Алина Углицкая - Сердце кугуара

И не стал его останавливать.

Впервые в жизни Лукаш хотел забыть, что он человек. Стать зверем. Выпустить свою боль.

Вот и все.

На это раз действительно все…

Прощай, Ева…

Шейн Догерти — агент Скотланд-Ярда — стоял в коридоре военной клиники Сант-Анджело и смотрел через застекленный пролет на девушку, лежавшую в палате интенсивной терапии. Его давняя и безответная любовь. Столько лет прошло со дня их расставания, но глупое сердце до сих пор не забыло тех нескольких дружеских встреч, которые она ему подарила. Он помнил ее юной, романтичной, немного наивной особой, верящей в справедливость и мир во всем мире.

А что с ней стало теперь?

Девушка, лежавшая на больничной кровати, казалась тенью самой себя. Бледная, с похудевшим лицом, на котором темными пятнами выделялись запавшие глаза. Она равнодушно смотрела в потолок и почти не реагировала на присутствие врача, который суетился возле нее, проверяя показания приборов и сверяя их с медкартой, которую держал в руках.

Хотел бы Шейн знать, о чем она думает.

С тех пор, как спасательный вертолет доставил Еву Воронцову на остров Тайра, прошло уже две недели. Первые дни она бредила, бормоча что-то о мужчине, превращающемся в пуму, экспериментах и лабораториях. Требовала вернуться за неким Лукашем. А потом, когда немного пришла в себя, замолчала. И за это время так и не рассказала, что случилось с ней в резервации. Шейн мог только догадываться, что ей пришлось пережить.

Военные, доставившие девушку, сообщили, что сняли ее с тонувшего катера. И что с ней был мужчина, вер. Это его она умоляла спасти, когда металась в бреду.

Шейн помнил, как первый раз вошел к ней в палату. Ева была в таком состоянии, что не узнала его. Схватила за руку, сжав с такой силой, какую трудно было бы заподозрить в столь хрупкой особе, и лихорадочно зашептала:

— Пожалуйста. Я вас очень прошу. Помогите… Найдите его…Ему нужна наша помощь!

— Кому — ему, Ева? — переспросил он, нагнувшись ближе. Глаза девушки были открыты, но она ничего не видела, находясь во власти бреда.

— Лукашу… — запекшиеся губы еле выдохнули это имя. — Его зовут Лукаш Каховский…

Найти нужную информацию оказалось несложно, особенно, если у тебя удостоверение агента ЕСР с пятым уровнем допуска. Уже через час Шейн знал, кто такой Лукаш Каховский. Мужчина-вер, белый, хронологический возраст пятьдесят лет, биологический — тридцать. Регистрационный номер, место регистрации, уровень опасности для окружающих… Вся подноготная.

Тщательно изучив данные, Шейн сделал запрос в соответствующие инстанции. И был поражен ответом. Лукаш Каховский не существовал. Официально он был утилизирован в восьмидесятых, как результат неудачного эксперимента с сотнями других таких же несчастных.

Каким же образом он прожил все эти годы? Неужели в систему закралась ошибка, или кто-то нарочно подделал данные?

Сейчас, стоя в коридоре больницы и глядя на Еву, Шейн пытался найти ответ.

Когда доктор Нейман вышел, Догерти шагнул к нему, придерживая рукой накинутый на плечи белый халат:

— Док, как она?

Остановившись, врач взглянул на него поверх стекол очков.

Потом, с задумчивым вздохом заглянул в свои записи.

— Что я могу вам сказать, агент Догерти? У девушки сильный шок. Мы, конечно, делаем все, что в наших силах, но…

Он поджал губы, точно раздумывая, стоит ли этому человеку знать то, что он намерен ему сообщить.

— Говорите. Ее жизнь в опасности? — Шейн Догерти сжал кулаки.

— Нет, что вы. Возникла проблема иного толка. — Врач захлопнул папку и решительно произнес: — Идемте в мой кабинет. Мне нужно с вами поговорить.

Шейн бросил еще один взгляд на девушку и проследовал за врачом.

— Так что за проблема? — он прикрыл за собой дверь кабинета и остановился напротив Неймана.

Тот аккуратно положил папку с медкартой на стопку таких же папок в углу стола. Потом сел в кресло и сложил пальцы домиком.

— Скажите, — заговорил так, словно обдумывал каждое слово, — я могу связаться с кем-то из родственников госпожи Воронцовой?

Шейн тут же нахмурился.

— Это не в моей компетенции. В целях неразглашения информации, мы приняли решение не посвящать их в подробности. Родителям Воронцовой было объявлено, что их дочь задержится на Тайре по личным делам.

— Значит, мне нужен кто-то, кто сможет взять на себя ответственность за ее жизнь и здоровье. И подписать от ее лица кое-какие бумаги.

— Скажите, в чем дело.

— Вот. Смотрите.

Нейман достал из Евиной папки пару листочков, испещренных показаниями приборов и результатами анализов.

Шейн пробежал их глазами.

— Что это? — он поднял непонимающий взгляд на врача. — Здесь написано, что госпожа Воронцова беременна. Срок две недели. По предварительным анализам отец ребенка не человек. Вер.

Шейн стиснул зубы так, что от напряжения заныли скулы.

Пальцы с силой сжали бумаги.

— Это… правда? — просипел он, чувствуя, как из легких улетучивается кислород, а воздух в кабинете становится густым и тяжелым, точно кисель. — У вас есть доказательства?

— Вы держите их в руках. Будь срок чуть побольше, мы могли бы взять на анализ пренатальный материал, но и эти результаты не вызывают сомнений. Послушайте, — врач поправил очки, — я понимаю, что вам нелегко. Я тоже мужчина и вижу, как вы смотрите на госпожу Воронцову. Она вам не безразлична. Но вам лучше, чем мне, известны законы. Мы должны вернуть ее на Химнесс отцу ребенка.

— Нет! — Шейн грубо выругался. — Это невозможно. Отец ее ребенка мертв, ушел на дно вместе с катером, и у меня есть официальное подтверждение. А сама Воронцова под моей личной охраной.

— Тогда, что вы предлагаете? Оставить ее здесь до момента родов и изъять плод? Вы же понимаете, что никто не выпустит ее отсюда с этим ребенком.

Догерти задумался на пару секунд.

— У меня нет времени ждать родов, — произнес он, покачав головой. — Единственный выход — это аборт.

— Это противозаконно. Я не имею право делать аборт без разрешения пациентки.

— Или разрешения опекуна, назначенного судом, если пациентка не дееспособна. Ведь так? — Шейн в упор взглянул на врача. И в его взгляде была такая внутренняя одержимость, что Нейман слегка побледнел. — Я добуду вам это постановление в трехдневный срок.

— Каким же образом?

— Потребую провести судебную экспертизу. Поверьте, любой психиатр признает госпожу Воронцову недееспособной, а если учесть ее историю болезни и остатки транквилизаторов в крови, которые вы обнаружили…

— Вы страшный человек, агент Догерти, — оборвал врач, вставая. — Я понял вас. Делайте, что считаете нужным. В конце концов, этот ребенок будет для нее только обузой.