Bafometka - Ненависть [СИ]

Ненависть.

— Ч-чего вы от меня хотите, тётя? Я вас совсем не знаю… — пробормотал мальчик.

— От тебя ничего, — улыбнулась Берилл. — И ты прав… Ты меня совсем не знаешь… Сын Михата Коу… Но ты сломал мне жизнь, потому что он выбрал тебя и эту твою сучку-мамашу! И теперь ты заплатишь за это!

С этими словами Берилл накинула на голову Ятена одеяло, заглушив его отчаянный вопль.

В зимнем лесу, посреди которого стоял одноэтажный домик, словно последний оплот цивилизации, было холодно. В лучах полуденного солнца снег казался необыкновенно белым. Ятен глухо кричал и бился, но крепкие руки Берилл держали его словно стальным капканом.

Вытащив его из одеяла, Берилл накинула петлю на шею мальчика и затянула изо всех сил, душа вопль.

Лицо Ятена покраснело. Он вцепился в верёвку пальцами в отчаянье, пытаясь сбросить удавку. Но силы были не равны…

— Ненавижу! Ненавижу! Господи, как же я тебя ненавижу! — кричала женщина. — И чего ему не хватало?! Я ведь была для него всем! Я и эту суку Мицу убила, потому что она грозилась рассказать моим родителям о нас! И что же?! Михат Коу ведь на свою жену совсем смотреть не мог! Но смотрел, когда ты был рядом! Смотрел, даже когда я забеременела! Ненавижу! Ненавижу!

Она поднялась на ноги и стала рассматривать ближайшие деревья. Затем замахнувшись, Берилл захлестнула верёвку на нижней ветке. Но натянуть не успела.

С безумием в глазах и пеной на губах, одетый в горнолыжную куртку к ней бежал молодой мужчина.

— Берилл, стой! — крикнул он на бегу, сбиваясь временами на четвереньки.

Она застыла от неожиданности. Верёвка выпала из её рук. Рыдая в голос, Михат Коу подполз к сыну на коленях и стал стаскивать петлю с шеи. Ятен сделал спасительный вздох. Жуткая синева стала понемногу сходить с его лица.

— Михат… — пробормотала Берилл дрогнувшим голосом.

Он молча взглянул на неё. И смотрел. Долго-долго смотрел, пытаясь проникнуть в чёрную душу той твари, которая чуть было не убила его ребёнка. Закутав Ятена в одеяло, Михат Коу поднялся. Резким пинком он сбил Берилл с ног. Она повалилась в белоснежный сугроб, поднимая в воздух облачко рыхлого снега.

Михат схватил женщину за волосы, вытащил из сугроба и поставил перед Ятеном на колени. Затем он вложил нож в руки сына и сказал:

— Бей. Смотри этой суке в глаза и бей.

Ятен взглянул на нее, но ударить не мог. Мальчик не хотел этого делать и не понимал зачем. Заметив его колебания, Михат ударил сына по лицу.

— Бей, щенок! Бей, я сказал! Она хотела тебя убить! Или ты или она!

— Папа… — прошептал Ятен.

— Жизнь должна значить для тебя всё, если она твоя. И ничего, если она чужая, сынок! Так что бей!

Стоя на коленях, Берилл улыбнулась.

— Ну, давай же. Давай… Убей меня, милый мальчик, если от этого станет легче…

Она улыбнулась ещё шире. И хотя было светло, Ятен отчего-то не мог разобрать черт этого прекрасного лица. Только карминовые губы, только нож, прижимавшийся к её горлу.

— Давай, мальчик. Давай. Пожалуйста, — она запрокинула голову так, что лезвие ещё сильнее прижалось к бледной коже. — Пожалуйста. Давай. Пожалуйста. Убей. Сделай это. Давай, давай, давай…

Казалось, она совсем не разлепляла губ. Слова просто вылетали из её глотки и отдавались ему в руку.

— Давай, давай… Сделай это, пока ОН смотрит!

«Жизнь должна значить для тебя всё, если она твоя. И ничего, если она чужая, сынок».

— Давай, мальчик, давай…

— Зачем ты это сделала?

— Давай же…

— Почему я? Почему ты хотела убить меня? Почему не ЕГО?

— Ну, пожалуйста…

Глаза цвета янтаря слабо мерцали. Белое горло умоляюще вздрагивало под ножом. И просило, умоляло: давай, давай…

— Наши боги — это мы сами. Мы и только мы творим собственную судьбу. Сделай это, и моя ненависть будет принадлежать тебе… Ведь нет ничего страшнее любви и сильнее ненависти! Запомни это, мальчик! Навсегда запомни…

Когда он выпрямился, то увидел, что Берилл стоит, не шевелясь, и продолжает смотреть на него все той же ясной, лучезарной улыбкой.

И в это мгновение лезвие ножа вошло в её тело…

Харука смотрела в затонированное окно лимузина на проносившиеся мимо огни вечернего Токио. За десять лет пребывания в столице она столько раз ездила по этой дороге. Но сегодня все было иначе. Харука впервые путешествовала столь роскошно. Обивка в салоне была из натуральной кожи цвета жжёного сахара. В кармане переднего сиденья лежала свежая пресса, а в мини-баре можно было найти бутылки с дорогим алкоголем, водой и минералкой.

От водителя и охранника на переднем сиденье её отделяла пуленепробиваемая перегородка. За два часа пока они тащились по пробкам, ни один из них не оглянулся. Зато за ней пристально наблюдали через лобовое стекло следовавшей за лимузином Audi. Итак, она была в наручниках и её сопровождали куда-то несколько мужчин в чёрных костюмах на дорогущих машинах. У их хозяина определённо были средства. И Харука хорошо понимала, что её могут стереть в порошок в любой момент.

«Как же они выследили меня?» — подумала детектив. — «Неужели запрос на выдачу дела „Лунного Королевства“ так обеспокоил кого-то?»

И этот кто-то, похоже, наблюдал за каждым её шагом и ждал лишь подходящего случая, чтобы обезвредить. Мистер Х знал о Харуке всё, а она о нём ничего.

Наконец лимузин выбрался из плотного потока и свободно направился вдоль шоссе, пока не достиг окраины Токио. Они въехали в лесную зону, и когда деревья расступились, машина упёрлась в кованые ворота. Харука заметила видеокамеру, фиксирующую всё, что происходит на территории. Водитель открыл дверцу машины и, сообщив нечто охранникам на контрольно-пропускном пункте, вновь захлопнул её. Ворота открылись, и лимузин въехал в парк, на другом конце которого ослепительными прожекторами освещался трёхэтажный особняк.

Когда водитель лимузина притормозил возле огромного мраморного фонтана, из сопровождавшей его Audi вышел охранник и помог Харуке вылезти из машины.

— Сюда, мисс Тэно. Только прошу вас без глупостей! — сообщил он детективу.

Харука окинула взглядом трёх мужчин в черных костюмах, не дававших ей и малейшего шанса улизнуть, и со вздохом последовала за ними. По крайней мере, ей ничего другого не оставалось.

Перед Харукой любезно открыли парадную дверь особняка, а затем предложили подняться на второй этаж в западное крыло. Во время своей краткой экскурсии по дому Харуке показалось, что особняк был необитаем. По крайней мере, она никого не встретила, пока шла в окружении своих сопровождающих. Пройдя по длинному коридору, стены которого были увешаны великолепными картинами, настоящими произведениями искусства, Харуку привели в просторный кабинет и тут же закрыли за ней дверь.