Ульяна Соболева - Одержимость

Она опять стонет…надрывно и глухо, словно кто-то закрыл ей рот ладонью. Жирная сука. Да что она понимает? Я бы отдала все чтобы оказаться на ее месте. Там, под ним. Он во мне, на мне. Его член у меня во рту. Я бы пила его наслаждение, я бы позволила ему драть меня на части, причинять боль и скручивать мое тело. Я бы отдала ему все что он захотел. Хотел бы ударить — пусть, жёстко трахать — пусть. Только бы прикасался.

— …Ле…ша…любимый…я не могу больше…у меня уже все болит…кончай. Не могу больше…Божееее…как глубоко!

Она громко вскрикнула, и я закрыла уши руками, ломая горящую сигарету, обжигая ладонь и даже не замечая этого. Как же я ее ненавидела, как же презирала в эту секунду, если бы могла, то всадила бы ей нож в сердце, выдрала бы глаза ее навыкате.

Я покрылась холодным потом и ноги, словно, вросли в палубу. Меня трясло мелкой дрожью, ладони вспотели. В изнеможении, закрыв глаза, стиснула кулаки.

Дыши…улитка, глубоко. Медленно, вздох за вздохом. Дыши. Они объекты. Все трое. Когда-нибудь все это закончится. Когда-нибудь…все закончится.

Раздались шаги за дверью их каюты, и я шарахнулась в темноту. Кто-то вышел на палубу. Черкнула зажигалка. Я тихо выдохнула, стараясь не шевелится, чтобы меня не заметили.

— Куда ты? — от голоса Оли на зубах появилась оскомина. Ещё никогда, и никто не раздражал меня до боли в груди и невероятного желания убить на месте. Я не знала ревности, а теперь эта ядовитая дрянь текла по моим венам, отравляя горечью ненавистной жалости к самой себе.

— Иди в каюту простудишься. Я покурю и вернусь.

— Прости, я что-то сделала не так да? Леш!

— Оля, все так. Все нормально. Я просто выпил лишнего, устал. Не знаю. Чего ты хочешь, а?

Я закрыла глаза и стиснула челюсти. Почему от звука его голоса мне хочется выть?

— Чтоб тебе было хорошо, — проворковала она.

— Мне и так хорошо. Иди. Здесь холодно.

— Тебе не хорошо ты даже не…

— Не кончил? И что? Я устал. Все, Оль. Давай. Иди спать, скоро приду. Иди, сказал.

— Не понимаю я тебя, Никитин. Не понимаю. То ты ласковый, то ты, как зверь, как ненормальный. С тобой что-то происходит. Я это чувствую и не пойму, что…

— Мляяя, Оль. Ну нахрена эта истерика, а? Вот нафиг мне сейчас эти разборки скажи? Что не так? Я взял тебя с собой, познакомил с отцом, сделал предложение что не так, мать твою, я спрашиваю?

Она всхлипнула, а я криво усмехнулась. Ублюдок. Как он с ней? Я раньше не замечала в нем этой жестокости. Черт возьми, я все больше и больше понимаю, что не просто не изучила объект как следует, я вообще учила что-то другое и точно не про него.

— Вот и я себя спрашиваю, что не так, Лёша? Ты меня не любишь…ты…

— Просто иди спать! Сейчас!

Хлопнула дверь каюты, и я услышала несколько глухих ударов. Никитин, как всегда, выместил злость на стенке.

Раздались шаги, и я вжалась в стену, но спрятаться не могла, поздно, уже через секунду Лёша стоял напротив меня. Злой, как дьявол, с взъерошенными волосами, почерневшими глазами, бледный, как смерть. Посмотрел на меня и сердце ухнуло вниз, перехватило дыхание.

— Понравилось?

Я судорожно сглотнула.

— Слушать понравилось, как я ее трахаю? Ты ведь давно здесь, да?

Я молчала, тяжело дыша и кутаясь в пальто.

— Что молчишь? Я спросил тебе понравилось?

Он снова пьян, от него несло спиртным за версту. Спиртным, сексом, потом и яростью. Она клокотала в нем, под кожей, во взгляде, в каждом жесте. Его сжигала ненависть, похожая на мою собственную. Только в ответ во мне встрепенулась лёгкая вждбди радость, триумфальное осознание, что ему херово, так же, как и мне. Там, в темных глазах живёт боль, и я хочу эту боль, как голодный хищник. Его боль по мне. Его ревность, ненависть. Хочу его внутреннего зверя себе. Навсегда. Не скрываясь взять все, что мне так нужно, необходимо, чтобы снова почувствовать себя живой, как в те дни, когда я была рядом с ним.

— Нет, — тихо ответила и закрыла глаза…мне казалось палуба качается у меня под ногами.

— А как он тебя трахал понравилось? — зашипел мне в лицо и я зажмурилась, моля Бога, чтоб нас никто не услышал.

Налитые кровью глаза сжигали меня презрением, безумной ревностью и я задохнулась от собственных эмоций, у меня задрожали колени, забилось сердце, стало невероятно трудно дышать. Мой…Он мой! Почему сейчас? Именно в эту минуту? Не знаю, но он мой. Я это почувствовала и мне стало страшно потому что за этим словом прятался ад. Моё падение. Мой провал. Объект уже давно не объект, а тот, в кого я безумно влюбилась. Первой любовью, едкой, запретной, неправильной, взращённой на лжи и ненависти, но любовью. Куклы умеют любить. Там, под моей холодной, гладкой пластмассовой кожей бьётся настоящее сердце. Его только нужно найти, потрогать…осторожно, едва касаясь. Оно очень хрупкое и впервые застучало для кого-то. Не вовремя. Обречённо. Отчаянно.

— Нет, — все так же тихо ответила я. Зачем? Какого черта сейчас это говорю…не правильно. Провал. Нельзя.

Внезапного пальцы сомкнулись на моем горле, а внутри меня всколыхнулась волна извращённого наслаждения от прикосновения его руки.

— Неверный ответ, Кукла, ты должна сказать, что тебе понравилось. Ты должна меня убедить, мать твою, что понравилось, что любишь его. Лги же. Ну, давай, лги мне! Убеди меня не то я сдохну…я скоро сдохну, Машааааа.

Сильнее сжал моё горло и склонился ко мне, наши головы почти соприкасались, и я почувствовала, как слабеют мои ноги, как предательски дрожат колени.

— Не надо, — я сама не узнавала свой голос. Мне до боли захотелось обнять его. Прямо здесь сейчас обнять, уткнуться лицом в его грудь и кричать, рыдать выплеснуть…Рассказать все. И это уже не провал — это будет конец. В ту же секунду я сама стану объектом. Кто знает сколько проклятых жучков на этом гребаном корыте.

Он вдруг впился пальцами в свои волосы.

— Бл***ть…что ж это за херня творится. Все! — он тяжело дышал, — Забудь. Проехали. Все! Не подходи ко мне. Просто, мать твою, держись от меня подальше, иначе я за себя не отвечаю.

Лёша шатаясь подошёл к перилам и переклонился вниз. В этот момент скрипнула дверь в моей каюте:

— Машенька, милая ты здесь?

Я выдохнула и обернулась с нежнейшей улыбкой на лице.

— Да, любимый. Меня опять мутило. Вышла воздухом подышать. Вот и Лёше не спится. Поговорили немного.

Алексей Николаевич обнял меня за плечи:

— Ты вся дрожишь, иди ко мне. Холодно ведь. Простудишься.

В этот момент мне захотелось самой перегнутся через перила и сигануть вниз. Пусть волны накроют меня с головой, вода затечёт в лёгкие и все закончится. Сейчас. Наверное, я должна была тогда так и поступить. Это бы многое изменило. Если бы ушла я…то все остальные…Те, кого я погубила. Они бы не смотрели на меня с того света пустыми глазницами, полными чёрной, не испитой ненависти и вечного укора.