Вера Окишева - Командировка в Амазонию [СИ]

Город был красивым. Ключевое слово — был! Муниципалитет явно не досчитался пары — тройки лавочек на набережной, после того, как мы с рыжиками попрыгали на них, громко и упоительно оря, что нам горько. Следы погрома братья замели за собой качественно и автоматически, да и река очень удачно протекала рядом.

Как Митька и Тарас в платьях и на каблуках заползли на памятник, при этом и меня сумели на него закинуть, ума не приложу. От вида на реку сверху у меня снесло крышу, я так кричала! Это было восхитительно, как и полет вниз, когда у меня каблук соскользнул. Краем глаза заметила, как люди внизу собрались меня ловить. Рональд дернулся, выставляя руки, но Самуил был быстрее, аккуратно прижал к себе, всё ещё визжавшую и нервную меня.

— О, мой рыцарь, — томно прошептала я заплетающимся языком, когда смогла разглядеть, кто же, в конце концов, меня поймал и полезла целоваться.

Дальше мы катались уже вчетвером, водителя я не считаю, она же так …

Мой любимый явно был мною недоволен и пить отказывался. Я с рыжиками была на одной волне, а он явно выбивался из коллектива. Поэтому было принято решение изменить данный факт. Приложившись к бутылке прямо из горла, набрала побольше напитка и, оседлав Самуила, прижалась к его губам. Он, конечно же, сразу перехватил инициативу и углубил поцелуй, но резко дернулся, когда его рот стал наполняться шампанским. Я цепко держала его лицо, не давая выплюнуть, и когда он всё проглотил, весело рассмеялась.

— Аглаида, Аглаида, — пожурил меня Самуил и снова поцеловал.

— Как же ты целуешься, — сделала ему комплимент, с трудом отрываясь от сладких губ, только для того, чтобы вдохнуть в легкие кислорода.

— Ну, мастерство не пропьешь, как говорится, — самодовольно похвастался Самуил.

— Мы тоже умеем мастерски целоваться, — недовольно буркнул Тарас, а Митька, резко дернув меня к себе, стал на практике доказывать, на что способен.

А я с удивлением поняла, что таки да, он тот ещё мастер! Если бы не довольно-таки болезненное перетягивание моего бренного тела, я бы ещё продолжила. Когда Самуил сумел отцепить меня от Мити, я была неадекватна. Я просто была в шоке! Я столько лет с ними работаю, они столько раз мне предлагали, а я глупая была глуха к их мольбам.

Нет, я однозначно дура. Отпихнув от себя настырного Самуила, потянулась к Тарасу. Тот, поняв без слов, чего я хочу, пересадил меня к себе на колени. Митька тут же заблокировал задергавшегося жениха. Тарас целовался нежнее, но тоже упоительно. Они как лед и пламя дополняли друг друга — мои рыжики.

Когда я отстранилась от Тараса и заглянула в наполненные страстью серые глаза, с трудом выдохнула, пробормотав:

— Вот об этом я и говорила. Боюсь я рыжих. Сердцееды вы ещё те. Разбиваете сердца, а потом мучайся.

— Аглаида Федоровна, я бы попросил вас, — обиженно сказал Митька.

— Я бы тоже попросила вас всё забыть. Но вы же никогда этого не сделаете? — весело спросила я оболтусов. Те дружно замотали головами. Вот ведь паразиты!

— Как тут такое забудешь, — прошептал Тарас, заправляя волосы мне за ухо.

Зря он это сделал, ой зря! Меня с его колен как ветром сдуло и прижало к крепкой груди.

— Аглаида, ты у меня на Земле в парандже ходить будешь. Я тебя из дома не выпущу! Как ты могла, при живом-то муже, целоваться с ними! Ни стыда у тебя, ни совести.

— Любимый, ну посмотри, какие они милые, — попыталась я оправдаться, улыбаясь и рассматривая расстроенные лица близнецов.

А мы, оказывается, куда-то уже приехали. И Самуил стоял на тротуаре, а страшненькие обиженные рыжие девушки, одна из которых была с подбитым глазом, сидели в машине.

Развернувшись в цепких объятиях, я стукнула ладошкой Самуила:

— Ты у меня такой драчунишка, чуть что не по тебе, сразу в лицо кулаком. Нехорошо так, надо словами. Язык тебе для чего дан? — отчитывала я жениха нетвердым голосом, рукой продолжая ощупывать соблазнительные упругие мышцы.

— Аглаида, если бы я со всеми разговаривал, то давно бы умер. Мир жесток, — о, как его на философию потянуло.

— Пошли, давайте веселиться! — громко позвала я оболтусов и, схватив Самуила за руку, потянула его к входу в ресторан.

Натка, оказывается, уже голос сорвала, зовя меня!

Праздничное застолье я любила. Невесту крала у злой и нервной Лауры, чуть ли не из-под носа, а потом внаглую требовала денег на откуп. Оболтусам очень было приятно прятать денежки к себе в колготки, благо длинные юбки надежно скрывали тайник от посторонних глаз. В очередной раз, когда я заперлась с Наткой в кладовке, блондинка, прижав меня к себе, долго и слезно признавалась в любви и приносила мне клятвы верности и дружбы, закрепляя все это весьма недружеским поцелуем. Это был последний раз, когда я решилась её выкрасть. Пусть другие крадут, у парней всё равно все колготы были забиты деньгами, некуда пихать. Самуил не отходил от меня практически весь вечер, отдергивая от странных личностей женской наружности, которые явно хотели близкого со мной общения. Сам он тоже не отставал от прочих, зажимая меня во всех темных углах. Мы с ним самозабвенно целовались и даже один… или нет… вру… два раза на подоконнике воплощали мои юношеские дикие фантазии.

Ближе к ночи мы с Наташкой тихо шептались на весь пустой зал.

— Натка, они реально отличаются. Даже целуются по-разному.

— Да ты что? — громогласно удивилась блондинка и, слегка сощурив глаза, стала оценивать наглые лица близнецов.

Те, в свою очередь, упорно делали вид, что им даже неинтересно, о чём мы шепчемся.

— Я тебе отвечаю, — заверяла я, стуча кулаком по своей груди.

— Аглаида, давай, домой, — неожиданно третий раз прозвучал строгий голос Самуила.

— Ну, пусинька, тут так весело. Давай ещё останемся, — жалобно протянула я.

Дикий ржач раздался со стороны рыжиков.

— Пусинька, — передразнил левый.

— Пусичка, — поддержал правый, тот, что с фонарем под глазом.

Я, хоть и пьяная, но поняла, что у парней синяков скоро добавится, если они не перестанут смеяться. Поэтому, печально вздохнув, прошептала Натке на прощание:

— В постели, однозначно, разные они, как пить дать.

Пошатываясь, тяжело опираясь об стол, я встала. А дальше нетерпеливый Самуил поднял меня на руки и понес в нашу берлогу.

Вот она, романтика — пьяную, развязную, а не бросил! Таскает меня на руках, сверлит голодным взглядом.

Всё же он такой ненасытный, даже завидно самой себе стало. Чувствую, наказывать меня будут качественно, с упоением, до самого «не хочу»!

Прижалась к любимому, обняв его за шею, прикрыла глазки, чтобы мир не раскачивался. И мир перестал быть, погружаясь в темноту.

— Агла, проснись, Агла!!! — опять меня нагло вырвали из сна.