Анна Толкачева - Мальчик с татуировкой бабочки

Осознав, в какой переделке он оказался, Мороз от горя и отчаяния не придумал ничего более оригинального, чем запить. Пил он долго и беспробудно и в конце концов оказался уволен за растрату государственного гранта. Но и тут бюрократическая машина, между зубцами которой он оказался, не умерила своих аппетитов. Пять лет, которые положено отработать после выдачи жилищного сертификата, еще не прошли, а значит, деньги нужно вернуть государству. Но как это сделать, если застройщик свалил, а жилье в брошенном недострое никто покупать не станет?

Только теперь, когда ход времени сделал очередную петлю, повторив историю, наконец я увидел то, что давно лежало на поверхности: и Мороз, и Густавсон попали на дно бутылки от безысходности. У нас нет второго шанса: стоит один раз поскользнуться, и твое падение окажется столь же стремительным и необратимым.

Возможно, прохладное отношение к девицам у меня врожденное. Так пишут в научных статьях. Но как говаривал отец психоанализа, домашние тоже не прошли мимо, участливо отсыпав отборнейших детских травм. Лет до трех, пока меня, наконец, не отвели в детский сад, я думал, что все дети носят платья и не стригут волосы. Но тут понеслось. Меня привели в подобающий вид под настойчивым нажимом воспитателя, и начались бесконечные упреки: почему ты не девочка, какой ты противный, смотри, какие девочки аккуратные, чистенькие, милые, умные и прочее, а ты такой-сякой… Ясное дело, я возненавидел всех этих девочек за то, что они отобрали у меня любовь родителей. В некотором возрасте мне было дико любопытно, как в первые три года родители представляли меня другим родственникам и знакомым. Но я так и не решился спросить, а потом потерял интерес. Ну их всех в баню! В баню, кстати, отец меня никогда не брал с собой. Мать, слава богу, тоже. Они никак не могли смириться, что я не их долгожданная дочка.

Позже из разрозненных разговоров я случайно узнал – просто сложил два плюс два, – всю подоплеку событий. Оказалось, отец уже был женат раньше и нажил себе дочь в первом браке. Но потом гульнул на стороне, и тут появился я. Со скандалом отец развелся, с дочерью не мог общаться, но алименты исправно платил по решению суда. Мутная и неприятная история, в которой я оказался досадным недоразумением.

Вообще-то, мать права: в школе я был слабовольным трусом. Для всех хотел быть милым и хорошим, хотел, чтобы со мной дружили и все меня любили, и чтобы мальчики звали в свою компанию, и чтобы учителя приводили в пример. Я хотел всем без разбору угодить и не мог никому сказать нет. Но, конечно, меня любили не все. Во мне не было ничего интересного и привлекательного, но, как известно, кошки лезут на колени к тому, кто в последнюю очередь желает их внимания. Вот и девочки так. Постоянно просили меня помочь, дать списать, объяснить задачу, потанцевать на школьной дискотеке, украсить класс перед праздником, сыграть в спектакле и тому подобное. Они наперебой лезли из кожи вон, чтобы остаться со мной наедине, чтобы создать какую-нибудь романтическую ситуацию. Я молча выполнял все их просьбы, без энтузиазма и не спеша, просто потому, что домой идти не хотелось. Я видел все их уловки, но притворялся толстокожим кретином и ждал, что будет дальше. Наверно, представлялся им невероятно загадочным типом. А я увиливал, как только мог. Просто хотел, чтобы все жили дружно и мирно. Я чувствовал себя жалким и ничтожным. Казалось, все вокруг намного сильнее меня, а самые могущественные и страшные – мои родители.

Однажды, вернувшись домой из школы, я, как обычно, скинул портфель и уже собрался идти в подвал к Густавсону, но из кухни выглянула красная небритая рожа отца. По душному уксусному запаху и недоброму взгляду я понял, что он уже успел как следует набраться. В то время это случалось довольно часто. Отца выперли с завода, и он целыми днями валялся дома, не зная, куда себя деть. Потом приходила с работы мать и поднимала визг, а отец сопел, раздувая конопатые ноздри и вращая глазищами, будто старые говорящие куклы.

Как обычно, разговор начался практически с того, что какого хрена это я родился не девочкой. И хотя проблема даже рядом не лежала, отец расширял алкоголем кровеносные каналы в мозгу так сильно, что они пережимали серое вещество, поэтому он не задумывался, как его увольнение связано с тем, что я мальчик. Вновь под каким-то надуманным предлогом, который я даже не запомнил, отец вырулил на эту тему. Но на сей раз он пошел дальше. Вдруг сказав, что из меня вышла бы неплохая девочка, он полез в стенной шкаф. Невесть откуда – и как в таком состоянии он вообще его нашел? – отец достал платье на девочку лет пяти-семи и, расправив его, принялся теснить меня в угол.

– Оденься, посмотрю, какой красивой была бы моя дочь, – сипло бубнил он.

Я, конечно же, наотрез отказался переодеваться в платье. Он принялся меня уговаривать. Сложно предугадать, в какую сторону повернет мысль пьяного человека. После одного из циклов, когда он приказывал переодеться, а я сопротивлялся, он с размаху залепил мне пощечину. Дверь добрых семейных отношений была снесена с петель. Отец впервые побил меня. Молча, насупившись, выдавал удар за ударом, пока на платье не брызнула кровь из носа. Тогда он коротко бросил: «Постирай».

С тех пор мы не разговаривали. Однако это вовсе не означало, что отец перестал принуждать меня переодеваться в женское платье. Как только я закрывал входную дверь, он высовывал в коридор насупленную рожу и уже похрустывал кулачищами. Лет в двенадцать я задумал сбежать из дома, но тут случилось непредвиденное. Мать забеременела, и они оба мгновенно переключились на другие вопросы, а я просто закрывался в своей комнате. Когда у них родилась девочка, она осчастливила всех, особенно меня. Наконец-то, думал я, родители отстанут навсегда, и никто больше не будет бить меня и унижать. Впрочем, радость была недолгой.

Зачем я поступил на филологический факультет? Почему не пошел учиться на инженера, например? Ведь среди технарей юношей гораздо больше, чем на филфаке. Да, возможно. А теперь откройте свои детские книжки со стишками и картинками. Вы увидите там женщин в костюмах сталеваров, с метлами и гаечными ключами размером со шпалу, на худой конец – с поварешками и кастрюлями, пузатыми, как отопительные котлы. Пробегитесь взглядом по корешкам книг на полках: много женских имен вы там найдете? Я был искренне уверен, что среди писателей женщин нет, а значит, филфак – это просто райское место. Я уже не говорю о разочаровании номер два: оказалось, большинство известных писателей не учились на филолога.