Анни Эминеску - Дорога смерти

Проснулся я оттого, что меня теребили за плечо. Я распахнул глаза и встретился с янтарным взглядом отца.

— Сын, тебя зовет шаман Вихо.

Я вскочил с кровати как ошпаренный и рванул на выход. Буквально залетев, как вихрь, в дом шамана, я наткнулся на его неодобрительный взгляд и уважительно потупил глаза.

— Я сделал все, что мог, сынок, теперь остается надеяться на силу ее характера и жизнелюбие. Скажи, мальчик мой, есть ли у нее то, ради чего стоит жить?

— Да, ее маленький брат.— Прошептал я. — Она продаст за него душу дьяволу.

— Это хорошо: значит, есть смысл бороться. Можешь побыть с ней. Говори с ней: она тебя слышит, может, ты подтолкнешь ее на путь к возвращению.

Я подошел к кровати, где лежала бледная, едва дышавшая Алекс, опустился на колени, взял ее прохладную ладошку в свои руки и нежно прикоснулся к ней губами:

— Давай, малышка, борись. Ты так мне нужна! Возвращайся. Я люблю тебя, Алекс. Не будь эгоисткой — подумай обо мне, ведь вместе с тобой умрет мое сердце, и душа покинет мое тело, следуя за тобой. И Леон, он будет очень страдать… Ты должна быть рядом с нами, живая, ты наш двигатель, без тебя все остановится… Алекс, малышка, просто вернись к нам.

Я еще долго шептал, то уговаривая, то угрожая ей. Я надеялся, что она не будет помнить всего того, что я ей наговорил, а иначе мне несдобровать: эта девушка умела за себя постоять, и за это я любил ее еще сильнее.

***

Я просидел у ее постели всю ночь. Наутро меня снова разбудил отец. Я так и уснул сидя, облокотившись головой на ноги Алекс. Поднялся с пола. Все тело ломило от боли — я поморщился. Отец разглядывал Алекс. Дернув его за руку, я кивнул в сторону выхода. Бросив последний взгляд на Алекс (ее дыхание все еще было слабым, но стабильным), мы вышли из хижины. Солнце уже высоко стояло в небе — был полдень. Я перевёл прищуренный взгляд с неба на отца: он смотрел на меня с любопытством. Я не выдержал:

— Что?

— С твоей женщиной все будет хорошо, она поправится.

Я кинул взгляд на хижину. Моя женщина? Как бы не так.

— Она не моя женщина, отец.

Он в недоумении посмотрел на меня:

— Жаль, даже сейчас видно, что она очень красивая.

— Знаю, она прекрасна и душой, и телом.

— Вижу, сынок, ты к ней неравнодушен. Так в чем проблема? Сделай ее своей.

— Теперь уж точно. Как только она придет в себя, я сделаю ее своей. Никуда ей от меня не деться.

— Насколько это серьезно, сын?

— До моего последнего вздоха, отец.

Перекинувшись с отцом еще парой фраз, я спросил, прибыли ли Тори с Леоном. Получив положительный ответ, я направился к указанному отцом дому. Я не мог долго находиться с ним рядом. Я держал себя в руках и был вежливым, но обида не покидала меня ни на минуту, хотелось высказать все свои претензии отцу, но я не мог: не время, да и к чему это? Все равно уже ничего не изменить.

Войдя без стука в идентичную остальным хижину из сруба, я обнаружил Викторию и Леона сидевшими за столом и уплетавшими ароматное мясо. Они вскинули на меня одновременно головы. Если Тори улыбнулась, то у Леона не отразилась ни одна эмоция на лице, лишь в глазах промелькнуло облегчение. Этот мальчик очень сильно напоминал Алекс: он был так же силен духом и упрям. Он так и не заговорил после смерти Лукаса. Мне хотелось чем—нибудь помочь мальчику, который ушел в себя, отгородился от нас высокими стенами. Я приблизился к ним и сел за стол, Тори принесла еще одну тарелку и, наполнив ее мясом, придвинула ко мне. Аппетита не было (мысленно я все время возвращался к Алекс), но мне надо было поесть: изморив себя голодом, я ничем не помогу Алекс. Мы поели в тишине.

После Леон, так снова ничего не произнеся, направился к кровати и лег на нее, повернувшись к нам спиной. Я поманил Тори на выход. Пройдя в молчании до дома шамана, мы остановились. Первой негласное молчание нарушила Тори:

— Мальчик мой, расскажешь все мне подробнее? Что произошло? Тогда ты так и убежал, выкрикнув лишь, что плохо с Алекс и вы идете к отцу.

Я глубоко вздохнул и начал свой рассказ с самого начала: как мы тренировались на поляне. Виктория внимательно слушала, не перебивая. Когда я закончил, ее брови были нахмурены.

— Значит, говоришь, те парни ее узнали и она убила до этого в своем городе одного из них?

— Да. К чему ты ведешь, Тори?

— Да ни к чему особенному. Просто подумала, что девочка немало пережила на своем пути, даже побольше нас с тобой, и смотри: совсем не сломалась, а словно стала сильнее, и ее душа не стала черной, она все так же умеет сострадать. Мы должны вытащить ее, Эйтор, ради нее, ради Леона, она должна жить! Все, что она пережила, все смерти и убийства не должны быть для нее напрасными, она во что бы то ни стало должна попасть к родным на Аляску. И если, черт побери, их нет в живых, я пойду за ними в рай или ад и приволоку их душонки обратно! Наша девочка получит то, чего так желает.

Я смотрел на Тори и понимал, что не я один отдал свое сердце Алекс. Виктория тоже ее полюбила, просто она не привыкла выражать свои чувства, и эта речь, наверное, самая длинная за всю ее жизнь. Сейчас она показала все свои эмоции и чувства к Алекс. Я обхватил ее руку и крепко сжал, не говоря ни слова: было и так все понятно.

В дом, где находилась Алекс, мы вошли вместе. Моя малышка все еще не приходила в сознание. Шаман Вихо стоял полусогнувшись у ее постели и что—то вливал с ложечки в ее рот (скорее всего, какой—то целебный отвар).

— Как она? — спросил я, подходя к кровати и присаживаясь на деревянный пол у ног Алекс.

Старик посмотрел на меня, потом на Тори и кивнул ей. Она отсалютовала ему рукой.

— Состояние ее все еще тяжёлое. Пока никаких изменений. Сегодня, сынок, станет ясно, будет она жить или нет. Дальше ее организм не протянет, сердце едва бьётся.

Я вздрогнул от его слов и перевел взгляд на Алекс: ее всегда смуглая кожа сейчас была белее простыни, на которой она лежала. Мое сердце пронзила стрела боли, глаза защипало от непролитых слез, я судорожно вздохнул и придвинулся ближе к ней. Сняв ботинки, я прилег рядом с ней, спиной к комнате и лицом к Алекс. Сзади послышались шорохи, скрипнула дверь, и наступила тишина: нас оставили наедине. Я протянул руку и провел кончиками пальцев по ее нежной щеке, пропустил сквозь пальцы густые шёлковые волосы, уткнувшись лицом в ложбинку между её шеей и головой, глубоко втянул ее неповторимый запах:

— Алекс, малышка, я соскучился по тебе, возвращайся скорее. Мне не хватает твоих блестящих гневом зеленых глаз, я соскучился по тому, как только ты умеешь ставить меня на место, твои гневные тирады в мою сторону греют мне душу. Ей—богу, Алекс, если ты не придешь в себя, я стану каннибалом! Это не угроза, это обещание. Ну же, разозлись на меня, открой свои прекрасные глаза и скажи, чтобы я заткнулся и не нес чушь. Давай, любимая.