереди среди деревьев показался просвет, и я вышла на покатый берег реки, поросший травой и невысоким кустарником. Там паслась овца на длинной цепочке, привязанной к колышку. Вдруг эту идиллическую картину нарушила большая лохматая собака, выскочившая откуда-то из кустов и набросившаяся с громким лаем на несчастную овечку. Перепуганная жертва с громким отчаянным блеянием, пытаясь убежать от страшного пса, принялась бегать по кругу, удерживаемая цепочкой, а собака гналась за ней тоже по кругу. Я хотела вмешаться и отогнать собаку, но не могла пошевелиться: я окаменела, я не могла даже крикнуть. Так овца и собака и кружились, кружились… Бедная овечка, бедный маленький ягненочек… Тут вдруг то ли собака, то ли овечка стали издавать какие-то странные звуки, и я проснулась: зазвенел телефон…