Константин Фрес - Мой самый любимый Лось

– Анья!

Кто-то пытается поднять ее, но Анька намертво приклеилась к чертовой шкуре, и в постель ее можно уложить только с этим половиком.

– Отстань от меня! – мычит Анька, когда неизвестный, устав сражаться с внезапно вспыхнувшей Анькиной любовью к половику, уложил ее на место. – Мишка хо-ороший, я мишку люблю… Иди отсюда, убийца мишек…

– Ой, стыдоба-а-а, – стонала Анька сейчас, вспоминая весь этот разврат, наворачивая на голову шерстяной плед и обещая высшим силам сшить себе из него паранджу. – Пьянка – зло… простите меня, люди добрые…

– Ты уже проснулась, Анья? Как ты себя чувствуешь?

Возящаяся, как крот в ведре с землей, Анька на миг затихла, переваривая услышанное.

Голос свыше – чересчур спокойный, безэмоциональный, – навеял ей какие-то неприятные ассоциации.

– Ты кто, – замогильным голосом произнесла Анька, и ее жопка сама собой поднялась, словно кобра на игру заклинателя змей, так же нетрезво покачиваясь, как вчера. – Я тебя не знаю.

– Я твой северный олень, – вымороженным до сухого остатка, будничным и мертвенно-спокойным голосом произнес неизвестный. – Я тебя спас, А ты обещала мне детей. Свои обязательства я выполнил.

Анька затихла, как крот под лопатой – а затем резко уселась торчком, потирая глаза.

Огромная роскошная комната, в которой себя обнаружила Анька, была залита ярким дневным светом. Во всю стену, наверное, во все шесть метров было панорамное окно, за которым был балкон, припорошенный снежком – и захватывающий дух вид, мороз и солнце, как говорится. Снег сверкал нетронутой белизной до самого горизонта, до ослепительно-синего неба, и ветви сосен, чуть покачивающиеся на ветру, выглядели на этом потрясающем фоне ярко и как-то празднично, что ли. Слева от Аньки, окопавшейся в подушках, была огромная, как теннисный корт, кровать – Анька пала всего в шаге от нее, не дотянула совсем чуток.

Над ней, закрывая свет, неподвижно, как статуя Ленина в парке, замер тот самый красивый финн, молча протягивающий ей стакан с прозрачной, вкуснейшей, чистейшей водой. На дне стакана, распадаясь на пузырьки, шипела таблетка аспирина.

Жажда была так сильна, что Анька сначала подскочила, требовательно протягивая руки к живительной влаге, а уж потом сообразила, что, во-первых, она голая, а во-вторых – красивый финн, обладатель серых гипнотических глаз, просто чудовищно огромен.

Жадно глотая воду, Анька приплясывала от стыда и тихого офигения.

Красивый финн был не просто высокий – он был мощный, огромный, как шкаф с антресолями. Большая светлая комната в его присутствии казалась маленькой и тесной. Голова финна почти упиралась в потолок. Какая-то домашняя белая толстовка, обтягивающая его мощную грудь, широкие плечи и огромные бицепсы, выглядела как распашонка на Терминаторе, и Анька невольно сравнила мужчину с аккуратно зачехленным танком.

И вместе с этим финн был очень красив. Анька вспомнила свое вчерашнее почти детское восхищение, желание увидеть живьем, потрогать такого красавца – и ее бесхитростная новогодняя мечта сбылась.

«Вот это лось!.. Интересно, – размышляла потрясенная Анька, возвращаясь к жизни и нахально, не тушуясь, глядя в истинно арийское лицо красивого финна, – а у него все такое большое? Или открываешь створки шкафа, ожидая Нарнию, а тебе – бряк-с! – выпадает маленький ключик на веревочке… И вот еще вопрос: если я без трусов, но спала на полу, было у нас чего или нет?»

– У нас ничего не было, – предвосхищая ее вопрос, таким же отмороженным голосом произнес красивый финн, поблескивая своими ледяными серыми глазами. – Я не смог бы воспользоваться доверчивой приличной девушкой в беспомощном состоянии.

«Приличная девушка!… Странные у него представления о приличиях. Интересно, неприличные тогда какие?»

– А одежда?..

– Я раздел тебя, Анья, – спокойно подтвердил Лось, все так же угрожающе нависая над голой Анькой. Странно, но он разглядывал ее, и на лице его не выписывалось никаких эмоций вообще. Словно ее нагота его не волновала совсем. – В вечернем платье, в туфлях спать неудобно.

Анька насмешливо фыркнула, скрывая свое смущение.

– Трусы мог бы и оставить.

– Трусы ты сама сняла, – невозмутимо парировал финн. – Ты кинула их в меня, подзывая к себе, на пол.

«Японский городовой! – подумала она, подавляя острое желание ухватиться за голову. – Не смог воспользоваться… ну и олень ты, Лось! Второго шанса у тебя не будет. Похоже, ключик-то с веревочки сорвало. Или вообще… он по мальчикам. Тогда какого черта он меня к себе приволок? Не, ты глянь, ты глянь! Этот парнокопытный рыцарь щас еще и на колено передо мной бухнется. Будет землетрясение и цунами смоет японские острова… Доверчивая приличная девушка в зюзю…»

Но вместо этой язвительной тирады Анька внезапно севшим голосом пискнула:

– Мне бы в душ…

После душа обезвоженное туловище Аньки ожило как кактус после дождя.

Всякий раз после вечеринок, которые неизменно заканчивались похмельем, раскаянием и головной болью, Анька возвращалась к жизни старым проверенным средством. Она долго отмокала в ванной, стирая с тела и с души неприятные воспоминания, отмываясь от грязи – от алкогольных шуток, от бездумного хохота, от липких поцелуев случайных и ненужных знакомых.

В ванной Лося она смыла и нестойкие воспоминания о демоне с «Бехеровкой», свои пьяные слезы по подружке, и теперь казалась себе чистой-пречистой, как будто только что народилась, а неонатолог отсосал из ее носа все сопли, что она не успела намотать на чужие жилетки.

Теперь надо было что-то решить с Лосем.

Лось. Да, Лось.

Анька не понимала, чего ему нужно от слова вообще. Какого черта Лосю от нее надо!?

Совершенно незнакомую девчонку он отнял из лап спаивающего мстителя в сопливом галстуке, привез к себе, не тронул, словом, повел себя не так, как повел бы себя любой мало-мальски обычный нормальный мужик. Судя по интерьеру дома, Лось богат, чертовски богат. Натуральное благородное дерево, камень, дорогие шторы и вид за окнами на миллион. Зачем такому Лосю пьяная девчонка, которая на даму высшего света ну никак не смахивает?!

«Он, может, дурак? – размышляла Анька, закутываясь понадежнее в полотенце. – Ну, мало ли, рост большой, земное притяжение тоже не маленькое, крови в голове катастрофически не хватает… Кислородное голодание, массовая гибель клеток мозга, и вуаля! Поддатая в хлам девица для него – приличная девушка, – Анька зафыркала, не сдержала хохота, – и он правда… он правда решил меня спасти от того, с «бехеровкой»?! Да ну нафиг! Кто в наше время в такое верит?! Не-е, он, поди, маньяк! А не изнасиловал потому, что тело было в срань пьяно… Вот сейчас, когда я, чистенькая и розовенькая, выйду из ванной, он хищно накинется, и я геройски погибну под рухнувшей на меня мебелью…»