Юрий Павлов - Старая сказка на новый лад (сборник)

— Да я и не устал совсем.

Я сел в седло, и он пустился галопом.

И опять, к вечеру, мы остановились на ночлег в том же месте, где останавливались и в первый раз.

Серко щипал траву, а я приканчивал четушку, закусывая "Докторской" и всматриваясь в весело трепыхающийся на ветру костерок.

Затоптав угли и дождавшись, когда они остыли и не обжигали приложенной к земле руки, я расстелил скатёрку.

— Ты, наверное, спрячься в лесочке — сказал я Серко, укладываясь спать.

Даже не знаю, почему я это сказал, но Серко, послушно и молча отошёл к берёзовому околку.

Принц спал, закутавшись в скатёрку.

Когда темень достигла состояния, о котором говорят — хоть глаз выколи — явились три волколака.

Ветерок тянул к лесочку и Серко насторожился, учуяв оборотней, но запах не нёс угрозы, и он успокоился.

Матёрый всматривался в принца, поблёскивая фосфоресцирующими зенками.

— Может полакомимся коником? — подал голос оборотень помоложе.

— Велено сторожить принца, дурень! — хрипло просипел Матёрый и улёгся.

Они ушли перед рассветом, бесшумно растаяв в тумане, плывущем от Мары.

Я проснулся от того, что продрог. Густой молочный туман окутывал всё вокруг и Мары не было видно, хотя до воды, всего лишь несколько шагов.

Я сел — Серко!

— Здеся я, принц — его морда высунулась из тумана словно из-под воды вынырнула.

— Как же мы поедем-то? — озадачился я — чего доброго в Мару забредём.

— Сейчас ветер поднимется и разгонит туман. — Серко помолчал и добавил — Ночью оборотни приходили, сторожили тебя!

— Карла послал, наверное — я задумался, вглядываясь в туман, колыхавшийся и скрывающий, так казалось, то ли опасность, то ли… — но об этом думать не хотелось.

С противоположного берега Мары потянул ветер и разметал туман, разрывая его клочьями.

В горле пересохло и я, напившись воды и свернув скатёрку, подошёл к Серко.

— Ну что, в путь?

— Я готов!

Где-то через полчаса туман окончательно рассеялся и… небо над головой было без облачка, и над лесом, на противоположном берегу Мары, поднималось солнце.

На душе стало веселее и я даже начал припевать — Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю, о ней мечтая, что всех красавиц она милей и краше, я сам хотел признаться ей, но слов я не нашел…

Серко шёл крупной рысью, меня потрясывало, и я перестал петь.

Всадников мы увидели одновременно!

Серко сбавил бег, а потом и вовсе стал.

Всадники были ещё далеко и сосчитать их не было возможности.

Я соскочил на землю и тронул Серко — Давай-ка дружок, отойди на безопасное расстояние — но он медлил — Давай, давай! — похлопал я его и Серко, развернувшись, потрусил, удаляясь от меня.

Всадники приближались, и вот я уже смог сосчитать, и насчитал восемь.

Восемь всадников для меня не представляли опасности, я расслабился и пошёл навстречу.

Всадники были вооружены, но луки в налучьях притороченных к сёдлам.

Когда я уже мог разглядеть их лица, скакавший впереди, полуобернувшись, что-то бросил следовавшим за ним и они, перейдя на шаг, развернулись.

Он соскочил с коня, шагнул ко мне и протянул руку — Тугарин — я с удивлением на него смотрел — Младший — добавил он с усмешкой, и я пожал его руку.

Тугарин-Младший был статен и хорош собой: чуть раскосые карие глаза и кожа, цвета слоновой кости, выдавали азиата. Чёрные, вьющиеся волосы, стянутые чёрной повязкой, ниспадали на плечи.

— Карла Петрович выслал?

— Да! — и он свистнул, подзывая Серко.

Серко подошёл к жеребцу Тугарина, и они ткнулись мордами — поздоровались или познакомились?

— Отдохнёшь принц или в путь? — спросил Тугарин.

— Потом отдохну, едем!

Мы ехали шагом, наши кони шли рядом.

Тугарин взглядывал на меня, словно собираясь о чём-то спросить.

— Спрашивай! — не утерпел я.

— Дозволь, Роман свет Григорьевич, просить руки твоей дочери? — Тугарин-Младший внимательно на меня смотрел.

Он меня ошарашил?! Не то слово! Я, наверное, впал в состояние ступора, даже Серко прянул ушами и, поворотив морду, косил на меня глазом.

— Ты коноплю нюхал, Тугарин?

— Так тебе разве не сказали в Тридевятом?

Я лихорадочно соображал, вспоминая кого и куда трахал в Тридесятом.

— Царевна-Лягушка родила тебе дочь. Ты разве не знал, принц?

— Так, аа… как же Иван-Царевич? Он же вроде стрелу пускал? — спросил я совершенно невпопад, на что Серко уже откровенно фыркнул!

Тугарин-Младший тоже заулыбался.

— Я сватался к Забаве, но она только тобою бредила, принц.

Я встрепенулся — А давно Забаву похитили?

— Полная луна и шесть дён прошло, как — ответил он.

— Так что ответишь, принц? — видя, что я молчу, снова обратился он ко мне.

— Тугарин, дружище, дай хоть на дочь взглянуть сначала, что ж ты насел то на меня?

Тугарин улыбнулся и больше мы не говорили.

Тридесятое возникло перед моим взором, будто из-под земли выросло.

Без колдовства тут, явно, не обошлось!

На сей раз, нас, или меня, и ждали, и встречали.

Встречал лично Карла!

Когда я спешился, подъехав к воротам, он пошёл ко мне, улыбаясь и протягивая для приветствия обе руки.

Я с удивлением смотрел на Карлу: бороду он сбрил и подрос на пару вершков*, ибо был теперь одного со мной роста!

Мы обнялись, похлопывая друг друга по плечам.

И я не удержался — Карла Петрович, а борода то как же?

— Эээх принц! — Карла закручинился — Что толку с неё, если Забаву я не уберёг — его глаза потускнели и весь он как-то сник и ужался.

— Но ты вырос, Карла Петрович?!

— Да принц, и сам удивлён немало. Ну, с дороги в баньку? Тугарин, возьми коня у принца, да отведи в денник, пусть отдохнёт.

Тугарин уводил Серко под уздцы и тут я вспомнил — Карла Петрович, а не сделаешь ли доброе дело для моего коника? Не найдётся ли в твоём табуне кобылка для Серко? А то казус у нас приключился: поимел я его кобылку в Тридевятом, а она и обратись девушкой…

— Ох и охотник ты до девушек, принц! — Карла качал головой и улыбался — Найдётся кобылка для Серко, не переживай. А вот скажи-ка мне — он приблизил лицо к моему и произнёс вполголоса — трахнешь мою Шемаханскую? — его глаза хитро блеснули — Дашь на дашь, так сказать.

Хоть и были свежи воспоминания о прошлых моих похождениях, но я всё же опешил.

— Прииинц! — Карла тронул мою руку — Уважь, дружище! Ну заводит меня до исступления, когда Шемаханская трахается на моих глазах с незнакомцем!

— Да какой же я незнакомец, Карла Петрович? Ведь все во дворце у тебя помнят меня!

— Что ты, что ты! — Карла всплеснул руками — Тебя помнят только Людмила да Царевна-Лягушка, да и то потому, что понесла от тебя и родила дочь.