Майя Бэнкс - Ожог

— Хотите вина? — спросил Эш, когда возле столика бесшумно появился официант.

— Нет, спасибо. Меня устроит стакан минеральной воды.

— Принесите нам два стакана минеральной воды, — сказал он официанту.

— Зачем же вы лишаете себя удовольствия пить вино? — удивилась она. — У меня от выпивки туманится голова, а мне еще добираться домой. Вечерний Манхэттен — не лучшее место для прогулок под градусом.

— Я помню, что вы предпочитаете изысканные девичьи напитки, где содержание алкоголя чуть выше, чем в лимонаде.

Джоузи скривила губы. Ее глаза блеснули. Похоже, она собиралась улыбнуться, но не стала. Неужели она видит в нем страшилу? Эш привык, что женщины легко поддавались его обаянию. Конечно, с Джоузи он и не пытался быть обаятельным. Ни в парке, ни особенно сегодня днем, на улице. Увы, в Эше так и не заговорила совесть. Наоборот, в нем стали пробуждаться пещерные инстинкты. Удивительно, что он еще мог связно говорить, а не рычал. Дикарь, обитавший у него внутри, требовал схватить Джоузи за волосы и поволочь в ближайший укромный угол.

Эш мысленно представил эту сцену. Мало того что Джоузи пустила бы в ход ногти и зубы — Эш в этом не сомневался, — их встречи прекратились бы навсегда.

Официант ушел. Напряженность в глазах Джоузи не исчезала.

— Вы принесли драгоценности? — тихо спросила она.

Эш достал из нагрудного кармана шкатулочку, обтянутую бархатом, поставил на стол и слегка подтолкнул к Джоузи. Едва она потянулась за шкатулочкой, Эш прикрыл вожделенный предмет ладонью.

— Вы согласились отобедать со мной, — сказал он. — Я отдам вам драгоценности, но очень надеюсь, что в следующее мгновение вы не вскочите и не убежите отсюда.

Джоузи покраснела. От смущения или стыда — он не знал. Возможно, он разгадал ее маневр.

— Должен вам признаться, что мое мужское самолюбие ущемлено. Джоузи, неужели я кажусь вам таким монстром? В парке, когда вы уходили, я не тянул вас за язык. Я помню ваши последние слова. Думаю, вы их тоже помните. Мы оба почувствовали, что между нами проскочила какая-то искра. Но вы держитесь так, будто я переносчик чумы и вам страшно дышать одним воздухом со мной.

Ее ладонь тоже накрыла шкатулку, и их пальцы соприкоснулись. По руке Эша побежала теплая волна, мгновенно достигнув плеча. И это от одного короткого прикосновения, за которым ничего нет. Случайность, сразу изменившая атмосферу за их столиком. Она тоже это почувствовала, но не обрадовалась.

— Думаю, женщины наговорили вам достаточно комплиментов по поводу вашей внешности. Едва ли я должна повторять то, что вы слышите постоянно. Женщины готовы из кожи лезть, только бы вам понравиться.

— Мне ровным счетом плевать, что думают другие женщины обо мне и на что они готовы ради меня, — резко произнес Эш. — Зато меня очень интересует ваше мнение.

Джоузи осторожно потянула шкатулочку к себе. Сейчас она напоминала ребенка, боявшегося, как бы у него не отобрали игрушку. Видя, что Эш сидит неподвижно, Джоузи быстро открыла крышку и осторожно вынула два кольца, ожерелье и браслет.

Ее глаза ожили, в них снова появились цвет и глубина. Только смотрели они не на Эша и даже не на драгоценности матери, а куда-то вдаль. Эш заметил поблескивающие слезы.

— Спасибо, что вернули мне память о моей матери, — прошептала она. — Я часто слышала, что память нужно хранить в сердце. Но мне этого мало. Я редко надевала мамины украшения, зато часто брала их в руки. Я чувствовала маму. И бабушку тоже. Когда-нибудь я надеюсь передать эти вещи своей дочери. Мама и бабушка были удивительными женщинами. Я хочу, чтобы моя дочь знала о них. Знала бы, кем они были и какую важную роль играли в моей жизни. Вещи помогут ей почувствовать их.

— А что случилось с вашей мамой? — осторожно спросил Эш.

Губы Джоузи дрогнули, но она не опустила головы и не отвела взгляда. Просто глаза заблестели ярче. От слез.

— Рак.

— Давно? — еще осторожнее спросил Эш.

Меньше всего ему хотелось бередить ее душевные раны. И в то же время ему было приятно, что Джоузи раскрывается перед ним. Между ними начиналось общение. Потом, если он проявит определенную настойчивость, оно превратится в нечто более постоянное. А Эш готов был проявлять настойчивость. Но в отношениях с Джоузи одной настойчивости будет мало. Понадобится терпение. Возможно, чертова пропасть терпения.

Тема разговора была тяжелая, и все равно Эша захлестывал адреналин. Джоузи казалась ему крепостью, которую он должен завоевать. Ему не терпелось начать завоевание. Давно уже он не испытывал такого возбуждения. Эта женщина его нешуточно возбуждала.

— Джоузи, вы мне не ответили, — деликатно напомнил он.

— Два года назад. — В глазах Джоузи было столько боли, словно она потеряла мать совсем недавно. — Но мама очень долго болела. И в конце… — Ее голос дрогнул.

— И что в конце?

— В конце я почувствовала облегчение, хотя все внутри меня разрывалось от горя. Я понимала: еще немного — и я больше не увижу ее. Но мама страдала от сильных болей. На это было тяжело смотреть. Иногда я удивлялась, как она выдерживает. Мама страдала не только от боли. Ее угнетало сознание того, что своей болезнью она накрепко привязала меня к себе, подчинив всю мою жизнь уходу за ней. Так оно и было. Но разве я могла поступить иначе со своей матерью? Я делала все возможное. Я не жалею, что мои дни проходили в заботах о ней. Мама не боялась смерти. Она была готова уйти. Ее сражение с болезнью было слишком долгим и тяжелым. В какой-то момент у нее просто не осталось сил. Она перестала сопротивляться. Последние недели были для меня самыми трудными. Видеть, как моя стойкая, волевая мать неотвратимо угасает. И в то же время я понимала ее желание освободиться от боли и ощутить долгожданный покой. Поэтому, когда она покинула наш мир, я испытала облегчение. Наверное, вам жутко слышать такие признания.

— Джоузи, в ваших признаниях нет ничего жуткого. Это нормальное человеческое состояние. Вы любили свою мать. И вам было тяжело видеть ее нескончаемые страдания. У вас разрывалось сердце.

Джоузи кивнула, вытирая глаза тыльной стороной ладони. У нее дрожали пальцы.

— Веселенькая у нас застольная беседа. Простите… вырвалось как-то.

— Не надо извиняться. Я спросил и очень благодарен, что вы ответили. Вы ни слова не сказали о своем отце. У вас есть братья, сестры или вы были единственным ребенком?

— Единственным, — вздохнула она. — Родители хотели еще детей, но после меня мама не смогла рожать. Рак у нее обнаружили вскоре после моего рождения. Лечение забирало у нее все силы. Врачи предупреждали, что новая беременность может привести к непредсказуемым последствиям. Мама очень ослабла. Но тогда ей и всем нам казалось, что она победила рак. Период ремиссии длился целых двадцать лет. И вдруг — снова. Очаг поражения оказался шире, чем тогда, а реакция ее организма на лечение была уже не той. — Джоузи тряхнула волосами. — Простите. Меня занесло на эту тему.