Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе

Когда Луи был полностью раздет, я поцеловала каждую из его татуировок, конечно, кроме той, которую ему только что сделали. Темные ложбинки его тела казались мне воротами, и к ним было достаточно прикоснуться губами, чтобы Луи полностью открылся передо мной. Его тонкий член поднялся. Я встала на колени, чтобы принять его в свой рот, как принимают бродягу, которому больше некуда идти. Глаза Луи были закрыты. Каждый его мускул дрожал под кожей, и от волнения он весь покрылся мурашками. Должно быть, Луи представлял эту сцену тысячи раз. Но сейчас, когда она происходила наяву, сейчас, когда мой язык давил на его член и насмешливо извивался вокруг него, он молча придерживал мою голову. И не двигался.

– Остановись, – прошептал он. – Постой, это слишком хорошо. Я так очень быстро кончу.

И в самом деле, судорога уже пробежала по его члену. Он испытывал такое сильное желание, что все его тело стало настолько чувствительным, что превратилось в одну сплошную эрогенную зону. Сейчас даже простого прикосновения было достаточно, чтобы довести Луи до оргазма.

Тогда у меня появилась идея: чтобы он не мог так быстро кончить, я решила лишить его чувств, которые многократно усиливали возбуждение. Протянув руку за спину, я закрыла за нами дверь комнатки и выключила свет. Наступила почти абсолютная темнота. Мы должны были вновь познать друг друга на ощупь, вслепую. Мы станем обращать больше внимания на запахи, которые усилятся в ограниченном пространстве, на контакт наших пальцев и губ, на мимолетные и неловкие удары между нашими нетерпеливыми телами. Нам потребовалось всего одно мгновение, прежде чем мы оба, на ощупь, нашли свое место рядом друг с другом. Стоя возле меня, его член между моих ягодиц, он погрузил в меня палец. Луи ласкал меня ненасытно, без остановки, до тех пор, пока первая волна оргазма не накрыла меня и не залила всю его ладонь липким соленым соком.

Услышав последовавшие за этим звуки, я догадалась, что он облизывал свои пальцы, наслаждаясь моим удовольствием. Проведя ладонью по обнаженной головке его члена, я заметила истечение семенной жидкости, знак того, что он тоже близок к апогею.

Комната была такой узкой, а складная кровать такой маленькой, что я спрашивала себя, как Арман и Гортензия могли заниматься любовью в таких условиях. Однако именно тут, без сомнения, они зачали мальчика, которого я сейчас прижимала к своей груди. Интересно, в какой позе они это сделали? Какая неудобная позиция произвела на свет существо, которым я так дорожила? Я хотела бы, чтобы они оказались здесь и прошептали мне на ухо секретную формулу, чтобы и мы, в свою очередь, зачали ребенка в маленькой тайной комнате в сердце «Шарма».

Попробовав все позы в этом небольшом пространстве, мы остановили выбор на вертикальной позиции. Это было лучшее решение для того, чтобы мы оба могли получать максимальное наслаждение. Луи знал, что, кроме глубоких проникновений, я также очень люблю те, которые позволяют стимулировать переднюю стенку влагалища. Поэтому он повернул меня лицом к стене и устроился сзади, прильнув низом живота к моим ягодицам, расположившись ровно на таком расстоянии, чтобы дать своему члену касаться моей щели, полностью мокрой от желания. Таким образом, при каждом проникновении его уздечка водила по бугристой поверхности взад и вперед, словно смычком, пытаясь вырвать оттуда ноту. Но звуки исходили не из влагалища, а из моего горла. Пронзительный хрип, затем восхищенные стоны. Оргазм Луи был таким сильным, что я почувствовала, как его левое колено резко согнулось под весом наших слившихся тел.

– Все в порядке? – инстинктивно забеспокоилась я.

Луи ответил нежным покусыванием моего затылка. Он сдерживал свой голод, свое желание поглотить меня всю целиком. Его член содрогнулся в последнем приступе и еще раз надавил на мою заветную точку.

Я думала, что мы отныне обладаем всей гостиницей, чтобы любить друг друга, что мы будем сплетаться в объятиях в самых прекрасных комнатах Парижа. Мы станем заниматься любовью под благоволящим взглядом самых отчаянных куртизанок: Жозефины Богарне, Марии Бонапарт, Прекрасной Отеро и всех остальных, – но всегда будем возвращаться сюда, чтобы любить друг друга в этой маленькой темной неудобной каморке, отныне и во веки веков.

И, так как тень его родителей все еще витала здесь, я не смогла больше сдерживаться.

– Ты знаешь, кто еще занимался здесь любовью?

Сначала он не поверил. Затем, одевшись, выслушал мои аргументы, подтвержденные документально. Он был шокирован, но ему пришлось признать, что я права. Я приложила все усилия, чтобы смягчить жестокость этого откровения. Но по мере того, как я двигалась вперед, рассказывая, я видела, как он закрывался в себе, словно улитка, забирающаяся все глубже в свою раковину.

Когда я закончила, его лицо было напряжено и искажено пугающей гримасой. Потухшим, но крайне решительным голосом он приказал мне:

– Позови его. Сейчас.

Он стучал своей тростью по полу.

– Подожди…

– Скажи ему, чтобы он пришел сюда! – глухо прорычал Луи.

Арман отреагировал на мое неожиданное приглашение на удивление спокойно, не возражая и не проявляя излишней скромности. Должно быть, он ждал этого с момента своего появления на кладбище Рокабей. Может, даже надеялся на это. Исиам, несомненно, сообщил ему по простоте душевной о работах, которые проводились в комнате три. С тех пор Арман знал, что приближается момент истины.

Когда два часа спустя он появился на пороге «Шарма», месье Жак тотчас же сообщил мне. Луи настоял на том, чтобы разговор с этим мажордомом – он не называл его никак иначе – состоялся в нейтральном месте. Маленькая гостиная справа от главной двери подходила идеально. Мы спускались туда по лестнице, когда, стоя на одной из последних ступенек, я заметила Армана, сгорбленного и еще сильнее состарившегося с момента нашей последней встречи.

– Здравствуйте, Эль, – поприветствовал он меня слегка дрожащим голосом. Вымученная улыбка исказила его морщинистое лицо.

– Здравствуйте, Арман.

Отец и сын не осмелились протянуть друг другу руки, Арман лишь чуть заметно робко кивнул, приветствуя Луи. Тот тяжело рухнул в кресло красного бархата, как пораженный молнией. Было ясно, что мой муж не сделает ничего, чтобы сгладить неловкость, и что вести этот непростой разговор придется мне.

– Вы знаете, зачем я попросила вас прийти сюда. Не так ли?

– Да, – признал он, опустив голову, словно провинившийся ребенок, пойманный с поличным.

Одетый, как всегда, в свои бессменные бархатные брюки и застегнутый на все пуговицы вязаный жилет, Арман казался персонажем, сошедшим с экрана черно-белого кино. Он мог бы играть там роль учителя начальных классов или вышедшего на пенсию слуги, которого его неблагодарные хозяева отправили на покой.