Сильвия Лайм - Стихийный мир. Дракон-вампир

Потом я узнаю, что эти жезлы могут быть как чудовищным оружием, так и кое-чем пострашнее… Но это потом. Сейчас я лишь покрываюсь легкими колючими мурашками, когда смотрю на них. Словно в предчувствии.

Рубиновые глаза металлических драконов в навершиях жезлов синхронно вспыхивают и гаснут.

– Так ты умеешь говорить, ну надо же, – чуть хрипло проговорил мужчина и двинулся ко мне. Медленно, почти по-звериному. Словно подкрадывался.

Я бы отступила назад… а впрочем, я и впрямь отступаю. Пока не упираюсь спиной в стену. В роскошную стену великолепного замка, который могла бы рассматривать часами, гуляя по нему с какой-нибудь экскурсией.

Но сейчас я вынуждена прижиматься к удивительной лепнине сжатыми в спазме лопатками, и не думая разглядывать диковинные сюжеты и рисунки.

– Я подойду к тебе сам, в качестве исключения, женщина, – говорит он, а потом добавляет нечто странное: – Стражники сказали, что ты обладаешь даром огня. Покажи мне.

– Что?.. – выдохнула я, чувствуя расстройство оттого, что лишь одно упоминание об огне заставляет желудок сжиматься.

Дож делает еще один шаг и оказывается вплотную ко мне. Его красивые темно-алые губы не улыбаются. Они плотно сжаты. Лицо напряжено.

Он не настроен шутить.

А я как будто анекдоты ему травлю!

Тоже стиснула зубы, вновь поднимая подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Когда не горят, они у него невероятного темно-рубинового цвета. Смотрела бы и смотрела.

– Магия, – бросает он, словно ругательство. Встряхивает головой и приказывает: – Колдуй.

Оттого, что его обнаженная грудная клетка всего в двух ладонях от меня, я едва дышу. Но и этого хватает, чтобы ощутить, как воздух вокруг его тела нагревается, будто от живого огня. И приобретает странную вкусовую притягательность… Я не ощущаю запаха, только тепло. Но это тепло, проникнув в легкие, согревает изнутри… а потом двигается дальше и падает в основание живота, чтобы разлиться там огненной лавой.

Проклятье.

Кажется, меня это заводит.

– Я не умею колдовать, – ответила, и дож ощутимо скривился, словно я сказала нечто ужасное.

Его удивительное лицо от этого не становится менее привлекательным. Хочется протянуть руку и вместо того, чтобы толкнуть, коснуться его изогнутых губ, стирая с них раздраженную волну. Хочется ощутить, насколько они мягкие и горячие…

Мужчина бросает на меня очередной взгляд, быстро осматривая всю меня с головы до ног и обратно, словно там что-то могло измениться.

Вздрагиваю, хочется спрятаться.

Не выходит: некуда. Тонкие серебристые наручники на руках вздрогнули цепями, когда дож резко наклонился, едва не столкнувшись со мной лбами, вскинул руки к стене над моей головой и оперся на нее. От этого мышцы на его грудной клетке натянулись, плечи стали еще более рельефными.

Мое чертово дыхание застряло где-то в горле. От этого стыдно, зло и… горячо.

– Допускаю, что ты можешь не знать о том, на что способна, – тихо говорит дож, склоняясь к моей щеке, почти скользя по ней своей, но все же не касаясь. Я чувствую его дыхание, и по позвоночнику будто расползаются огненные ленты. Под желудком все сжалось, я едва могу вздохнуть, и это одновременно приятно и раздражает. – Но ты должна понимать, что, если ты лжешь… – его тихий шепот обволакивает туманом, и на меня будто падает раскаленная лавина огня – его угрозы, – ты меня очень разочаруешь, женщина. А те, кто разочаровывают Красного дожа, не выходят отсюда живыми.

– Убьете беззащитную девушку? – вскинулась я, чувствуя, как меня потряхивает от раздражения. – Девушку, которая даже двинуться не может, потому что на руках наручники, а на ногах – кандалы? Смело, Красный дож. Вы, наверное, самый смелый в этом замке, да?

Помирать – так с музыкой.

Мужчина отпрянул от меня так быстро, словно его змея ужалила. Кобра очковая, я то бишь. Как раз очкую не по-детски.

Впрочем, ни руки, ни ноги дожа не двинулись с места, лишь горячее дыхание перестало щекотать кожу – теперь он смотрел мне в глаза, не отрываясь, словно пытался там что-то вычитать.

– Обвиняешь меня в трусости? – спросил он негромко и так удивленно, словно сам не верил тому, что говорил. Черная бровь с изломом взлетела вверх.

Я сглотнула ком в горле, случайно бросив взгляд ему за спину, где, сверкая глазами-рубинами, покоились в ножнах два жезла-дракона. А потом набрала в грудь побольше воздуха, закрыла глаза и… успокоилась. Медленно выдохнув, я снова посмотрела на мужчину напротив и ответила так ровно, как могла:

– Обвиняю.

Ну все, копайте яму длиной метр семьдесят. Лучше – метр восемьдесят, чтобы не тесно было.

Однако я все равно надеялась, что слова звучали так же уверенно, как мне хотелось. А не настолько, насколько я себя чувствовала.

Видимо, мне это удалось, потому что через секунду мир едва не схлопнулся перед глазами, словно умирающая звезда.

– Подумай еще раз, – прошептал Красный дож, схватив меня за шею и резко придвинувшись.

В глазах потемнело. Если прежде мне не хватало воздуха фигурально, то теперь вполне буквально. Его пальцы сжимали мое горло, а я словно в замедленной съемке отсчитывала удары собственного сердца.

Несколько мгновений ничего не происходило. В висках бешено бился пульс. Дож просто смотрел на меня, и в его рубиновом взгляде то зажигались, то потухали пугающие искорки, которые засасывали меня, гипнотизировали.

Я обхватила мужское запястье, с трудом смыкая на нем пальцы, потому что наручники мешали двигаться. Попыталась убрать его руку, но это было все равно что бороться со скалой. Я чувствовала себя беззащитной. Песчинкой.

На глаза навернулись слезы. Сами собой, клянусь, я далеко не плакса. Но обида душила не слабее руки Красного дожа. Может быть, даже сильнее.

Какого ежа этот тип себе позволяет?!

А он вдруг резко сдвинул брови, отвернулся и шагнул куда-то в сторону.

Я глубоко втянула воздух ртом, растирая шею, и уже открыла было рот, чтобы выругаться. Чтобы назвать дожа садистом, свиньей или кем-то в этом роде… Но замерла.

В голове вспыхнула острая резкая мысль: что-то не так. Где-то нестыковка.

Почему он остановился и ушел прочь?..

Не успела я обдумать эту мысль, как дож замер возле какой-то огромной напольной чаши с несколькими уровнями, напоминающей фонтан. И бросил через плечо:

– Хорошо, женщина. Ты меня заинтересовала. Я принимаю тебя.

Я не могла видеть, что он делает, но все внутри сжалось. Пришло четкое понимание того, что это плохо. И вот-вот произойдет нечто непоправимое.

– Только запомни, что это первый и последний раз, когда ты перечишь мне, – добавил он, резко разворачиваясь. В его руке оказался кубок, наполненный красноватой жидкостью, напоминающей вино.