Владимир Купрашевич - Архивариус, или Игрушка для большой девочки (переиздание)

— Потому ты так…, — почти зашептала Ксюша, сжавшись. — Мало ли всяких Ксений, может он имел в виду какую-нибудь Ксению… Блаженную…

Ее взгляд обреченно скользнул над плитами, над песчаной полосой берега, над белыми барашками бескрайних волн …

— Что-то мне холодно, — пробормотала она съеживаясь. — Погода сегодня ветреная.

— Пойдем домой, — решил Михаил, плотнее прижимая к себе жену. — Тебе надо беречься.

Хотя в доме было тепло, он разжег камин, усадил Ксюшу в кресло, закутал в плед и подоткнул края.

— Выпьешь, что-нибудь? У нас есть вино.

— Нет-нет, — пробормотала Ксюша, вглядываясь в полыхающие поленья. Горели они хорошо и обдававший ее лицо жар успевал высушивать слезинки еще до того, как они набегали на ресницы.

За столом, во время ужина Михаил, заметив, что она почти не притронулась к пище, с тревогой спросил, не заболела ли она.

— Может быть. Что-то плохо себя чувствую, — ответила Ксения. — Наверное, продуло, немного. Ничего, пройдет. Все…

Ее слова не успокоили Корнилыча и он, сразу после ужина, уложил незадачливую хозяйку в постель, напоил чаем с малиновым вареньем, укрыл потеплее и собирался, было устроиться сам, как снаружи послышался шум мотора и его окликнул мужской голос:

— Хозяин, где разгружать будем?

— Это привезли памятник, — спохватился Михаил. — Ты лежи. Я скоро.

Непослушная девчонка поднялась, как только Михаил вышел, накинула халат и шагнула за порог.

На тропинке, у самого дома стоял грузовик, с откинутыми бортами и на платформе кузова она ясно разглядела темно-серую, как у родителей мужа мраморную плиту. «Иван Корнилович» прочла Ксения, а вслух спросила:

— Он разве здесь похоронен?

Михаил, стоявший к ней спиной, оглянулся.

— Нет, там, в Питере, рядом с женой. Так просил. Но здесь тоже должен быть памятник, у родителей… Все же родные люди…

— А почему другое отчество?

— Он еще мальчишкой из дома сбежал, сказал, что у нас церковью пахнет, сменил фамилию подался в юристы, встретил Полину. В общем отделил государство от церкви, атеист был, но во что-то все-таки верил.

— А ты?

— И я во что-то верю… А ты что, это, выскочила, да еще босиком. Марш в постель! Мне нужна здоровая жена. У нас с тобой историческая миссия. — И он вдогонку легонько шлепнул ее пониже поясницы.

Когда Михаил вернулся, Ксения лежала на спине и смотрела в потолок. Он разделся и лег рядом, шепнув ей на ушко, что ей нужно хорошенько выспаться и что беспокоить он ее не будет. Она не обвила его руками и не уткнулась носом в шею, как обычно и он озабоченно подумал, что завтра нужно вызвать врача. От тела Ксении исходило такое тепло, что Михаил, незаметно для себя заснул.

Проснулся он за полночь, от какой-то необъяснимой тревоги и чувства дискомфорта. Убаюкивающего тепла больше не было. Он скользнул рукой по постели. Пусто и холодно. Приподнявшись, попытался что-нибудь разглядеть в темноте — безуспешно. Дрова в камине прогорели, и не было даже отблесков пламени. Корнилыч окликнул жену, но никто не отозвался. Он снова провел ладонью по месту, где только что лежало ее тело. Простыня остывшая. Его подбросило на постели. Торопливо, на ощупь, нашел на столике спички, зажег керосиновую лампу. Фитиль выкрутил до предела, но никакого явления это не вызвало. Не было Ксении ни в кресле, у камина, где она недавно отдыхала, ни за столом, ни под лестницей, ведущей на второй этаж, под которой от света лампы образовывались загадочные тени. Михаил торопливо поднялся и почувствовал под ладонью лист бумаги. Записка. Он поднес ее к глазам. В ней, неровным почерком после мольбы о прощении излагалась причина, по которой Ксения не может с ним остаться. Выполнить ту миссию, которую ей предназначали его предки, она не может. По состоянию здоровья. Вероятно, Михаилу следует ждать другую Ксению, которая оправдает их надежды.

Выхватив из сеней старенький велосипед, Михаил бросился на поиски. Белые ночи уже шли на убыль, и наступил тот час, который можно отнести к сумеркам. Дорога просматривалась плохо, но идущего по ней можно было заметить. Никого не было. Велосипед скрипел, вилял из стороны в сторону и, как казалось Михаилу, едва катился.

Уже у самой деревни, где проселочная дорога выходила на шоссе, он увидел остановившейся легковой автомобиль, тень, мелькнувшую в отсветах огней, и услышал звук захлопывающейся двери. Уже в последние секунды он выскочил поперек дороги в свет фар. Двинувшийся было автомобиль, остановился. Михаил отбросил велосипед на обочину и поймал в объятия Ксению. Лицо ее было мокрым, она часто шмыгала носом, отчего, вероятно, не могла произнести ни слова.

— Как ты додумалась, что я тебя оставлю! Забудь все что я тебе наговорил … — забормотал Михаил, зарываясь лицом в ее волосы. — Мне больше никто никогда не будет нужен… Это же крест нашего рода любить только одну женщину…

Каждое утро Ксения, выбегая босиком на росистую траву (Михаил считал, что это очень полезно) и, оглядываясь вокруг с ужасом, думала о том, что все это слишком похоже на что-то нереальное — сон ли, галлюцинации ли… Хотелось изо всех сил уцепиться за сегодняшний день руками, ногами, пустить корни в эту почву, чтобы никаким ветром не унесло обратно… Поднимая робкий взгляд к близкому, бурлящему небу она просила судьбу только об этом.

Через месяц Ксения почувствовала, что ее неудержимо тянет на солененькое…