Недружелюбная - Тройственный грех

– Вика хочет стать сорокалетней ворчливой тёткой, но ей слишком рановато! Милая, помни, что ты ещё молодая и очень красивая! А значит, ты на самом деле очень хочешь этого свидания. Очень хочешь Марка, признайся! А он захочет тебя обуздать, грязная ты сучка! Ну а я буду смотреть на вас со стороны столько, сколько захочу.

В этот момент открывается дверь нашей квартиры, и вот теперь точка невозврата пройдена окончательно.

– Слушай меня, пигалица! Скажи спасибо, что я тебя не заставляю с нами за бой посуды рассчитываться! Сколько тарелок было разбито, напомни-ка мне? Десять. Каждая – по сто двадцать рублей. Итого тыща двести!

– Простите меня! – искренне говорю я. – Меня очень сильно торопили! Я решила, что смогу донести их, и…

– Выметайся отсюда, – перебивает меня женщина в нелепом красном платье.

Пытаюсь не паниковать, глядя на пятно в районе левого запястья на красной ткани, словно на гипнотическую мандалу. Впрочем, ещё сутки в одной и той же одежде – и я сама буду выглядеть как лицо без определённого места жительства. Даже несмотря на то, что в Москву я взяла своё лучшее платье, чтобы не ударить в грязь лицом. А в итоге сижу по уши в этой грязи.

Я пришла сюда в девять утра, чтобы следующие двенадцать часов мыть посуду. Просто зашла в первую попавшуюся рыгаловку около автовокзала от отчаяния и предложила им свои руки взамен на тысячу рублей. Меня тошнило от запаха пены, перемешанной с остатками соусов. И вдвойне мерзко было видеть, как другие посудомойки елозят по тарелкам уже почти начавшими гнить губками, изначальный цвет которых невозможно было угадать. Но в моменты собственной слабости брезгливость уходит на второй план, а пустой карман и вовсе делает меня терпимой ко всему.

Когда до конца моей смены оставался час, в зале было особенно много гостей. Посуда прибывала с удвоенной силой, и мне приходилось носить целые стопки тарелок, чашек, кружек и подносов. Видимо, я не до конца отмыла от жира собственные руки, и в какой-то момент башня из широких тарелок соскользнула с них и рухнула на пол. Ещё до того, как дребезжащее эхо укатилось прочь из кухни, я поняла, что дно достигнуто. Моё дно выглядело, как сливное отверстие в раковине, заполненной остатками пищи, очистками и прочей грязью. Самое мерзкое дно из всех.

Сегодня мне обязательно нужно где-то переночевать, потому что я на ногах уже двое суток. Чем темнее становится на улице, тем отчётливее я понимаю, что мой вариант на ближайшую ночь – лавочка в парке.

Главное, если всё-таки позвонит мама – делать вид, что всё нормально. Она переживает за меня, и я не имею права признаться, что сбылись все её опасения касаемо моей первой поездки в Москву.

– Прошу вас, разрешите мне отработать у вас ещё одну смену! Я ничего не разобью, обещаю.

– Ещё раз повторяю, нам не нужен такой криворукий работник. Если я разрешу тебе отработать у нас ещё хоть один день, нам не в чем будет кормить гостей, – женщина в красном бойко шлёпает мясистыми губами, давая мне понять, что второго шанса я не получу.

– Ну поймите же меня, прошу вас! У меня проблемы, и я не преувеличиваю. Я приехала в Москву, чтобы устроиться здесь на нормальную работу, но мне не повезло! Меня не взяли! Я уже собиралась уехать обратно, но какой-то гад вытащил из моей сумки кошелёк! В метро, прямо на эскалаторе! Я просто хочу найти подработку, любую… Может быть я буду убираться в зале? Мыть окна? Столы и протирать? Будьте же человеком! Кроме вас мне больше никто не сможет помочь!

Кажется, я кричу всё это в стену, потому что слова проходят сквозь женщину и не цепляют ни единой струнки в её душе.

– Не мельтеши у меня перед глазами, милочка! У нас здесь своих проблем полно, – тётка захлопывает зелёную папку и встает из-за стола, а потом шагает ко мне, буквально выталкивая из помещения. Мне ничего не остается делать, кроме как вылететь из здания недорогого кафе, вокруг которого роились не самого благопристойного вида мужчины. Один из них шагнул ко мне, из-за чего я сорвалась на бег.

Становится темно, и пора бы где-то скрыться от нетрезвых и явно следящих за мной мужчин. Я нащупываю в кармане сторублевую купюру и срываюсь к светящейся букве «М», что сияет для меня спасительной звездой за деревьями. Дожидаюсь поезда и еду в центр города – кажется, там намного безопаснее.

Наступила полночь. Я сижу на скамейке в каком-то сквере и смотрю на Сталинскую высотку: она кажется такой величественной в темноте, словно мазок золотой краски по зеленовато-чёрному небесному холсту. Какой же дурой нужно быть, чтобы мечтать снимать там квартиру! А ведь я действительно думала, что рано или поздно буду жить именно там. По утрам стоять у окна с чашечкой травяного чая и смотреть, как тысячи автомобилей заполняют собой витиеватые ходы московского лабиринта. Ехать на дорогом авто в сторону любимого бутика, цокая каждый раз, когда очередной пешеход не стремится как можно быстрее перейти по зебре.

Дура, я же говорю.

Только сейчас я понимаю, что сама себе нарисовала сказку, в которую было очень удобно верить. Ведь это действительно звучит трогательно: талантливая девочка из провинциального городка приезжает в столицу, затмевает своими способностями всех конкуренток и сразу получает главную роль.

Мне бы в клоуны пойти, вот что.

В жюри было четыре человека. Режиссёр Савельев-Крамин в смешной шапочке, которую натянул почти до бровей, сидел справа и буравил меня таким грозным и не внушающим оптимизма взглядом, что во мне сразу пошатнулась уверенность. Зря я посмотрела на него, ведь именно после этого в голове появились мысли: «он уже знает, что меня не возьмут!» или «я выгляжу нелепо, может быть, мне сразу уйти?»

На сцене я должна была на пару минут стать девушкой-снайпером и, стоя на воображаемом камне, клясться отомстить врагу за свою советскую Родину. Видимо, будь Савельев-Крамин фашистом – ничуть бы не испугался.

«Викуля, у вас неплохие задатки. Но, понимаете, в вашей интонации маловато эмоций. У вас хорошая мимика, экспрессивные жесты для выбранного сюжета. Но совершенно не чувствуется, что ваша героиня разбита горем и нацелена на вендетту. Если бы я зажал уши, то мне бы показалось, что вы поёте какую-нибудь дурацкую песню про солнышко. Понимаете?»

Понятнее некуда. Может быть, это потому, что я не смотрела военных фильмов?

Мне двадцать лет и вчера я впервые увидела Москву. Вернее, уже позавчера – пару минут назад начался новый календарный день. Наверное, я должна себя успокаивать тем, что далеко не всем везёт с первого раза. Но я слишком долго ждала чуда, поэтому сейчас мне кажется, что от моего сердца варварским образом отхватили бо́льшую его часть. Я даже не знаю, за что мне браться.