Диана Килина - 3

Ты не позволил мне повести, толкая меня вглубь комнаты. Cам снял с меня чужую футболку, которая пахла другим мужчиной. Потом, ты бережно усадил меня на диван, на котором спит этот мужчина. Все мысли из моей головы вдруг исчезли, испарились, оставив только пустоту и стук сердца, который эхом отдавался в моей голове.

Что–то в твоих движениях насторожило меня. Они были такими же грациозными и плавными, что редкость для высокого мужчины. Но в них было что–то другое, только я не могла понять, что.

Ты медленно опустился на колени передо мной, и стянул свою футболку через голову. В тусклом вечернем свете, льющемся из окна, я всё равно могла разглядеть ровный золотистый оттенок твоей кожи. Руки медленно погладили меня по ступням; пальцы пробежались по каждому моему пальцу на ноге; а потом ты повёл ладонями выше – от лодыжек к бёдрам.

Было что–то странное в твоих движениях. В твоих прикосновениях не было прошлой уверенности, которая так меня притягивала. Ты словно изучал меня, но разве такое возможно?

Твои руки продолжали своё движение, и подвинули меня к краю. Твоя голова очутилась у меня между ног, и я невольно напряглась, не понимая, что происходит. Ещё до того, как я смогла что–то сказать, ты прикоснулся ко мне ртом, заставляя дыхание прерваться.

Из меня вырвался хриплый стон, и ты застонал в ответ; смакуя меня на вкус. В движениях твоего языка не было напора или жёсткости, ты просто пробовал. Словно я – угощение, а ты – дегустатор.

– Сладкая, – шепнул ты во внутреннюю сторону моего бёдра, – Какая же ты сладкая, Кира.

Что–то в твоих действиях насторожило меня. Было в них что–то…

– Не надо, – сказала я, отталкивая твою голову, – Не здесь

Ты отстранился, прислонившись спиной к журнальному столику, и посмотрел на меня так пристально; словно пытался запомнить каждую деталь моего тела и лица.

Смогу ли я когда–нибудь разгадать цвет твоих глаз; или он так и останется для меня загадкой?

Я встала с дивана, и протянула тебе руку. Кивнув направо, я тихо сказала:

– Моя комната там.

Ты понял меня и быстрым движением поднялся на ноги, позволяя повести тебя за руку.

Мне хотелось запомнить тебя таким; с мягкой горячей кожей, осторожными движениями и мимолётными прикосновениями губ к моему телу. Мне хотелось, чтобы наш последний раз был как в первый; чтобы мы изучали друг друга так, как будто никогда не встречались раньше.

Мне хотелось запомнить тебя; и забыть всё, что было со мной раньше. Мне хотелось утонуть в твоём запахе; в твоих шелковистых волосах; раствориться в мягких интонациях твоего голоса. Я хотела, чтобы ты оставил на мне свой отпечаток; и я надеялась, что этот отпечаток поможет мне излечится и заглушит боль, которая засыпала, когда ты ко мне прикасался.

21

– Что за херня? – проорал голос Джексона у меня над головой.

Я открыла глаза и села на кровати, уставившись на него.

– Кира, я же просил, – простонал он, схватившись за свои дреды.

Джексон пулей вылетел из моей комнаты, а я подскочила, хватаясь за первую одежду, которая попалась мне под руку. Обнаружив на полу брюки Артура и его футболку, я подняла их и швырнула ему на кровать.

– Одевайся, – сказала я, натягивая футболку, – Женя!

Он стоял на кухне, раскачивая головой в разные стороны.

– Женя, прости. Он сейчас уйдёт.

– Я просил тебя, Кира, – натянутым голосом сказал он, – Я молчал всё это время; я молчал, когда ты исчезла после его смерти; молчал, когда ты появилась как снег на голову.

– Женя. Он. Уйдёт.

– И что мне с этого? – заорал Джексон, поворачиваясь и впиваясь в меня обезумевшими глазами, – Ты думаешь полгода достаточно для того, чтобы застать девушку своего брата в постели с другим мужиком?

– Его больше нет Женя, – выдавила из себя я, делая шаг к нему навстречу, – Мне тоже больно, но его нет.

– Тебе больно, Кира? – его взгляд, его стальные глаза впивались в пеня, как иголки, причиняя физическую боль, – Он был моим братом!

– Я тоже любила его, – выдохнула я, ощущая, как слёзы подкатываются к глазам.

– Ты его любила, а теперь прыгаешь из койки в койку, – выплюнул Джексон.

Наверное, лучше бы он меня ударил.

Да, определённо, лучше бы он меня ударил.

– Не говори так, Жень, – проскулила я.

– Он был моим братом. Моим близнецом. Ты можешь найти ему замену. А я не могу, – сказал он ледяным голосом.

Я ничего не ответила. Он не знает, как всё произошло; он не знает, что случилось той ночью; ночами ранее; ночами позже. Он ничего не знает, а я не могу рассказать, потому что это разобьёт ему сердце. Он думает, что я ищу замену Максу; но разве это возможно? Разве кто–либо сможет заменить его, кроме самого Жени?

Молча развернувшись, я вышла из квартиры и сбежала вниз по ступенькам. На улице я перевела дыхание и пошла на автобусную остановку, по пути зайдя в цветочный и купив огромный букет белых лилий.

Ты шёл рядом. Ты вошёл вместе со мной в автобус, молча встал справа от меня; заполняя собой пустоту, которая присутствовала с этой стороны последние полгода. Ты проехал со мной всю дорогу до кладбища и тихо следовал за моей спиной, пока я шла между надгробиями и крестами к нужной мне могиле.

Положив цветы на земляной холм, я подошла к маленькой гранитной табличке с выгравированным именем и короткой эпитафией.

«Maksim Danilov, 1990–2012

Fora do comum, n г o posso te esquecer [1] »

Его не стало в конце января; и я помню его обиду на то, что я не приехала на рождество в Таллинн. Я сказала ему, что завалила экзамены, и готовилась к пересдаче; но, на самом деле, ехать не хотелось, потому что Женька в декабре уехал в Египет.

– Ну здравствуй, Максюша, – тихо сказала я, погладив неглубокие буквы, – Прости, что давно не приходила.

Что–то солёное коснулось моих губ, и я смахнула это рукой. Наверное, это слёзы, такие запоздалые и уже никому не нужные.

– Мне тебя не хватает, – говорю я чёрному граниту, – Я так хочу всё исправить, но я не могу, не могу, не могу, – мой голос срывается на шёпот, и я бью себя по губам давно забытым жестом.

– Кира, – звучит твой голос где–то позади меня, – Расскажи, что произошло.

Выпрямившись, я поправляю цветы на могиле. Убираю высохшие букеты. Ты снова следуешь за мной по пятам, помогая мне выбросить засохшие ветки лилий в мусорку у входа на кладбище. Ничего не говоря, я иду обратно на остановку, чтобы вернуться в город.

Там я покупаю бутылку водки, и иду на Горхолл, чтобы посмотреть на ту часть города, которая всегда остаётся неизменной. Сев на тёплый от солнечного света бетон, я делаю свой первый глоток и начинаю свой рассказ: