Хьюго Ребелл - Мемуары Долли Мортон

Однако я не собираюсь рассказывать о своих похождениях в трущобах Нью-Йорка. Однажды днем, около пяти часов, я вошел в Центральный парк и сел на скамейку в тени дерева, чтобы выкурить сигару. Был прекрасный августовский день; солнце, клонясь к западу, ярко светило в безоблачном небе. Дул легкий ветерок, смягчая жару и заставляя листья деревьев шелестеть успокаивающим звуком, и я лениво откинулся на спинку сиденья, глядя на природу и на то, как разные симпатичные няни разных национальностей ухаживают за элегантно одетыми американскими детьми. Затем мой взгляд обратился на женщину, которая сидела на соседней скамейке и читала книгу. По всей видимости, ей было лет двадцать пять, она была очень хорошенькой с, насколько я мог видеть, стройной, хорошо округленной фигурой. её волосы светло-золотисто цвета были собраны в большой шиньон на затылке – это был век шиньонов и кринолинов. Она была на вид скромна и аккуратна, одета хорошо, но не броско. Все, что она носила было выдержано в хорошем вкусе, от маленькой шляпки на голове, до аккуратных сапожек на её маленьких, стройных ножках, выглядывающих из-под подола широкой юбки. Я смотрел на нее пристальнее, чем было принято, решив, что передо мной типичный портрет хорошенькой американской леди из высшего сословия. Через мгновение или два она заметила мой пристальный взгляд, и, подняв глаза от своей книги, она внимательно посмотрела на меня в течение короткого времени. Затем, очевидно удовлетворенная моей внешностью, её лице озарила яркая улыбка, и она бросила на меня дерзкий взгляд, одновременно делая движение рукой, приглашая меня подойти и сесть рядом с ней. Я был довольно-таки удивлен этим жестом, так как по её внешнему виду не подумал, что она принадлежит к полусвету; но я был вполне готов поболтать с ней – а также провести с ней время, если бы разговор наш понравился мне не меньше, чем её внешний вид.

Поднявшись со своего места, я подошел к ней, и она тотчас же отдернула свои объемистые юбки, чтобы освободить место для меня на скамейке рядом с ней. Я присел рядом, и мы начали разговаривать.

Она говорила, как вполне образованный человек, и, хотя у нее был американский акцент, её голос был низким и музыкальным (мне не нравится американский акцент, когда я слышу его из уст красивой женщины), а она, безусловно, была красива. Глаза её были большие, ясные и голубые, цвет лица был очень свежим, зубы были белыми и правильными, нос – правильной формы, а – маленький, с яркими, алыми губами.

Ей было что рассказать про себя, весело болтая и используя причудливые выражения, которые заставляли меня смеяться. Мне очень понравилась эта маленькая жизнерадостная женщина, поэтому я решил проводить её до дома и при возможности провести с ней ночь. По моему акценту она сразу заметила, что я англичанин, и сообщила мне, что никогда раньше не общалась с мужчиной моей национальности. После того, как мы немного поболтали, я пригласил её отобедать со мной. Она оказалась весьма довольной моим приглашением и сразу же приняла его, поэтому мы тихо вышли из парка в ресторан, где я заказал хороший ужин с шампанским.

Когда обед закончился и я выкурил сигару, я повел свою спутницу, которая сказала мне, что её зовут Долли, в театр. В конце спектакля я поймал извозчика и отвез женщину к её дому, который находился в пригороде, примерно в трех милях от театра. Поскольку стояла яркая лунная ночь, я смог увидеть, что дом представляет собой симпатичное одноэтажное здание с верандой, покрытой лианами, стоящее в небольшом саду, окруженном железной решётчатой изгородью.

Дверь открыла аккуратно одетая мулатка-квартеронка, которая проводила нас в гостиную; затем, задернув шторы и включив газовые форсунки в колонках, она ушла.

Комната с раздвижными дверями в одном конце была красиво обставлена; в этом не было ничего подозрительного, все было в хорошем стиле. Пол был покрыт красивым восточным ковром, занавески были бархатными; на стенах висели несколько хороших гравюр, а в шкафу стояли отборные образцы старинного фарфора.

Моя хозяйка предложила мне сесть и устраиваться поудобнее; затем, умоляя меня извинить её на мгновение или два, она прошла через раздвижные двери в соседнюю комнату, которая, как я увидел, была спальней. Вскоре она вернулась, одетая в белый халат, обшитый синими лентами; она сняла сапоги и надела на ноги изящные французские тапочки; волосы её ниспадали на плечи почти до талии.

Она выглядела так «соблазнительно», что я сразу посадил её к себе на колени и поцеловал в губы, на что она ответила, одновременно вставляя кончик своего языка мне в рот. Тогда я положил руку на её халатик, с удовольствием обнаружив, что под ним у нее ничего не было, кроме зашнурованной отделанной сорочки и чёрных шёлковых чулок, застёгнутых выше колен алыми атласными подвязками, так что все её тело я мог чувствовать с идеальной легкостью.

Она была пухленькой, как куропатка; в её округлой гладенькой фигурке не было ни единого угла, а кожа была нежной, как атлас. её грудки были довольно маленькими, но круглыми, как яблочки, довольно твердыми и с крошечными стоячими розовыми сосками. У нее был очень хороший зад, пухлые твердые щеки, а волосы на «Венерином бугорке» были шелковистыми на ощупь. Она подала мне бренди с содовой, и мы болтали, пока я курил сигару. Затем мы прошли в спальню, где всё было безупречно чисто и мило.

Вскоре мы оказались в постели. Моя грудь была на её груди, мой рот был на её губах, мой любовный орган был до корней в её логове любви, мои руки держались за щеки её ягодиц, и я энергично двигался на ней, а она вздыхала, стонала и живо двигалась под моими мощными ударами. Мой член был достаточно крупным, а её щёлочка оказалась маленькой и удивительно плотной; к тому же она была очень хороша верхом на мне, так что мне очень понравилось «трепетание», тем более что у меня уже месяц «не было» женщины. Но поскольку рано или поздно всё кончается, пришел конец и нашим утехам с этой маленькой женщиной, и когда все было кончено, она, тяжело дыша, лежала у меня на руках. Однако когда к ней вернулось дыхание, она сказала с легким смешком:

– Боже милостивый! Да ты у нас оказался очень большой и очень-очень сильный. Не думаю, что у меня в жизни когда-либо были такие сильные объятия. Ты словно прошел сквозь меня. Но мне это нравится. Я засмеялся, ничего не замечая, но лежал спокойно, отдыхая, всё ещё держа её в руках и поглаживая её прохладную бархатистую кожу, пока снова не стал готов к действию. Затем, заставив её встать на четвереньки перед кроватью, я толкнул её сзади, в позе «en leverette», заставляя её вздрагивать, взвизгивать и покачивать ягодицами. После этого мы снова перебрались в кровать, и я заставил её лечь на её стороне спиной ко мне в то время как я лежал позади нее, прижав живот и бедра к прохладным пухлым щекам её ягодиц, а мой полутвердый инструмент лежал в расщелине её бедер. В таком положении мы заснули. Я спал крепко, не проснувшись ни разу до половины девятого следующего утра. Затем, сидя на кровати, я посмотрел на свою спутницу, которая всё ещё крепко спала, лежа на спине. её длинные волосы рассыпались по подушке, а руки были закинуты над головой. Она выглядела довольно молодой и очень красивой, а на её округлых щеках играл легкий розовый оттенок. Я осторожно натянул постельное белье ей на ноги и закатал ночную сорочку ей до подбородка, не разбудив ее. Затем я внимательно рассмотрел её обнаженные прелести. И на них стоило посмотреть. её кожа была белой, как молоко, без единого изъяна; она действительно была очень хорошо сложена и обладала идеальной фигурой. её маленькие грудки глядели вверх превосходным рельефом; у нее были хорошие ноги – её пухлые, округлые бедра были стройными; её лодыжки были тонкими; её живот был без морщин – у нее, очевидно, никогда не было детей, – и её розочка была оттенена тонкими, вьющимися золотистыми волосками. Моё орудие был жёстким, как кочерга, поэтому я разбудил мою Долли, нежно щекоча край её грота указательным пальцем. Она с улыбкой посмотрела мне в лицо, её большие голубые глаза весело заблестели, и сказала:

Читать дальше