Анастасия Трусс - Танец на осколках души

— В первый день, когда мы познакомились, ты меня избил. В следующую нашу встречу, ты убил близких мне людей и изнасиловал меня. В день, когда меня официально признали твоей женой, ты угрожал, что можешь убить моего ребёнка. Потом, ты заковал мою шею в «оковы неволи» на пару с Люцифером и, с ним же, затем, взял меня силой. Дальше продолжать? Или достаточно?

— И из-за этого ты меня боишься?

— Знаешь, было бы очень странно не бояться тебя после всего этого, — я устало вздохнула — объяснять столь очевидные вещи мне казалось глупым и бессмысленным. — Да и к тому же… Ты сам говорил, что я — рабыня. А рабыня, разве, не должна испытывать страх к своему хозяину?

— Ты так сильно хочешь ею быть, котёнок?

Ещё один странный вопрос. Ферокс никогда не спрашивал — хочу я чего-то или нет. И уж, тем более, никогда не спрашивал — кем я хочу быть. Вариантов не было — меня всегда ставили перед фактом.

— А у меня, что? Есть выбор? — задала я вопрос, сама не веря, что делаю это.

— Есть. Я решил пересмотреть своё отношение к тебе. Но, насколько, будет зависеть только от тебя, — огорошил меня Ферокс.

Мне захотелось попросить его повторить последние слова, так как я не поверила в то, что услышала.

«Он хочет изменить своё отношение ко мне? Зачем? Почему? Что, вообще, происходит?!».

— Ну, предположим, что я — не конченная мазохистка и настоящее положение меня, действительно, не устраивает, — осторожно сказала я. — И что я должна сделать, чтобы это поменять?

— Во-первых, твой страх передо мной. Он раздражает. Я хочу, чтобы ты уяснила то, что меня бояться не следует. Ты же сама должна понимать, что я не причиню тебе вреда.

— Да, сам ты мне вреда не причинишь, — согласно кивнула я. — Зато, запросто можешь позволить это сделать Люциферу. Или кому-то из Верховных демонов.

— Напомни-ка мне, когда Люцифер или кто-то из Верховных, причиняли тебе вред?

— Ты, реально, не понимаешь?! — у меня уже слов даже не было. — Меня насиловали с особой жестокостью, пытали… Это — не вред?!

— На большинство из того, что ты назвала, ты сама же и нарывалась. Да и… не вред это. Твоих регенеративных способностей, по крайней мере, тебе, пока, хватало.

— То есть, для демонов или драконов, причинить вред — это инвалидом, пожизненно, сделать? Всё остальное — это так… пустяки?

— Ты правильно меня поняла. То, что неприемлемо и ужасно для слабой и жалкой человеческой расы… неприемлемо, лишь, потому, что они слабы. От любых ран — умрут, от любой пытки — умрут. Поэтому, они и защищают себя законами, принципами, моралью… Всё для того, чтобы защитить свою жалкую жизнь. Всё для того, чтобы прожить свои никчёмные семьдесят-восемьдесят лет и сдохнуть в старческом маразме. Мы, совершенно, другие. Мы не болеем, не стареем… Мы — не слабы. Реши уже, наконец, кто ты. Слабый человек или же демон, для которого насилие и пытки — это обыденность.

Я вспомнила момент, когда я была у Вельзевула и когда читала книгу на языке демонов. Тогда, это дало Верховному демону понять, что человеком я себя уже не считаю. Но, видимо, принять себя, как демона и относиться ко всему, как демон… Это, всё-таки, было разными понятиями.

«Как можно не воспринимать пытки и насилие, как нечто плохое? Особенно, в отношении себя?».

— Я так понимаю, из того, что ты сказал, ты не считаешь, что у меня есть причины тебя бояться? — спросила я дракона.

— Верно, котёнок.

— У нас с тобой разные точки зрения на этот счёт, — заметила я. — Но… я попробую… тебя не бояться. А что, во-вторых?

— Во-вторых, мне не нужна рядом женщина, которая знает, в большем объёме, только то, что касается демонов. Ты должна, в не меньшей степени, изучить всё, что касается драконов. Можешь считать это чем-то, вроде, экзамена на пригодность. И, может быть, тогда я прислушаюсь к словам золотого дракона насчёт тебя.

— Я поняла. Но, почему ты, вообще, захотел этого? Чтобы я перестала шарахаться от тебя, училась? Тебя же, до этого, всё устраивало.

— Устраивало — да. А теперь, не устраивает. Объяснять причины я не намерен. Если будешь изучать драконов, то сама поймёшь мои мотивы.

«Странно это всё, — подумала я про себя. — Как-то всё… слишком резко, что ли. Не может такого быть, чтобы Ферокс, ни с того, ни с сего, подарил мне такой шанс. Шанс, можно сказать, на новую жизнь. На жизнь без страха и, можно сказать, в другом качестве. Правда, ещё не совсем понятно — в каком, но всё же. Это — слишком нереально. Такое чудовище, в моём понимании, как Ферокс и, вдруг, такое поведение. Хочется найти в этом какой-то подвох, но… не могу его найти. Ну, что ж. Я буду дурой, если откажусь от этого».

— Хорошо, буду учиться, и избавляться от страха. Я могу идти?

— Да, можешь. И, ещё кое-что, — остановил меня его голос на пороге. — Разберись уже со своей собственной личностью. Я не горю желанием угадывать — с какой тобой я встречусь в следующий раз.

— Я постараюсь.

— И ответь мне, напоследок, на один вопрос. Одна из причин твоего страха и ненависти ко мне — это то, что я убил людей, да?

— Да.

— Но… я убил, по твоему мнению, невинных людей. А что ты сама сделала в Светлом лесу? Ты убила невинных светлых эльфов. Так, скажи мне, в чём между нами разница?

— Не знаю… Наверное, уже никакой.

Глава 43.

От Ферокса я вышла, если можно так сказать, в растрёпанном настроении. Этот разговор выбил меня из колеи. Я была растеряна и, немного, напугана. Когда на тебя, неожиданно, сваливается что-то такое… хорошее, при всей твоей отвратительной жизни… В это, в начале, довольно, сложно поверить.

Я вернулась в свою спальню. Когда я вошла, Самаэль уже был там. Как только я увидела ангела смерти, внутри всё похолодело. Его возвращение означало только одно — Лавинии и Николь нет среди живых.

— Ты уже… всё сделал? — спросила я Самаэля дрогнувшим голосом.

— Да. Твои друзья умерли самой лёгкой смертью, которая только возможна. Они умерли во сне, не просыпаясь. Они ничего не почувствовали.

— Лекс, Рейф и Драйк — пошли вот отсюда, — сказала я.

Все трое, молча, вышли.

— Они, точно, ничего не почувствовали? — подошла я к Самаэлю, заглядывая ему в глаза, чтобы увидеть ложь, если она там есть.

— Точно. Я никогда не буду тебе лгать, Милена. Ни в этом, ни в чём-то ещё.

— Значит, всё хорошо? Они ушли без боли? Самаэль… а как ты думаешь… Я правильно поступила? Другого выхода, ведь, не было, да?

— Да, Милена, другого выхода не было. И ты поступила, абсолютно, правильно.

— А ребёнок… Лавиния была беременны… Он тоже не почувствовал боли, как и его мама?

— Он тоже ничего не почувствовал, — ответил Самаэль, обнимая меня. — Ты же хочешь плакать, Милена. Так, плачь. Не сдерживай себя передо мной. В моих руках ты можешь плакать сколько угодно.