Надежда Волгина - Ловушка для солнечного зайчика (СИ)

Ну об этом-то она уже догадалась, предположим. Но к чему он клонит, и откуда такая неуверенность? Шер видела, с каким трудом ему удается сохранять спокойствие. Она подметила и сцепленные пальцы с побелевшими костяшками и побледневшее лицо с выступившей на лбу испариной. Ситуация становилась все интереснее, даже пикантнее. Разгадать его она по-прежнему не могла, как ни старалась. А поэтому приготовилась слушать.

— В ваших услугах я не нуждаюсь. Вернее, нуждаюсь, но не так, как вы могли подумать, — поправился он. На Шер он не смотрел, и она не могла видеть, что сейчас выражает его взгляд. — Мне очень нужна ваша помощь, но… для сына.

Мужчина судорожно вздохнул, и Шер с ужасом осознала, что он из всех сил борется со слезами. Этот сильный самец, что сидел сейчас в соседнем с ее креслом, готов был разрыдаться, как кисейная барышня. У него даже кадык заходил вверх-вниз, словно ему не хватало воздуха. Невольно рука мужчины потянулась к галстуку и ослабила узел.

Шер не перебивала, чувствуя растерянность, какой давно не испытывала, и что-то еще, подозрительно похожее на жалость. Во что она опять намерена вляпаться, и может ли она себе это позволить?

— Моему сыну семнадцать, — все так же не глядя на нее, продолжал он говорить. — У него лейкемия. Надежды никакой… — снова последовал судорожный вздох, и Шер почувствовала, как увлажнились ее ладони. А такого с ней не случалось со школьных времен. Это свидетельствовало о высшей степени волнения. — Ему осталось… недолго. И у него никогда не было женщины.

Мужчина говорил отрывисто, даже грубо. Видимо, только так он мог справиться с волнением. По спине Шер пробежал холодок от осознания полноты горя, что видит сейчас перед собой. Но она отогнала это чувство, как мешающее делу. Да и разучилась она сострадать, принуждая себя мыслить отстраненно.

— Покажите ему, как это может быть, — тут он посмотрел на нее, и столько боли в таких сильных глазах она еще никогда не видела. — Не хочу, чтобы он… он должен испытать это перед…

— Я все поняла.

Больше Шер не могла смотреть на него и оставаться спокойной. Странным образом его горе заражало ее, и она начинала чувствовать себя несчастной. Самое лучшее сейчас, это отказаться и бежать отсюда, сломя голову, но почему-то она не могла так поступить. Вместо этого сказала:

— Где же ваш сын?

— Он в соседней комнате. Я сейчас уйду и оставлю вас одних. Не волнуйтесь, он находится в хорошей форме и способен выдержать это… — мужчина снова замялся, словно подбирая слова. Но продолжать передумал, ограничился лишь: — Вернусь через два часа, на столько я снял номер. Деньги на столе, — Шер кинула взгляд на полированную поверхность и заметила небольшую стопку купюр. — Если вас к тому моменту не будет… то хочу сейчас сказать спасибо. Уверен, что вы сделаете все, как нужно. Я искал лучшую.

Мужчина ушел, оставив Шер одну. Из соседней комнаты не доносилось ни звука, и она уже начала сомневаться, что там кто-то есть. Уж не розыгрыш ли все это? Но таким вряд ли кто-то станет шутить.

Она встала, поправила сарафан и заставила себя успокоиться. Подошла к плотно закрытой двери и снова прислушалась. Ни единого звука. Как можно увереннее постаралась распахнуть дверь и тут же замерла на пороге. В кресле, в наушниках и с закрытыми глазами сидел поразительно красивый юноша. Черные слегка волнистые волосы обрамляли бледное лицо с запавшими глазами. Идеальной формы руки с длинными пальцами покоились на коленях и слегка подрагивали. Губы временами трогала улыбка, и тогда становилось понятно, как он еще юн и неопытен.

Впервые за столько времени на глаза Шер навернулись слезы. Первый раз ей захотелось сделать что-то хорошее, даже прекрасное для представителя вражеского стана. И она не стала бороться с собой. Подошла к парню и ласково коснулась его волос. Он распахнул глаза с пушистыми ресницами, и Шер показалось, что она окунулась в два синих озера.

— Привет, — улыбнулась она.

— А вы очень красивая, — снял он наушники и отложил в сторону. Ни тени смущения на его лице она не заметила, лишь радость предвкушения от того, что ему предстояло испытать. — Другой бы я и не хотел…

— Тогда пойдем, — взяла она его за теплую мягкую руку и потянула к себе. А потом подвела к кровати и откинула покрывало. — Мне нужно многое тебе показать, не будем медлить, — ободряюще улыбнулась она ему.

Шер впервые испытывала настолько полное удовлетворение, когда ехала обратно в такси. То, что случилось несколько часов назад, было прекрасно, и она не боялась этого слова. Мальчика звали Герман, и из него мог бы получиться великолепный любовник со временем… Только, времени-то как раз у него этого и не было.

Шер позволила себе заплакать, до такой степени ей стало его жалко. А еще она злилась на несправедливость, что такие, как этот юноша, умирают, а отбросы продолжают жить и загаживать атмосферу своим гнилым дыханием. Воспоминания нахлынули, как всегда, внезапно. Стоит лишь раз дать себе слабинку, как вся защита летит к чертям.

— Только пикни, сука, и станешь ходячей легендой, — пахнущая чесноком ладонь с силой прижалась к ее рту, перекрывая доступ воздуху, впечатывая голову в жесткий диван. — Будешь паинькой, даже почувствуешь удовольствие, — второй рукой он больно ущипнул ее за сосок, скрытый тонкой тканью сорочки.

Она до смерти боялась закричать, чтобы всех не перебудить. Тогда они все станут свидетелями ее позора. В лицо дохнуло чесночным перегаром, и ее замутило. С трудом справилась с рвотным позывом, знала, что если вырвет, то он изобьет ее до полусмерти.

Ужас лишал возможности двигаться. Она лежала, как бревно, тараща глаза в потолок, пока грубые пальцы ковырялись в сорочке, стягивали трусы.

— Беленькая, сладкая… — мозолистые ладони гладили ее по животу и внутренней стороне бедра. — А грудь какая! Уже полностью сформировалась… — Он сжал оба полушария, пытаясь обхватить их руками целиком. Боль пронзила резкая, но страх оказался сильнее. Лишь во рту почувствовала привкус крови от прикушенной губы.

Липкий рот припал к соску, втягивая его в себя, покусывая. Потом перешел к другому. Это длилось бесконечно долго, пока соски не начали болеть, а ему не надоело. Тогда он силой развел ее ноги в стороны и принялся копошиться между ними пальцами. Он пытался залезть в нее сразу всей пятерней. Крик рвался изнутри, но она его заталкивала обратно, чувствуя, как сознание раздваивается. Половина ее уже была не тут, а вторая испытывала все муки ада.

— О-о-о… какая ты сочная и узенькая. Цепочка моя, — он прижался к ее промежности губами и целовался в засос, причмокивая, похрюкивая.

К тому моменту, как он одним рывком вошел в нее, разрывая внутренности, она уже совершенно отупела. Даже на боль не отреагировала. В мозгу билась единственная мысль — убить. Никогда в жизни она до такой степени не ненавидела. А теперь эта ненависть поселилась в ней намертво, занимая всю душу. Ничем уже невозможно будет ее выковырять. Она будет подпитывать ее, заставлять мстить.