Ольга Кирина - Ветер свободы

— Я не смогу жить без тебя. — Как проклятие шептала его любимая, терзая его сердце.

— Тихо-тихо, все хорошо. — Он нежно гладил ее по белоснежным волосам. Они всегда ему нравились. Волосы цвета девственно-белоснежного снега сверкающие на морозном солнце и слепящие до слез глаза. До встречи с ней, он думал, что никогда не сможет полюбить снег. А как можно полюбить то, что приносить только боль, страдания и смерть? Его сила и сила его брата, была связана с холодом. Не простым, после которого обязательно должна наступить оттепель, а самым жутким, выгрызающим вытягивающим любое тепло и энергию. После такой мертвой магии не оставалось ничего живого, и ничто не подлежало восстановлению. Промерзлые окостенелые пустыни, завихрения сумасшедших вьюжных бурь и пустота. Одинокая, глубокая и вечно голодная звенящая пустота. Хоть и ненадолго, но он смог вырваться из уродливых скрюченных ледяных пальцев его мертвого мира.

— Альди, Альдения… Любимая, ну не плачь… — его голос начинает дрожать, но он держится из последних сил, ему нельзя плакать. Не сейчас и никогда более. — Посмотри на меня, пожалуйста. — Она поднимает на него свое заплаканное лицо, шмыгает носом, а он начинает смеяться, весело, задорно, в последний раз… Она все понимает, натянуто улыбается, ему это необходимо, им не нужны слова. Он целует ее покрасневшие щеки, собирает с них соленую горьковатую влагу, старается запомнить, сохранить в своем сознании ее вкус, запах, образ. Она останется самым светлым пятном в его памяти перед смертью, и никакая сила не в состоянии стереть этот отпечаток. — Держись, слышишь? Ради нас. Ради нашего продолжения, ты обязана. Понимаешь? Не доставляй ему такой радости. — Он легонько тряхнул девушку, она согласно кивнула и сжала зубы до громкого скрежета. Слезы еще продолжали литься из ее глаз, но сейчас это были слезы бессилия и злости.

— Нэйри… ну почему так? Почему? Я не понимаю. Я же люблю тебя, — Эмоционально кричала ему девушка в лицо, комкая рубашку на его груди в своих маленьких кулачках до треска. Ткань под напором последний раз хрустнула и разошлась по швам. Она рванула остатки ткани, и они мелкими ошметками упали на пол, обнажая крепкое белоснежное тело ее возлюбленного. Девушка безжалостно вцепилась в густые длинные иссиня черные волосы своего любимого, заставляя того резко наклонить голову к ней, ведь разница в их росте была значительной, и припала к его горячим губам в обезумевшем поцелуе. Она пила его дыхание, безумно, безудержно, до смертельного головокружения и дикой дрожи в коленках. Каждый ее стон, приближающееся черное марево впитывало с большим удовольствием, словно эта вязкая темнота была живым существом, голодным и жаждущим эмоции. Стоны смешивались, ее жадные губы не перестали терзать его искусанные уста, она не сдерживалась, не сейчас. Она покрывала пылкими болезненными поцелуями его шею. Его грудь, все до чего могла дотянуться. Она царапала его сильную спину и жилистые плечи до крови, оставляя глубокие борозды от ногтей. Она запрыгнула на него, крепко обхватив своими ногами его узкие бедра. Девушка уже давно перестала себя контролировать. Ей было плевать на все. Путь она умрет вместе с ним, она не в состоянии вынести его смерть. Ей незачем жить. Без него она будет лишь пустой оболочкой.

— Нэйри… пожалуйста… прошу… еще есть время… не сдерживайся, — девушка жадно шептала ему, покусывала и облизывала солоноватую терпкую кожу. — В последний раз, пожалуйста, — ее судорожные всхлипы, крупные слезы и шепот. Она снова и снова беспорядочно гладила его тело, щипала и царапала, словно хотела оставить хоть что-то на память. — Любимый мой… милый… как же я люблю тебя… люблю… Нечеловеческий мощный принадлежащий ему крик, в котором смешалось многое. Безнадега, страсть, дикое желание, от которого он сгорал. Мужчина резко опрокинул ее на пульсирующий мягким светом пол, замедлив падение в самом конце, чтобы ни причинить травмы.

— Альди… маленькая моя… нежная… хрупкая… — Он целовал ее в ответ так же жадно и с такой же самоотдачей, как и она. Он отдавал себя всего, в эти последние для них минуты. Им было наплевать на эту потустороннюю темноту, что как извращенный больной разум следила за ними. Он дарил ей свою любовь, свое мягкое тепло и жар своего сердца. Он вкладывал в каждое свое слово, что шептал ей на ушко, всю экспрессию. Он впечатывал в ее сознание их разукрашенную богатыми эмоциями жизнь. Остатками сил он доносил до ее разума необходимость продолжения жизни, ведь его милой Альди есть, ради чего продолжать дышать и двигаться дальше. Комкаными рваными, нетерпеливыми движениями он разорвал ее белоснежное свободное одеяние, обнажая хрупкое совершенное фарфоровое тело, созданное для него, для его бесконечной ласки. Мужчина внял пылающим мольбам своей избранной не сдерживаться и в одно мощное движение слился с ней в единое целое. Чем вызвал новый всплеск накрывших их с головой эмоций. Она кричала, стонала и изгибалась под его звериным напором. Их дыхания смешивались, а сердца начинали биться в один такт. Он уткнулся в ее густые длинные волосы, рассыпавшиеся сверкающим облаком, вдыхал их аромат и позволил себе тихо беззвучно заплакать. У него не было сил, держать железный контроль. В его душе в тот момент рождалась буря. Она несла в себе многое… слишком много всего. Горькое негодование и острую боль, щемящую нежность и обжигающую, почти смертельную тоску. Но во всем этом богатом океане преобладало одно — признательность, наравне с уже испытываемой им великой благодарностью. Эта признательность помогла погасить ему смертельную грусть, которая начинала растворять его истинное я. За свою долгую бессмертную жизнь он наконец-то познал, что значит чувствовать и понял разницу между существовать и жить, и своими глазами увидел, все многообразие красот, которые способна сотворить вселенная. Он любил и был любимым…

Красочная, сотканная из осязаемых энергий вспышка, сотрясала фундаментальное строение. Переплетение магических резервов разрывало материи всех форм и размеров. Взрыв и во все стороны устремляется бархатная густая дымка, которая на первый только взгляд казалась идеально черной. Это был изначальный цвет его магии, его силы. Но если всматриваться чуть подольше, то можно было заметить нежные аквамариновые всполохи, которые разукрашивали эту скучную тьму. Эта особенность появилась у него уже после того, как его сердце, которое с рождения было скованно льдом, покорила хрупкая, юная и молодая богиня, с взрывным и сумасбродным характером. Мужчина приподнялся на руках и посмотрел в глаза своей возлюбленной. Они всегда говорили намного больше, чем просто слова. Ему никогда не нужны были ответы на его вопросы, достаточно было сконцентрироваться на этих притягательных омутах, и он уже заранее знал то, что она скажет. Для него, она всегда была открыта, чиста и невинна, как глоток свежего морского бриза. Она подарила ему свою душу, и он читал ее как единственный экземпляр редкой книги: с благоговейным трепетом и нескрываемым наслаждением. Сейчас, в насыщенной серой глубине плескалось невообразимое количество недосказанности и та боль, что ненадолго затаилась в глубине его древней души, с новыми силами вырвалась наружу, ломая его хрупкое самообладание. Он невесомо коснулся кончика вздорного носа своими губами и тряхнул головой, стараясь сбросить томление и негу, что горячей патокой растеклись по его телу, расслабляя, вынуждая прикрыть глаза, забыть обо всем и ни о чем не думать.