Михаил Каюрин - 666 женщин Лешего

Фелицию захлестнули эмоции, она на время забыла, кто стоит перед ней. Ещё совсем недавно Леший представлялся ей как маньяк, а сейчас, совсем неожиданно, стал для неё уже в роли благодетеля.

В порыве благодарности Фелиция, забыв о больной ноге, рванулась к Лешему и, не дав тому опомниться, прильнула к нему, обхватила за плечи и троекратно поцеловала в губы.

Леший, почувствовав, как подкосились ноги Фелиции, чтобы удержаться от возможного падения, интуитивно ухватил её за талию. Его бедра вплотную сошлись с напружиненными бедрами Фелиции. Словно молния прошлась по его телу в момент соприкосновения.

– Чувствительно благодарна вам, – сказала она и, увидев округлившиеся глаза Лешего, в растерянности попятилась назад, припадая на одну ногу.

– Извини…те, пожалуйста, – проговорила она, не отрывая взгляда от его лица.

Леший в очередной раз увидел пронзительный взгляд её зелёных колдовских глаз, которые, вспыхнув на мгновение, вновь обожгли его. Он явственно ощутил упругость уткнувшихся в него грудей Фелиции. Искра неудержимого влечения к этой женщине вспыхнула в нём с новой силой, разжигая огонь неуёмной страсти.

Страсть эта разгоралась очень стремительно, словно внезапный приступ лихорадки. Сердце в одно мгновенье сбилось с ритма.

Перед глазами тут же промелькнули две обнажённые Фелиции: та, что стояла в реке, в чём мать родила, и та, которая лежала в бессознательном состоянии, раздетая им. Но тогда было проще справиться с похотью. Первый раз его разделяла река, во втором случае препятствием служила беспомощность женщины. Сейчас же провокаторша была совсем рядом, изогнув тело в соблазнительной позе и в чувственном порыве, подставляя губы для ответного поцелуя. Женщина, как две капли воды похожая на его первую любовь, стояла в полушаге от него. Стоит лишь протянуть руку и можно погладить её волосы, дотронуться до лица, притянуть к себе и поцеловать. И никто не сможет помешать слиться с нею воедино. Вокруг ни души на несколько десятков километров. А глаза Фелиции подсказывали, что она не будет противиться исполнить его неудержимое желание. Уж он-то умел читать по глазам женские «да» или «нет».

Началась внутренняя борьба с похотью.

Леший стоял, не в силах сдвинуться с места, прислушиваясь к взбунтовавшейся плоти и мысленно обзывал себя разными омерзительными словами.

«Дурак! Болван! Идиот! – ругал он себя, – для чего ты пробыл в одиночестве семь лет? Чтобы вот так, за несколько минут сомнительного счастья свести на нет все усилия? Тебе удалось вытравить в себе извращённую плотскую потребность, ты избавился от неё, ты победил. Уходи отсюда немедленно! Держись от этой дьяволицы подальше! Ты отдал ей то, чего она хотела, и теперь забудь о ней, поставь на ней крест! Она послана тебе самим дьяволом!»

Шли минуты, однако самобичевание не помогало. Завораживающе-воркующий голос Фелиции и её пленительный взгляд убавляли эти силы. Страсть охватывала неумолимо, обволакивая сознание густым туманом. С каждой секундой борьба ослабевала, отдавая предпочтение похоти.

Оставаться наедине с Фелицией в таком состоянии было выше его сил. Превозмогая себя неимоверным усилием воли, Леший крутнулся на месте и скорым шагом направился в лес…

Глава 9

… Ретировавшись после встречи с Фелицией и её спутником Виктором Громовым, Леший тогда вернулся к себе.

«Скажите, а как ваше имя? Мне как-то неловко называть вас Лешим», – ритмично звучали в голове слова журналистки, словно срывались с заезженной пластинки.

Чтобы избавиться от наваждения, он взял в руки топор и с неистовой яростью принялся тесать бревно, задавшись целью довести его до формы бруса.

Остервенело орудуя топором, ухая при каждом взмахе, он надеялся остановить тревожные мысли, которые стали появляться вслед за преследующим вопросом Фелиции.

Толстые щепки одна за другой с треском вылетали из-под топора. Леший работал в полном исступлении до тех пор, пока не занемели ладони, державшие топорище. Тем не менее, даже яростная работа не сняла внутренней напряжённости в нём. Мысли о посягательстве на таёжное одиночество крутились в голове с необычайной скоростью.

Со взмокшей от пота спиной, тяжело дыша, Леший со злостью воткнул топор в бревно и поплёлся на крыльцо передохнуть.

Он вдруг почувствовал, как в глубине сознания произошёл какой-то важный толчок, которого подсознательно ждал последние годы. Что конкретно с ним произошло – выразить словами было сложно, но смутная догадка уже витала в голове.

Появившимся домыслам ещё предстояла проверка временем, а вот причина внутренних перемен Лешему стала понятна сразу: смуту в душе посеяла журналистка, вознамерившись заглянуть в его прежнюю жизнь.

Удивляла и настораживала внешность прибывшей гостьи. Невероятно, но она была поразительно похожа на его первую любовь – Светлану. Эта иллюзорная встреча с молодостью словно взорвала его изнутри, заставив встрепенуться зачерствевшее с годами сердце.

Он воочию увидел ту незабываемую картинку прошлого, которая на протяжении многих лет так и не смогла выветриться из памяти.

В тот момент, когда Фелиция поинтересовалась его настоящим именем, её пышные тёмно-русые волосы подхватил налетевший ветерок и взметнул вверх, оголив на миг мраморную шею.

Глядя на открывшийся островок белой и гладкой кожи, у него непроизвольно зашлось сердце.

С исключительной точностью повторился памятный эпизод его знакомства со Светланой. Будто тот, невидимый и властный, кто безгранично распоряжается судьбой человека, решил вдруг вернуть его в прошлое, чтобы издевательски пощекотать нервы.

Отчётливо вспомнился тот давний пикник на троих…

Тогда такой же шаловливый ветер, озоруя, трепал распущенные волосы красивой девушки, периодически оголяя её восхитительно белую шею. И вопрошающие слова той девушки были точно такими же, как у нынешней Фелиции: «Скажите, а как ваше имя?» И даже тембр голоса был почти один в один!

Только в тот незабываемый день он не скрывал своего имени и не убегал от прошлого. Его жизнь тогда только начиналась, прошлое было ещё настоящим и каждый день на душе был яркий праздник…

Когда это было? Давным-давно. Если брать во внимание, как медленно течёт время в одиночестве, то, можно сказать, прошла целая вечность. Эта загадочная и непознанная человеком штука – время – сотворила, словно в насмешку, воспроизведение ушедшего события.

Просидев на крыльце битых полчаса, Леший, тяжело вздохнув, поднялся и отправился на утёс. Нужно было в спокойной обстановке разобраться с обуревающими его чувствами – этого потребовала его растревоженная душа. Там, на краю отвесной скалы, была установлена скамейка. Он просиживал на ней часами, предаваясь мучительным раздумьям, а порой и просто погружался в философские размышления о судьбе и премудростях жизни.