Тим Бёрн - После заката наступает ночь

Больное утро. Солнце не могло светить в этом сером аду. Признания поэтов о великой осенней любви летели ко всем чертям. Ее телефон трахал звонками мой слух, а она лежала на боку, прижавшись своей попкой к моему члену.

– Выкинь свой проклятый телефон, – хриплым голосом сказал я.

Лена встала с постели, не ответила на звонок и открыла глаза.

– Ян, это Сережа звонил, от него слишком много пропущенных.

– Не раздавай придуркам свой номер.

– Ты сумасшедший? Мы, вообще-то, встречались с ним, до вчерашнего вечера.

Открыв глаза, я долго не мог прийти в чувства.

Голая женщина надевала свое нижнее белье.

– Вот именно, до вчерашнего. Сейчас не будем все вспоминать. Лучше сделай кофе.

– Хорошо, а ты вставай.

– У меня уже стоит. Не хочешь ко мне?

– Не сейчас.

– Жаль, я рассчитывал на утренний минет.

Пока я приводил себя в порядок, на кухне меня ждал кофе и сигареты.

Сергей продолжал названивать на ее телефон. А мы сидели за столом, как ячейка общества.

Лена отключила свой телефон, чтобы побыть в спокойствии. Она поняла, что, скорее всего, мои магнитные бури разнесут ее мобильник к чертям собачьим.

– Ты мне вчера сказала, что Сара рассталась со своим уродом. Это правда? – заговорил я.

– Да. Это так. А сейчас надо приводить себя в порядок, – чуть ли не закомандовала она.

– А что, уже надо на работу?

– Ян, на работу только через неделю с какими-то версиями сценария.

Я был удивлен, что в этот раз мы все работаем раздельно.

Не прошло и пяти минут за разговором, как на мой телефон начали поступать звонки от Сергея.

– Твою мать! – громко сказал я.

– Что?

– Это твой нытик звонит мне.

– Не бери телефон.

– А вдруг он сейчас придет ко мне?

Лена поправила свои кудрявые волосы и стала пулей накидывать на себя одежду. Я решил взять телефон и поговорить с Серегой. Он сообщил мне, что скоро явится ко мне.

– Этот идиот недалеко от моего дома трется. И планирует зайти ко мне, – сказал я Лене, которая уже выходила из моей квартиры.

– Ян, позвони мне, как он уйдет от тебя.

– Хорошо.

После ухода Лены он пришел ко мне с интервалом в десять минут. Мне было бы крайне не по себе, если бы они столкнулись.

Мы снова закипали на кухне. Дым, алкоголь и разная закуска, которую принес он. Я предлагал ему скурить косяк, который мне подогнал Семен, но он отказался.

Когда мы подпили утро, из него лез один негатив, когда мы подпили полдень, из него лезла философия, на которую мне так хотелось ответить, что я полночи трахал его Лену в разных позах.

Когда мы подпили вечер, из него снова лезло дерьмо.

– Серега, вы только вчера что-то загоняли про любовь. Какого черта ты сидишь и просто ноешь? Вы еще помиритесь – и все будет отлично!

– Нет. Ян, она мне изменяет. Это сто процентов – уверенная позиция.

– С чего ты решил?

– Я знаю.

После этих его слов я еле сдержался и с большим удивлением ответил:

– Не может быть!

Я понимал его ситуацию, но он никогда не был мне близким другом, он был просто коллега, но это хреново – чувствовать себя рогатым козлом.

Его унылая физиономия говорила об одном – он сломлен, как и я. Люди, которые просрали свою жизнь, нам бы подошли.

Он уже клевал носом в стол, но был в силе поддерживать речь и слушать. Не знаю, как ему так удавалось, на его месте я бы уже уснул.

– Слушай. Сергей, ты очень сильно переживаешь из-за нее.

– Потому что мне паршиво.

– Знаешь, Сережа, я тоже карабкался вверх, но камнем упал, когда Сара ушла к какому-то козлу.

– Обидно, брат, я тебя понимаю.

В мою дверь раздался стук, и это была Лена. Я вышел в коридор и тихо заговорил с ней:

– Твою мать. Какого хуя ты вытворяешь?

– Ты не звонил мне. – Она была пьяна.

– Наверное, потому что Серега у меня.

– Да?

– Да, твою мать.

– Можно я пройду?

– Может быть, не надо?

– Почему? Ты не хочешь меня видеть?

– Черт. Проходи.

Когда мы прошли в кухню, я и слова не успел произнести, как Серега встал и увидел ее, затем отвел в комнату выяснять отношения. Если честно, мне было наплевать на них. Я попивал виски, курил и слушал бытовую историю, что доносилась из моей комнаты. Слышал, как разговоры переходили в крики. Хорошая слышимость шлепков по лицу. Мощные оплеухи. Кому-то не повезло.

Я выпил еще и подумал, что пора вмешаться, пока эти придурки не убили друг друга. Зайдя в комнату, наблюдал картину: они стояли в метре друг от друга, а у Сережи вся рожа красная. Неплохо ему прилетело.

– Брейк, ребята, – сказал я. – Расходимся.

Серега быстро накинул шмотье и покинул мой дом со словами «Она сука», «Пусть кайфует, тварь», «Пусть ебется с кем захочет».

Я знал, что он несет пьяный бред. Но такую возможность терять нельзя. Тем не менее, когда он ушел, мы остались в моей комнате разврата вдвоем.

Она подошла ко мне и расстегнула мою ширинку, отчего я и она возбуждались. Кудрявая Лена спустила с меня джинсы, мой стояк – комплимент.

Эти стены снова слышали нас, а кровать издавала те же скрипы.

Среди ночи, когда мы утопали в постели, меня начал мучить сушняк, поэтому виски легко проникало в мое горло. И я услышал в комнате мелодию музыки. На моем телефоне таких мелодий не было и нет, потому что моя кнопочная «Нокия» не может себе это позволить. Мой кассетный магнитофон не мог бы донести такую говняную музыку. Мой ноут – тоже. А больше у меня ничего такого нет, я динозавр, значит, это звонит ее телефон.

Лена начала разговор, а я не стал подслушивать. Это не мое дело.

Я закурил и наблюдал, как Лена накидывает на себя одежду, сообщив мне, что ее ждет Сережа.

Закрыв за ней дверь, я вслух сказал: «Удачи». Теперь они не смогут написать сценарий, так как будут копаться в своем дерьме.

Эрнст Кассирер писал, что построение мира восприятия происходит по мере того, как отдельные явленные сознанию содержания наполняются все более многообразными и богатыми смысловыми функциями. Чем дальше идет этот процесс, тем шире становится сфера, охватываемая и обозреваемая сознанием в один момент времени. Каждый его элемент теперь насыщен такими функциями. Он входит в многочисленные смысловые соединения, систематически связываемые друг с другом и в силу этой связи конституирующие то целое, которое мы называем миром нашего «опыта». Какой бы комплекс мы ни извлекали из целостности этого «опыта» – совмещение феноменов в пространстве или их последовательность во времени, порядок свойств вещей или порядок причин и следствий, – в любом таком порядке мы находим некую «стыковку», общий формальный характер. Эти порядки так организованы, что от каждого их момента возможен переход к целому, поскольку в каждый момент возможно представление организации всего целого. Благодаря взаимному проникновению этих репрезентативных функций сознание получает способность «произносить явления по буквам, чтобы читать их как части опыта». Любой отдельный феномен теперь – буква, улавливаемая не ради нее самой и рассматриваемая не в связи с набором ее собственных чувственно данных составляющих или в связи со всей их совокупностью, но взгляд идет сквозь них к значению слова, к которому принадлежит буква, к смыслу предложения, в которое входит слово. Содержание теперь не просто находится «в» сознании, заполняя его своим наличным бытием, но оно говорит сознанию и что-то ему «сообщает». Все существование этого содержания как бы преобразуется в чистую форму – оно служит лишь для того, чтобы передать определенное значение и соединить его с другими в значимую структуру, в смысловой комплекс.