Ольга Смирнова - Вслед за тенью

Оставшись наконец одна, я убрала на прикроватную тумбочку покрывало с широченной постели, аккуратно его сложив. И, раздевшись до маечки и трусиков, легла на упругий ортопедический матрас, обтянутый кипенно-белой простынёй. Спрятавшись под тёплым одеялом, как в теплом уютном домике, я в мгновение ока провалилась в крепкий беспокойный сон.

И увидела, как просыпаюсь в тёмной, совершенно незнакомой мне комнате. Осторожно провожу рукой по простыни. Пусто. Но простынь еще хранит тепло чьего-то тела. Я одна, но тут совсем недавно явно кто-то спал. Осознавать это так необычно… Потому что никто раньше никогда не спал со мной в одной пастели. То, что я в одиночестве, почему-то напрягает. Рождает неприятный холодок в груди. Беспокоит. Очень. Видимо, всему причиной полнейшая тишь вокруг и непроглядная темень. В комнату не проникает ни шороха, ни чьих-то шагов, ни разговоров из-за ее пределов, ни шума ветра, ни дождя, ни стрекота сверчков – ничего. Абсолютно. Полный, давящий вакуум. Ощущаю себя в бункере. Вглядываюсь в беспросветную темь и улавливаю вдали едва заметные очертания окна. Спросонья закрываю глаза. Тру их кулачками. Открываю и вглядываюсь повнимательнее. Теперь я могу видеть четче.

Различаю контуры постели, на которой лежу. Она просто огромная – реально на полкомнаты. В углу справа что-то возвышается. Комод или что-то похожее… Не пойму, что именно, но вижу, что на его поверхности что-то есть. Что это? Жмурюсь. Из стороны в сторону несколько раз верчу головой. Снова открываю глаза и вижу на возвышении, похожем на комод, нечто миниатюрное, расставленное полукругом.

Припоминаю, что в спальне у родителей уже встречала нечто подобное. Но после того, что с ними случилось, дедушка убрал все подчистую, включая и сам комод.

Напрягаю память. В ней всплывают обрывки воспоминаний. Я вижу себя маленькой. Вижу, как по-партизански вхожу в спальню к маме с папой. Мне явно не больше шести. Потому что папа еще с нами. Уже давно рассвело, но они еще спят. Сони… Не тревожу их. Подхожу к комоду у окна. На нем стоят фигурки. Они красивые. Мне очень нравятся. Мама называет их «нэцкэ». Их недавно подарил нам один гость.

Осторожно беру одну, аккуратно провожу пальчиком по испещренному морщинками лицу старца и любуюсь красотой камня. Мама почему-то называет его «слоновой костью». Она объяснила, что фигурки сделаны из рога слона. Мама сказала, что он называется «бивень». Правда, из объяснений мамы я так и не поняла, зачем слон подарил людям свой рог? Разве они ему не нужнее? Мама тогда рассмеялась и сказала, что слон просто добрый и любит делать подарки. Вдоволь налюбовавшись фигуркой старичка, ставлю фигурку на место, оборачиваюсь и вижу, что папа уже проснулся, но лежит тихо, чтобы не разбудить маму, и улыбается мне…

«Может, и в этой комнате такие?» – мысленно предполагаю я. Но спросить не у кого, а разглядеть фигурки в темноте все равно не удастся. Поэтому теряю к этому интерес.

Мое внимание снова привлекает окно. Оно явно чем-то занавешено. Чем-то плотным, не пропускающем и лучика света. Что это? Жалюзи? Я напрягаю зрение, вглядываюсь и замечаю, что нет – не они. Это что-то, похожее на штору, которая берет начало от высокого потолка и массивными фалдами спускается к полу. Даже ложится на него темным объемным веером. Эта преграда скрывает абсолютно все, что творится за окном. Причем настолько капитально, что не могу понять, ночь сейчас вообще или день.

«Чья это комната? Как я здесь оказалась?» Не помню…

Осторожно выбираюсь из постели и делаю несколько шагов к окну. Хочу отодвинуть тяжёлую завесу и заглянуть за границы темноты. Шаги моих босых ног гулким эхом отдаются в тишине. Становится зябко и совсем неуютно. Плотная штора не сразу, но поддаётся.

Похоже, за окном какой-то сад. Большая его часть скрыта во мраке. Приглядываюсь и обнаруживаю неясные очертания высоких кустов. Они тянутся по обеим сторонам от тропинки, слабо освещённой тусклой луной. Эта неровная дорожка убегает вдаль – к высоким деревьям, едва различимым во мраке. Они растут так близко друг к другу, что создают иллюзию глухой стены. На задворках мрачного пейзажа тоже заметен холодный сизый свет. Словно маломощный прожектор, он едва освещает верхушки деревьев, оставляя в густой тени их высокие мощные стволы и голые ветви.

Неожиданно я чувствую, что в комнате уже не одна. Замечаю неспешное, едва уловимое в темноте движение в мою сторону. Отвлекаюсь от удручающего вида за окном и поворачиваюсь на звук шагов. Настораживаюсь, замечая силуэт статного мужчины. Он осторожно и почти бесшумно подходит всё ближе и ближе ко мне. Еще пара шагов – и он рядом со мной. В полумраке комнаты с трудом различимо его лицо. Кто он? Странно, но его присутствие меня ни капельки не пугает. Его аура успокаивает, будто внушает мне, что всё будет хорошо. И мое напряжение начинает быстро рассеиваться. Мне навязчиво кажется, что мы знакомы, но я никак не могу вспомнить, когда и где мы встречались раньше.

Вдруг в пространстве между нами рассеивается темнота. Будто кто-то включил слабый свет прямо над нашими головами, милостиво предоставив мне возможность хотя бы чуть-чуть разглядеть своего визави. Я вглядываюсь. Он очень высок и мощен. Под свободной темной одеждой угадываются широкие плечи и мощный торс. Лицо его не внушает мне страха. Удается разглядеть очертания высокого лба, прямого носа и мощного подбородка. Я чувствую, что мой гость напряжен и сосредоточен. Слишком. Будто вынужден решать задачу с несколькими неизвестными.

Вдруг перед нами материализуется большая шахматная доска. На ней – фигуры. «Белые» расположены по мою правую руку, «чёрные» – по левую. Я различаю их по коронам на фигурках «королей». Хочу развернуть доску белыми фигурами к себе, но не получается: пальцы каким-то странным образом проходят сквозь доску. Эта странность никак не позволяет за нее ухватиться, как ни пытаюсь. Слышу короткое «нет» и понимаю, что не играю эту партию. Могу лишь наблюдать за ее ходом.

Смотрю на поле. Оно видно нечётко. Приглядываюсь и замечаю, что это начало партии. Все фигуры ещё на доске, «побитых» нет. Мужчина отрывает от меня цепкий взгляд и переносит его на поле. Фигуры вдруг начинают светиться изнутри, будто подчиняются его немому приказу. Теперь они переливаются золотом, будто внутри каждой включился неведомый источник энергии. Кто его включил? Неужели мой молчаливый собеседник? Свечение от фигур озаряет черно-белое поле доски.

«Время пришло», – словно сквозь вату, вставленную в уши, слышу негромкий голос своего гостя.