Тиффани Райз - Госпожа (ЛП)

Брэм... семнадцатилетний парень-сабмиссив, с которым ее познакомил Кингсли.

Алекс... восемнадцать, почти восемнадцать.

Ноа... один из друзей Уеса из Йорка. Она не знала, что они были друзьями, пока к ней не переехал Уесли. Несколько бессонных ночей она гадала, расскажет ли Ноа Уесу о ночи, которую он провел, привязанный к ее изголовью.

И, конечно же, ее ангел, Микаэль. Пятнадцать. Подарок от Сорена, который знал о ее слабости и решил использовать ее, чем просто проигнорировать ее.

- Пять, считая Уесли. Достаточно для общей картины, но недостаточно для фетиша.

- Пять. Впечатляет. Настоящие девственники?

- Все до последнего. Если мы говорим о тематических девственниках, увеличь число в три раза.

- И никаких угрызений совести?

- Нет. Ладно, может немного, но только с Алексом.

- Алексом?

- Он был сыном той суки, которая писала рецензии. Полностью обосрала мою первую книгу. Называла моих прекрасных извращенцев «больными» и «оскорбительными». Поэтому я расквиталась с нею, всю ночь отвратительно совращая ее младшенького.

- И ты чувствуешь вину за это?

- Не за секс. За записку, которую я передала его мамочке на следующий день.

- Ты отправила его матери записку после того, как совратила ее сына? Что в ней было?

- В ней было... - Начала Нора и вдохнула. Она не гордилась этим моментом. - В ней было «Твой сын прошлой ночью оценил меня на пять звезд. И пять пальцев».

- Ты улыбаешься.

- Я пытаюсь изо всех сил сожалеть об том. Клянусь Богом.

- Ты поражаешь меня. Почему девственники? Они не понимают, что делают.

- У меня был такой потрясающий первый опыт, что я люблю им делиться с другими людьми. Лучше, чем пять минут на заднем сидении Бьюика, верно?

- Как альтруистично.

- Я даритель.

- И мой муж не против этого? Не против того, что ты наставляешь ему рога с каждым встречным?

- Ты сказала «наставляешь рога»? Не думала, что люди до сих пор так выражаются.

- Звучит изящнее, чем называть тебя шлюхой или блядью, которая раздвигает ноги перед всеми, кто заплатит ей крохами внимания.

- Послушай, в моем мире «шлюха» - своего рода выражение нежности. Почему я должна каждый раз это объяснять людям? Тебе стоит подобрать другое слово, чтобы по-настоящему задеть меня. Говоря мне, что я слишком много занимаюсь сексом, так же оскорбительно, как и сказать, что я слишком худая.

- Я просто констатирую факты, а не пытаюсь оскорбить тебя.

- Тогда ладно. Вот тебе факты. У ванильных есть некоторые проблемы с восприятием фактов, но ты должна поверить в то, что я знаю, о чем говорю. Сорен любит меня и любит то, кем я являюсь. Он наслаждается моим наслаждением. Он ворчит так же от того, как я наслаждаюсь сексом с кем-то еще, как и ворчит от того, что я ужинаю с другом. Секс подпитывает мою жизнь. Он лучше выберет, чтобы я ела, а не голодала.

- Ты это говоришь, и все же ты жила со своим женихом больше года и... не питалась им.

- В редких случаях я могу контролировать себя. Уесли был девственником не потому, что не удосужился лечь с кем-то в постель. Он был девственником потому, что хотел дождаться кого-то особенного. У него иная философия насчет секса, чем у меня. Я не разделяла ее, но уважала.

Мари-Лаура вздохнула и покачала головой.

- Потрясающе... - снова сказала она.

- Что именно?

- Твоя способность к самооправданию и рационализации.

- Если бы существовал такой вид спорта, я бы получила Олимпийскую медаль.

- Несомненно. Должна признаться, что после этой речи о любви моего мужа к тебе, что я не до конца понимаю, почему ты так привязана к молодому человеку, с которым у тебя так мало общего. Не только привязана к нему, но и согласилась выйти за него.

- Я заметила угрозу смерти, написанную на стене амбара, которой не было до того, как мы отправились на прогулку. Я заметила, как позади двигались тени. Я бы и за Сатану согласилась выйти, если бы это помогло мне и Уесу выбраться из амбара живыми.

- На самом деле, ты не любишь его, не так ли?

- Я этого не говорила.

- Тогда что ты пытаешься сказать?

- Нежелание выйти за кого-то замуж не значит, что ты не любишь его. Брак и любовь разные вещи. Спроси у женатых. Они тебе сами расскажут.

- Значит, ты любишь его?

- Да. Я очень люблю Уесли.

- Ответь, почему.

- Не могу.

Мари-Лаура посмотрела на Деймона.

- Подожди, эй. Я могу, - сказала Нора, прежде чем Деймон схватил ее за горло. - Я могу и скажу. Прости. Мой редактор пинает меня в задницу, когда я начинаю рассказывать, но не продолжаю историю. Я не специалист в повествовании.

- Тогда покажи. Ты предлагала мне сказку на ночь.

- Я пишу эротику, а не сказки.

- Разве это не одно и то же?

- Туше.

Мари-Лаура наклонилась вперед. Оперлась подбородком на руки и ангельски улыбнулась.

- Расскажи мне сказку.

- Тебе придется говорить с моим агентом. Она заведует всеми книжными делами.

- Деймон?

Деймон снова шагнул вперед с ножом наготове.

- В очень давние времена жил король полу-варвар... - начала Нора, и Мари-Лаура взбила подушки и откинулась на изголовье.

- Не эту сказку. Я хочу сказку о тебе. Расскажи мне сказку о твоем молодом человеке. У тебя есть любовь моего мужа, и все же ты ушла от него к мальчику. На то должна быть причина.

- Достаточно причин.

- Я бы хотела узнать их. Расскажи мне. Будь моей Шехерезадой.

Желудок Норы сжался. Она вспомнила историю Шехерезады, невесты султана, которая рассказала ему тысячу и одну историю ради того, чтобы он не казнил ее. Нора сделала глубокий вдох. Деймон наблюдал за ней с ножом в руке. Андрей стоял у двери, держа наготове пистолет. Мари-Лаура наблюдала за ней и улыбалась, как сумасшедшая.

Все, что ей теперь было нужно, это история, объясняющая, почему она любит Уесли. У нее их были сотни. Выбрать одну из них будет самой сложной частью, но ей придется сделать выбор, если она хотела жить и отпраздновать следующий день рождения. И с этой мыслью она поняла, какую именно историю надо рассказать.

- Давным-давно, - снова начала Нора, - Я трахалась со своим другом Гриффином, как вдруг зазвонил телефон...

Грейс сидела в одной из гостевых комнат Кингсли, уставившись на телефон. Она должна была позвонить Закари и рассказать о произошедшем. Она понимала, что должна. И все же что-то удерживало ее, что-то большее, чем просто большой счет за разговор с Австралией. Если бы он узнал о происходящем, ушло бы несколько дней на то, чтобы добраться до Штатов. Один полет занял бы целый день, и столько же он бы потратил на дорогу до аэропорта. И все это время он был бы в панике. Она представила, как он сидит в самолете без возможности связаться с ней и узнать о происходящем. Для нее это было похоже на мучение, чистый ад. Он любил Нору, и не без боли она признавала это. Он обращался к ней за советом, чтобы посмеяться, или просто, когда хотел хорошенько поругаться с кем-то, кто не сдастся. Ей никогда не приходилось спрашивать, с кем он говорил по телефону, когда она натыкалась на него с трубкой в руке. Никто другой не забрался ему под кожу так, как это сделала Нора. Это она делала его таким страстным, таким раздражительным.