Алиса Клевер - Женщина на одно утро. Щедрость пирата

– Раздвинь ножки еще немного, – попросил Андре, одновременно прикасаясь членом к моим губам. Оставалось последнее мгновение, чтобы остановить это, но ни в каком страшном сне я бы не попыталась остановить Андре. Я раскрыла губы, и член заполнил мой рот, входя быстро, поспешно, удар за ударом. Удерживая за волосы, Андре заставил меня раскрыться еще больше, проникая глубже, почти в глотку. Я чуть не закричала, скорее от страха, но крикнуть не было никакой возможности. Андре удерживал меня на члене, производя равномерные, глубокие удары-проникновения. Когда я невольно попыталась чуть ослабить его напор, то тут же получила хлесткий, с оттягом, удар ремня по попе.

– Нет-нет, – пробормотал Андре. – Как можно глубже, птица. Я так хочу.

Я растворилась, потерялась в этом акте, стараясь только отдаться, обхватить и сжать губами мощный жезл, получая время от времени обжигающе горячий удар ремнем по заднице – просто потому, что Андре это нравилось. Иногда он останавливался, поднимал меня и целовал в губы. «Как бы я хотел овладеть тобой одновременно с трех сторон», – проронил он.

– Мне продолжить? – полушутливо поинтересовался Андре, когда его большой палец снова проник мне в рот. Я, обсасывая его палец, попросила не останавливаться и пообещала быть самой послушной девочкой. «Трахни меня как следует», – попросила я.

Андре отпустил мои волосы. Приподняв, он обхватил меня двумя руками за ягодицы и прижал к себе. Его жадные губы терзали мои груди, сжимали соски, целуя и покусывая их. Я только запрокидывала голову и выполняла его приказание ласкать себя.

– Да-да, ласкай себя, но не кончай, слышишь. Я не разрешаю. Ты будешь кончать только на моем члене и только когда я скажу, – заявил он, и я чуть было не кончила от одних только этих слов.

В какой-то момент Андре уложил меня на бок – усталую и истерзанную, выпоротую, «хорошо подготовленную», как он выразился. Андре нежно запрокинул мою руку наверх, чуть повернул меня, раздвинул мои ягодицы и вошел в меня сзади, впечатываясь в мое тело сверх меры возбужденным членом, удерживая и управляя мною сильными, глухими к моим жалобам и стонам руками. Он брал меня, целуя в шею, обнимая, буквально вжимая в себя, прикасаясь пальцами к чувствительному, возбужденному до болезненности клитору.

– Уже можно, – прошептал он мне на ухо и тихонько прикусил мочку.

Мне кажется, именно так и выглядит нирвана. Сознание почти покинуло меня, я была где-то между мечтой и блаженством, оргазм только завершил начатое. Тело будто пело, и я изгибалась, продолжая отдаваться и брать, раскрываясь под пальцами, надеясь на продолжение.

Я долго потом лежала молча, запоминая, лелея каждый вдох, трепетание тела. Мне хотелось запомнить это ощущение, чтобы потом в любой момент вызвать его в памяти, если Андре не будет рядом.

– Ты что, плачешь? – спросил Андре после, ибо не мог понять, чего это я там хлюпаю, уткнувшись ему в грудь. – Я сделал тебе слишком больно?

– Да, – кивнула я, нежно целуя его сильную грудь. – Слишком больно.

– Прости, прости, девочка, я никогда не могу вовремя остановиться. Покажи, где болит? Вот же черт!

– Мне слишком хорошо… – промурлыкала я. Андре приподнялся на локте и посмотрел на меня озадаченным взглядом. Я выглянула из-под края подушки, хитро улыбаясь, и тут же вернулась к любимому делу – стала целовать его тело, волосы на груди, животе – темную линию, идущую вниз от груди, его шрам от аппендицита.

– Ну, ты и птица, я тебе скажу! – проворчал он, обнимая меня покрепче.

– Ты даже не представляешь себе какая, – кивнула я, чувствуя, как твердеющий член снова утыкается мне в бок.

Я проснулась первой и несказанно обрадовалась этому. Немного свободного пространства еще никому не мешало, а мне и подавно. Андре лежал рядом, вытянувшись во весь рост на постели, словно архаичный ящер – дракон, невероятное, магическое существо, сексуальное божество, которому я с такой готовностью приносила жертву. Полный обманчивого покоя, он даже во сне искал мое тело, душно обхватывал руками, набрасывал на меня сверху ногу, прижимая к матрасу и затрудняя любое мое движение. Это доставляло неудобства, но и сами неудобства были источником наслаждения, и я снова и снова концентрировалась на этой его живой тяжести. А еще на том, как сильно ныла моя промежность – восхитительная женская растраченность, при мысли о которой в памяти вставала прошедшая ночь.

Я аккуратно отвела руку Андре в сторону, и он зашевелился, заставив меня поволноваться, но затем откинулся на спину, усталый император, опутанный сном, и я оказалась свободна. На секунду я замерла, рассматривая гибкое, молодое тело моего любовника. Меня переполняла нежность настолько сильная, что я с трудом удержалась от слез. Произведение искусства от головы до пят, не глянцевая, натертая специальным маслом красота – реальный мужчина. Чуть ниже линии живота, справа виднелся шрам от вырезанного когда-то аппендицита. На лице небольшие царапины – моя работа. Грудь его шумно вздымалась и опускалась, член спал. Мой дремлющий вулкан, персональное испытание, в котором я обречена терпеть поражение раз за разом. Чувство счастья было полным, мягким, как пух, пушистым, как облако, его было так много. Но, когда я пыталась запомнить это чувство, оно растворялось, как авиньонский туман под ногами, и тогда мне становилось немного жутко.

Любить так опасно, что можно потерять рассудок.

Отчасти я могла понять Одри. Такие чувства меняют тебя, перепрограммируют твою природу, делают слабой, зависимой. Подобная любовь опьяняет и лишает воли. Кажется, что нет ничего невозможного, когда находишься рядом с Андре Робеном. Но что, если он встанет, развернется и уйдет? Скажет: «Давай не будем друзьями», и забудет о тебе. Горе несчастным влюбленным, попадающим в адский котел неразделенной любви. Мне было достаточно только подумать об этом – я словно заглянула с краешка скалы в темную бездонную пропасть и в ужасе отпрыгнула. О, любовь – это риск, русская рулетка, где каждый поцелуй – выстрел.

Я встала, огляделась, как воришка, и выскользнула из спальни, прихватив некоторые свои вещи. Слишком давно я не делала ничего из того, что свойственно моей природе, и теперь, признавая неоспоримый факт своей капитуляции, тешила себя надеждой на подобие контроля над нынешней ситуацией. Я не боялась, что Андре меня бросит, я боялась, что не смогу жить спокойно, зная, что такое в принципе возможно. Или что он исчезнет, как Сережа. Что, если я тоже кончу как Одри, поджигая людей в арендованных ими машинах?

Бежать по прохладной сонной парижской мостовой было приятно, и вчерашняя боль смешивалась с напряжением мышц, давно отвыкших от любой нагрузки. Мое дыхание стало рваным и, как я ни старалась, гипервентиляции избежать не удалось. Прохожие смотрели на меня с насмешкой и сожалением – еще одна жертва умело состряпанной рекламы надеется на никому не нужное чудо – мечтает похудеть. Куда уж больше? Они ошибались, худеть я не собиралась. Я жалела только об отсутствии отгораживающего ото всех плеера. Наушники мне! В какой-то момент второе дыхание все же пришло, сердце успокоилось и застучало по-другому, накачивая кровь глубже, равномернее и мощнее. Пульс снизился, и я потихоньку начала проваливаться в спасительную нирвану. Не зря медики рекомендуют сбрасывать стресс и излишнее напряжение, в том числе сексуальное, за счет спортивных нагрузок. Что-то вроде анестезии чувств. Что бы ни случилось, если тебе удается пробежать больше пары километров, то ощущение «здесь и сейчас» станет главным, и ты будешь – как птица, летящая на юг. Никаких мыслей, никаких сожалений, почти никаких любовных переживаний – только равномерные взмахи крыльев. Раз-два, раз-два.