Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

- Папа! Ты совсем к нам плиехал? Или еще не совсем?

- Совсем! - смеется Мишка и крепко обнимает сына. А я плыву, плыву над ними по воздуху. Хочу крикнуть Ванечке: "Не верь ему. Это неправда. Он врет. Он от нас отказался. Он врет". И не могу. Нет голоса. А Ванечка счастливо заливается. Возле кушетки вдруг появляется тетя Нина. Она растет, растет... Становится огромной, как готовый взлететь аэростат. Я пугаюсь. Мне некуда будет плыть по воздуху на своей кушетке, если она не прекратит расти. Но она пухнет все больше и, наконец, голосом Олега говорит... Говорит так громко, что у меня звенит в ушах:

- Да сделай же что-нибудь, черт возьми. Ведь она же умрет!

Кто-то умирает? - пугаюсь я. Где тетя Нина? Я ее больше не вижу. Она умрет оттого, что стала огромной, как дом? Рыжий, которого я тоже почему-то больше не вижу, отвечает тоскливо:

- Я сделал все, что мог. Теперь только ждать.

- Чего ждать? Она умирает, разве не видишь?

- Да пошел ты! - свирепо огрызается Рыжий. - Сказал: надо ждать.

Чего ждать? Чего? Я так давно жду... Все жду, когда же моей кушетке разрешат плыть дальше. А они не разрешают. Рыжий не разрешает. Держит зачем-то кушетку. Ведь я могу не успеть... Туда... В тот замечательный светлый коридор, откуда просто веет великой любовью и покоем... Могу не успеть. Надвигается ночь. Вот... Вот она - эта непереносимая чернота... Вокруг меня... Она страшная. Она на меня давит. Я ничего не вижу!

- Дайте мне уйти отсюда! - кричу я в испуге.

- Куда, Аленький? - тревожно спрашивает меня Рыжий.

Где он? Тут темно. Холодно. Я его не вижу. Шарю вокруг руками.

- Миша! Миша!

- Я здесь... здесь... - шепчет он нежно и берет меня за руку.

Ничего не вижу. Где же он?

- Миша! Не уходи! Пожалуйста! Ну, не уходи! - я плачу.

- Вот глупая, - невесело смеется он. - Куда я от тебя уйду? А, любимая?

Почему я не вижу, как он смеется? Не вижу его замечательных чертиков в глазах? Кругом темно. Куда же он делся?

- Миша-а-а-а-а ... - снова кричу я.

Что-то мокрое и холодное касается моего лба.

* * *

Солнце било прямо в лицо. Я зажмурилась. Трудно привыкать к свету. Настолько от него отвыкла. Вещи приобрели какие-то слишком резкие очертания. А у меня совсем еще недавно все плыло перед глазами, то исчезая, то появляясь вновь. Теперь уже ничто никуда не исчезает. Все на своих местах, все неподвижно. И этот свет... Глазам больно!

- Мама... - послышалось рядом.

Я осторожно приподняла ресницы. В полосе яркого солнечного света стоял Ванечка. Руки по-взрослому держал в карманах шортиков. Его рыжеватые кудряшки сверкали на солнце разноцветными брызгами. Где-то я такое уже видела. Но где? Когда? Вот досада, нее могу вспомнить.

- Ваня, - позвала его. И сама себя с трудом услыхала.

- Мамочка, молчи, не то кашлять будешь, - командирским шепотом сказал Ванечка, смешно вытаращив глазенки. - С тобой нельзя говолить. Папа лугается!

- Кто?

- Папа, - торжественно пояснил Ванечка и добавил, засияв радостной улыбкой. - К нам папа плиехал!

Фу-у... Это все еще бред. Конечно, я брежу... Вот и голова кружится. И дышать тяжело. Интересно, какой такой папа мог приехать к Ванечке? Бред, да и только...

- Какой еще папа, Ванечка? Что ты, милый?

- Обыкновенный папа, золотко. Как у всех. И хватит сюсюкать с парнем! Ванечка! Растишь мне из мужика бабу!

Я с трудом повернула голову на этот голос. На стуле у стены сидел Мишка. Уставший. Лохматый и небритый. Расслабленный, как отдыхающая кошка.

Ну вот! Небритый Мишка! Разве это не бред?

- С Ванечкой сколько не сюсюкай, все равно бандитом растет, - пояснила я недовольно. Пусть Мишка не заблуждается на счет сына. Потом опять взглянула на Рыжего и иронично спросила:

- Кстати... Это ты что ли папа?

- А кто еще, хотелось бы мне знать?! - воинственно спросил он. В глазах его плясали омерзительные чертики.

- Ванечка, - тихо попросила я, - посиди немного на кухне, милый. Мне с Ры ... с твоим папой поговорить нужно.

Ванечка с места не сдвинулся. Стоял, теребил кармашек на шортиках. Вопросительно глядел на отца.

- Иди, Ванька, иди, - снисходительно разрешил тот.

Ванечка развернулся и колобком укатил на кухню. Ну вот, он меня уже и не слушает. Я для него больше не авторитет. Черт знает, что такое! И этот Рыжий... Я закрыла глаза. Устала. Но память вдруг сыграла со мной злую шутку. Вспомнилось, как мы стояли в прихожей у Олега, а потом - на лестнице. Вспомнились Мишкины слова: "Чей сын?.. Когда это мы с тобой успели?.." А теперь ему, значит, сын понадобился? Признал отпрыска? Обида заполыхала в душе... Бабу ему, видите ли, из мужика растят!.. Обида и гордость...

- С чего ты взял, что это твой сын? - спросила, стараясь придать голосу безразличие.

- Мне его мать три дня назад сама об этом сказала.

- Его мать была не в своем уме. Она тебе наврала.

Мне страшно было смотреть на Рыжего. Страшно увидеть, как его взгляд становится ледяным. Что я несу? Ведь ему, наверное, все давно доложили... Потому я не открывала глаза. Слышала, как он поднялся со стула. Подошел совсем близко и присел ко мне на кушетку. Тяжелый какой. Кушетка под ним, как человек, вздохнула. Взял меня рукой за подбородок.

- Ну-ка! Открывай глаза, симулянтка. Хватит притворяться умирающей.

Я подчинилась. По старой привычке? Может быть. А, скорее всего, из желания еще раз посмотреть на него. Ведь хорош же, мерзавец! Даже такой помятый.

Он смотрел на меня с нежной жалостью, затаив где-то в глубине глаз улыбку. И опять у меня возникло ощущение, что где-то я это уже видела ...

- Ты же не умеешь мне врать, - ласково усмехнулся он. - Ты никогда мне не врала.

Это, конечно, так. Почему-то именно ему, ему одному я никогда не врала - всегда говорила правду.

- Я устала.

- Угу, - кивнул он. - Сейчас отдохнешь.

Встал и ушел на кухню. Его и не было всего несколько минут, а я запаниковала. Вдруг он совсем ушел? Больше не вернется?

Он вернулся. Держал в руках странный пластмассовый шприц. Таких мне видеть еще не приходилось.

- Ой, только не в вену!

Он хохотнул.

- Как была трусихой, так и осталась.

Много он понимает! Я рожала вон как и то - ничего не боялась. Я вообще ничего не боюсь.

- Куда руку спрятала? - насмешливо спросил он и бесцеремонно залез своей лапищей ко мне под одеяло. Пришлось подчиниться. Вытащить левую руку из-под спины.

- Да не трясись ты так, - откровенно смеялся Мишка, ловко попадая иглой в вену. Как у него это просто получилось! Ничего не поделаешь, профессионал.

Он поднял голову от моего локтя. Заглянул в глаза. Сказал серьезно:

- Теперь спи, любимая. Постарайся больше не умирать.

- Послушай ...

- После поговорим.

Спорить с ним было бесполезно. Это я еще помнила. Вздохнула. Закрыла глаза. Если "после поговорим", значит, еще увидимся. Сон накрыл меня мягкими лапами.