Ульяна Соболева - Непрощенная

Всадник в маске смотрел на меня, а ветер беспощадно трепал мне волосы и бросал хлопья снега в лицо. Он застыл, как и все его воины.

- Рейн!

Резко соскочил с коня, и я побежала онемевшими от холода ногами… к нему, по снегу, и бросилась в объятия. Он прижал к себе рывком так сильно, что у меня хрустнули кости и подогнулись колени. Подняла голову, вглядываясь ему в глаза, сдернула маску и обхватила ладонями его холодное лицо, не понимая, что по щекам катятся слезы.

- Ждала меня, - выдохнул мне в губы не вопрос, а утверждение и подхватил на руки, накрывая плащом.

Осмотрел своих воинов:

– Гай Дас Церрон мертв. Его кишки жрут мои волки. Мятежники украшают собой все подъездные пути к Валласу. Дозор подоспел вовремя. Лаан, за верную службу все владения Церронов теперь твои!

- Потери?!

- Сто человек военными и много жертв среди населения.

- Вы весь в крови, мой Дас. Лекаря к велиару!

- К Саанану лекаря, - крикнул Рейн и снова посмотрел на меня, а я протянула руку, стирая кровь с его щеки, содрогнулась увидев жуткий порез от меча у виска. Кровавый след потянулся от моих пальцев по широкой скуле к губам, цепляя нижнюю, чувственную, слегка потрескавшуюся от холода. Жуткая улыбка, застывшая на его изуродованном лице, больше не пугала меня, сквозь стекло слез смотрела, как под моими пальцами остаются кровавые дорожки, и снова посмотрела в глаза, а он приподнял меня выше и сильнее прижал к себе, внимательно вглядываясь в мое лицо.

- Страшный? – с какой-то надорванной горечью.

Я прижалась губами к его губам, чувствуя привкус железа и соли, слыша его гортанный стон и ощущая дрожь пальцев на моей спине.

- Согрей меня, Рейн. – прошептала прямо в губы, - Я замерзла без тебя до смерти.

Серо-зеленые глаза вспыхнули и обожгли мгновенным лихорадочным блеском, от которого под кожей заполыхали миллиарды искр.

- Я тебя сожгу, маалан.

- Хочу сгореть с тобой, Рейн дас Даал.

- Им иммадан… Девочка-смерть. Будем гореть вместе. Я тебе обещаю.

Он стоял на балконе, как изваяние. Стоял уже несколько часов, и никто не смел приблизиться к нему. От страха они все онемели, потому что таким Ода Первого не видели никогда. С того момента, как гонец принес известие о взятии Валласа и о пропаже Одейи дес Вийяр, в велиара словно вселился сам Саанан – он отрубил гонцу голову, едва тот произнес те самые роковые слова о похищении дочери и о мерзких слухах, что Одейя дес Вийяр отныне шлюха проклятого недоноска, сына Альмира дас Даала.

Од Первый схватил меч, лежащий на столе, и одним взмахом перерезал шею несчастного, которому пришлось принести дурные вести в Варнар. Следующим взмахом меча обезумевший велиар обезглавил ещё нескольких слуг. Он размахивал оружием и ревел, как раненый медведь.

Люди тут же попятились к открытым дверям, в панике покидая помещение. Велиар редко впадал в состояние такой мрачной ярости, но если впадал, то мог зарубить всех, кто попадался под руку. Последний раз он пребывал в похожем расположении духа, когда узнал о смерти Аниса, но даже тогда сумел держать себя в руках и всего лишь отрезал вестнику язык. В этот раз он просто сошел с ума. Около часа бушевал в своих покоях, разворотил все помещение до основания.

Голова гонца и троих несчастных, попавших под руку, так и остались лежать у сундука с картами островов, а тела, распростертые посередине комнаты, заливали все вокруг кровью, которая растекалась, как саананская трясина, рисуя свои узоры на белом ковре из великолепной варнарской шерсти.

Велиар вышел на балкон почти раздетым несколько часов назад. Он не обращал внимание на Ноара, который отдавал указания унести тела и вымыть покои своего даса. Слуги убирались в помещении тихо, как мыши. Шлюхи жались к друг дружке в соседней комнате и молились своим варварским богам в надежде выйти живыми из покоев велиара Лассара, но их заперли на замок. Многие предпочли бы, чтобы Од Первый сорвал свою ярость на чужестранках. Всё равно их ждет смерть рано или поздно, от болезней или от кинжалов лассарских воинов, которые резали островитянок, как скот, обезумев от вседозволенности. Кто пожалеет куртизанок? Они и так мясо. Пожевал и выплюнул.

Люди выносили испорченный ковер, драили полы и стены, стелили новые дорожки, оттирали пятна крови с блестящей алебастровой мебели. Едва Од Первый шевелился, они тут же в панике бросались вон из помещения, а потом, крадучись, возвращались обратно. Каждый знал, что попадись он под руку велиару в таком состоянии, то смерть может быть легким наказанием по сравнению с изощренными пытками, которым мог подвергнуть Од Первый неповоротливых подданных.

Ноар подхватил плащ, и выйдя на балкон, накинул на плечи своему велиару. По утрам на островах было довольно сыро и прохладно. Зато к полудню начиналось пекло – спасала лишь ледяная вода из источников и ванны. Но северяне все же предпочитали жару той долгой зиме, которая сейчас бушевала в Лассаре.

Слуга смотрел на красивый, словно высеченный из гранита, профиль своего даса, и ему хотелось осенить себя звездой от этой величественной красоты. Красив настолько же ослепительно, как и жесток. Когда Од Первый пришел к власти, по старинным поверьям Лассара в каждом доме закололи молодого барана и залили свежей кровью двор, чтобы то была единственная кровь, которую прольет молодой велиар среди своего народа.

Напрасные жертвы, потому что уже через день своего правления Од Первый велел призвать всех мужчин старше тринадцати и завербовать в армию Лассара, так как затеял свой самый первый военный поход. Отвоевывать границы на севере. Пролилось немало крови, но велиар вернулся с победой и раздал своему народу половину золота, захваченного у неприятеля. Оттуда же он и привез себе невесту - прекрасную Анису. Тогда ещё Ода Первого благословляли, а не боялись. Страх пришел позже с первыми мятежами, которые подавили настолько жестоко, что от одного упоминания об этом люди осеняли себя звездами и в ужасе начинали заикаться. Поговаривали, что кожаный ремень велиара выдублен из человеческой кожи. Главного мятежника Бернье освежевали на площади и скормили свиньям, которые жрали его живьем. Остальных мучили месяцами, жен и детей резали на глазах у провинившихся отцов. Их дикие крики звучали эхом по всему Лассару. Первый и единственный мятеж был подавлен. За глаза Ода Первого называли Од Кровавый. Люди могут забыть любую жестокость, но никто и никогда не сможет забыть смерть детей. Такое впечатывается в память навечно, ибо кто смог поднять руку на столь невинное существо, не пощадит уже никого. Следующим шагом Ода Первого станет истребление еретиков и иноверцев. Лассар очистят от скверны путем сожжения несчастных, осмелившихся молиться иным богам. С этого момента у людей больше не останется иллюзий по отношению к белокурому велиару. Но в то же время Од Первый поднял Лассар на тот уровень, когда ни одно соседнее государство не может с ним сравниться в богатстве и могуществе. Золото и вкусная еда закрывают рты даже самым недовольным, а обилие дешевых рабов из Валласса и вовсе заставило народ забыть о зверствах Ода Первого в начале своего правления. Люди опять молились на своего правителя и благословляли на новые походы.