Диана Килина - 3

– Да–да. А Макс тогда активно жестикулировал и пытался нам рассказать о тех островах. Как их?

Зажмурившись, я попыталась вспомнить знаки, которые показывал мне Макс. С улыбкой я проговорила:

– Р, о, х… Рохуси и… – зажмурилась еще сильнее, – Педа…

– Педассаар! – сказали мы хором, – Я тогда посмеялся, что на этом острове надо открыть гей–клуб, – Продолжил с энтузиазмом Джексон, – а Макс сказал, что там…

– Заповедник, – выдохнула я.

Улыбка сползла с моего лица, глаза защипало от воспоминаний о том времени, когда мы… Были счастливы. Когда мы – были.

– Ладно, киса, мне пора идти. Люблю тебя. Не скучай.

– Я тоже тебя люблю, – успела сказать я перед тем, как он положил трубку.

Сжав телефон в ладони, я обхватила ноги руками и положила подбородок на колени. Волны набегали одна за одной; мягкие, прозрачные, они превращались в пушистую белую пену на берегу. Поискав глазами Артура, я нашла его в воде, совершающего очередной заплыв.

Пока его силуэт приближался ко мне, я поймала себя на мысли, что я устала. Не от работы или тяжёлого дня; а просто устала от этой тупой боли, от тяжести, которая постоянно присутствует в моей груди. От вранья, от недосказанности. Устала от того, что мне не с кем поговорить, чтобы унять эту боль. Устала от того, что мне не на кого переложить вину.

Я поняла, что я хочу испытать облегчение, но у меня не получается. Ничего не помогает; ни сигареты, ни алкоголь, ни бездумный секс – ничего. Странно, раньше от такой терапии становилось легче, на какое–то время; но теперь и это прошло. Как будто жизнь вытекала из меня тонкой струйкой с каждой стопкой; с каждым новым мужчиной и с каждым новым днём.

Может быть, это и есть расплата за ошибки? Может быть, так и должно быть; я буду медленно увядать, теряя душу по кусочкам; до тех пор, пока внутри не останется ничего, кроме боли? До тех пор, пока эта боль не убьёт меня окончательно.

19

Войдя в квартиру, я подошла к окну и посмотрела на чёрную БМВ, которая до сих пор стояла возле подъезда. Я задёрнула шторы с коротким смешком, и пошла к секции, в поисках старенького фотоальбома.

Он был спрятан между романами Дюма «Три мушкетёра» и «Чёрный тюльпан». Это символично; потому что Джексон больше всего любил первый; а Макс зачитывался вторым. Чуть сдвинув обе книги, я вытащила альбом и пригладила шуршащую обложку с изображением нашего семейного дома. Такие выдавали всем выпускникам, но у нас был один – на троих. Прижав его к груди, я посеменила в свою комнату, где меня ждала холодная кровать и мобильник с наушниками.

Включив музыку, я начала перелистывать тонкие страницы, улыбаясь нашим фотографиям. Когда я дошла до середины, и нашла наш последний совместный снимок, я вытащила его из кармашка и поднесла к лицу, чтобы разглядеть внимательнее.

Три силуэта на фоне ярко–красного заходящего солнца. Две оголённые мужские спины; одна из которых покрыта длинными спутанными прядями. И одна женская, с ярко–жёлтыми завязками купальника на золотистой коже.

Это были мы, и мы были счастливы в тот день. Когда ставили палатку; и разжигали небольшой мангал, чтобы пожарить картошку в мундире и сосиски. Когда отбивались от комаров в три пары рук. Когда насвистывали ночью мотивы песен из «Трёх мушкетёров»; и когда уснули втроём в большом двуспальном мешке.

Откинувшись на спину, я крепко зажмурилась. В наушниках заиграло что–то старое и давно позабытое от Тату:

Никому никто не виноват,

Каждой луже по своей луне.

Только больше нет координат,

На которых ты найдёшься мне.

Я начала насвистывать мотив, наблюдая за покачивающимся деревянным кругом балдахина. Я хотела бы спеть, но я не обладаю великолепным голосом; и уж тем более, музыкальным слухом. Поэтому, я просто закрыла глаза, ощущая, как слёзы катятся к моим вискам.

Честных психов можно не лечить

Не отпустит ни тебе, ни мне

С этой грусти нам не соскочить

Обезьянки будут жить в тюрьме

Обезьянки будут жить в тюрьме

Всем любовь, а обезьянкам грусть

Обезьянка, ты приснишься мне

Обезьянка, я тебе приснюсь

20

Вернувшись с работы после очередного рабочего дня, я поставила мобильник на зарядку и поплелась на кухню, чтобы включить чайник. В дверь громко постучали, и я застыла; гадая, кого могло принести.

На пороге стоял Артур собственной персоной.

Мои брови удивлённо поползли вверх; как раз перед тем, как мой голос с особым энтузиазмом крякнул:

– Привет.

– У тебя опять мобильник выключен, – прогремел Артур, скрестив руки.

– Если бы ты мне не названивал весь день, его батарея продержалась бы дольше, – я невольно улыбнулась, прижимаясь виском к двери.

– Понятно, – буркнул он, повторив мою позу, устроив свою голову на дверном косяке, – Я уезжаю в воскресенье.

Я хмыкнула и посмотрела на своего гостя:

– Как ты узнал номер квартиры?

– Милая соседка с собачкой, – Артур ухмыльнулся, – Беленькая такая, маленькая.

– Соседка? – я его не поняла.

– Собачка, – сказал Артур и прыснул, – Может, впустишь? – он кивнул в глубь квартиры.

Я отрицательно покачала головой и поморщилась.

– Послезавтра ты уезжаешь, – вспомнила я, с чего он начал, – И?

– Поужинаешь со мной? – он изогнул бровь и улыбнулся.

Я молча смотрела на него и пыталась понять, чего он от меня хочет. Смутная догадка пронзила мой мозг, и я улыбнулась:

– Может, сразу в номера?

Теперь замолчал Артур; улыбка медленно сползла с его лица. Он сверлил меня взглядом, и клянусь, мне даже показалось, что во лбу у меня начала появляться дырка.

– Просто ужин, – наконец–то отрезал он, – Собирайся.

Серьёзно?

Я скрестила руки на груди.

– Это приказ? – сорвалось у меня с издёвкой.

– Я могу вынести тебя и в таком, – он махнул на меня рукой, – Виде.

– Нет уж, спасибо, – буркнула я, поморщившись от несвежей рабочей одежды, – Пятнадцать минут. Жди внизу.

Теперь он удивился, и уголок его губ дрогнул в ухмылке.

– Внизу?

– Да, внизу. Пятнадцать минут.

Кивнув на лестницу, я выжидающе посмотрела на него. Артур вздохнул и выпрямился.

– Жду внизу, – бросил он через плечо, спускаясь по ступенькам.

Когда дверь за ним захлопнулась, я глубоко вздохнула. Посеменив в ванную, я встала под прохладный душ и щедро намылила голову, заодно разводя шампунь по телу для экономии времени. Освежившись, я почувствовала себя человеком; усталость стекла с меня мыльной пеной прямо в слив и скрылась в канализации. Убрав влажные волосы в высокий хвост, я надела светлые джинсы и простую белую футболку с длинным рукавом. Артур не изъявил никаких пожеланий к моему внешнему виду, а сам он тоже был одет достаточно просто: бежевые слаксы и серая футболка. Впрочем, ему и этого было достаточно, чтобы выглядеть сногсшибательно. Я на его фоне – бледная мышь.