Катерина Траум - Твой любимый фамильяр

– А чем ещё она, по-твоему, должна заниматься в такой дыре, мм? Вот перебрался бы поближе ко двору… Может, нашлась бы и подходящая невеста для полного комплекта.

Элай потёр ещё заспанные глаза, поняв одно: пока сын так покорно выполнил его волю, Альбар решил ковать дальше. Но это уже точно за гранью любых разумных требований. Не после Алесты. Какие его годы, успеет обеспечить династию потомством. Мысль о бывшей невесте, однако, оказалась как нельзя своевременной после того, что увидел ночью в голове Анни:

– Кстати. Ты слышал о зверствах, которые творит старуха Вальтц в своей академии? – как бы между прочим спросил он у отца, но тот был слишком умён, чтобы не понять подоплёку такого интереса.

– Нет, ты меня всё-таки поражаешь, – вздохнув, Альбар с шорохом мантии подошёл ближе к постели и деловито погладил чёрную бородку. – То всячески отказываешься взять фамильяра, то за ночь умудряешься не только клеймо поставить, но и вдобавок пошляться по её голове. Впрочем, хвалю – подчинить себе разум…

– Я никого и не думал подчинять. Случайно увидел её кошмар про то, как Вальтц издевалась над девчонкой в детстве, – быстро отверг предположение Элай, моментально смыв всё довольство с отцовской физиономии.

– И что в этом такого? – тот откровенно удивился. – Будто тебя не заставляли спать на камнях и мыться в проруби. Всех в этом жестоком мире надо закалять. Вот появится собственный ребёнок, тогда и воспитывай, как посчитаешь нужным. Только потом не топай ножкой, когда тепличное растение зарубят в первом бою.

– Ты не понял. Старуха не учила Анни, не прививала какой-то навык. Это было издевательство без практической цели, чисто в удовольствие придурочной бляди, – его передёрнуло, как только в ушах снова встал крик маленькой эйфири. Драконье дерьмо. Теперь от этого хрен отвертишься.

– Послушай, сынок, – Альбар серьёзно нахмурил брови. – Я понимаю, тебе нравится идея отомстить семье Алесты. А «придурочная блядь» едва не стала твоей тёщей, да ещё и, судя по всему, самолично покрывала похождения дочурки. Но не лез бы ты в систему, которая работает веками. Академия никогда не давала столько вышколенного приплода, как при руководстве мадам Вальтц. И как старуха этого добивается – совершенно не нашего ума дело.

– То есть, тебе глубоко насрать, если там девочек начнут четвертовать и кормить ими свиней? Лишь бы показатели не падали?

– То есть я не вижу проблемы в том, что кого-то там высекли за непослушание. За каждую рождённую эйфири Вальтц отчитывается до самого момента продажи, как за собственный зад. Так что никто там не пропадает без вести. Угомонись. И прекрати звать их «девочками», это тебе не люди. Впрочем, ты скоро сам это поймёшь.

Раздражение крепло, челюсть свело от усилия, которое Элай прилагал, чтобы не вступить с отцом в шумный спор. Он уже чувствовал в полной мере, как по пальцам прошла дрожь, и успел подумать только о том, что Уолту придётся стелить новую простынь, потому как эту сейчас прожжёт от его возмущения. Но тут та самая нитка в груди слабо трепыхнулась, в воздухе вместо гари на миг пахнуло лавандой. Сетка огня, проступающего через каждую венку, потухла, не вспыхнув до конца. Будто сдуло порывом ветра, даря освобождение и лёгкость мышцам. Удивление на его лице оказалось так заметно, что и Альбар счёл нужным прокомментировать увиденное:

– Какая умница. Работает, не покладая рук. Хм, с другого конца особняка дотянулась – сильна, – он вновь удовлетворённо хмыкнул, а затем азартно хлопнул в ладоши: – Отлично! Сработаетесь. Завтра вечером жду вместе с ней на приёме – людям надо увидеть, что вопрос улажен, а ты поддержал систему. Формальный повод для праздника тоже есть, официально мероприятие посвящено годовщине битвы при Айгдене. Так что сам понимаешь, твоё присутствие обязательно.

Элай не успел насладиться подаренной Анни лёгкостью – к горлу подкатила тошнота. Неужели прошло восемь лет. Восемь лет, как не стало Леона. Восемь лет тотального добровольного одиночества.

– Я приду, – глухо шепнул он. – Мы придём.

Выпроводить отца удалось не сразу. Тот сначала напросился на завтрак, затем ещё около часа шумно распинался о том, сколько девушек знатных семей пригласил на приём, и как каждая из них прекрасна. Элай скучал. И как только за Альбаром наконец-то развеялся последний дымок, тут же направился в библиотеку: благодаря вполне ощущаемой связи он нутром знал, где всё ещё трудилась Аннабель.

Он умел ходить очень тихо, так что когда прошёл через резные двустворчатые двери, никак не обозначая своего присутствия, Анни не обернулась. Она стояла на самой верхушке деревянной лестницы, приставленной к стеллажу, и распихивала на свежевымытые полки тяжёлые тома. Сегодня на ней было то же белое платье академии, безликое и заканчивающееся у торчащих костлявых коленей. Элай подошёл ближе к лестнице, но когда задрал голову и понял, что таким образом взгляд невольно скользит под подол и репьём цепляется за округлость форм, спешно рухнул в первое попавшееся кресло, стараясь скрипнуть погромче:

– Какая чистота, – фыркнул он, скорее, чтобы не молчать.

– Ой, – испуганно пискнула Анни, обернувшись на его голос и едва не свалившись с лестницы вместе с книгами в руках. – Простите, я вас… тебя не заметила, – она густо покраснела, словно прекрасно поняла, какой вид открывался Элаю снизу, пусть даже он состроил невозмутимое лицо.

– Я просто зашёл спросить, как ты себя чувствуешь, – он выцепил взглядом её запястье с клеймом, но судя по всему, мазь сработала отлично: саламандра быстро затягивалась, превращаясь на нежной коже в красноватый рубец. – И заодно поблагодарить за твоё вмешательство утром.

Анни вздохнула, поставила стопку книг на полку и поспешила спуститься. Вид у неё был откровенно виноватый, когда она, неловко кусая губы и изо всех сил смотря поверх головы Элая, начала сбивчиво объяснять:

– Я в полном порядке, спасибо. Ничего не болит. Это я должна просить прощения за то, что вчера так вышло. Дело не в ритуале, а в ваш… то есть, твоей эмоции. Теперь я ощущаю их намного сильней, и мне просто надо привыкнуть. И утром – меня не благодарить нужно, а наказать. Я взяла эту злость без разрешения.

С каждым её тихим словом у Элая крепли мурашки на предплечьях: то ли шок, то ли страх. Насколько же надо было зашугать Анни, чтобы сейчас она извинялась за собственную физиологию или, что совсем ни в какие ворота – требовала наказания за дерзость? Он не понимал, как теперь на это реагировать. Единственное, чего захотелось – закурить, и благо, на круглом полированном столике валялся его серебряный портсигар с фамильными вензелями.

– Давай проясним. Тебе для выживания нужны мои эмоции. Я не собираюсь морить тебя голодом, но должен предупредить: тебе страшно не повезло, потому что вряд ли ты сможешь найти нечто приятное. И даю тебе полное разрешение брать всё, что захочешь и когда тебе нужно, – взяв одну из сигарет, он спешно сунул её в рот и зажёг одним усилием воли – она вспыхнула сама, распространяя по библиотеке отдающий шафраном дымок. Попытавшись расслабиться под взглядом васильковых глаз, теперь наблюдающих за ним с откровенной опаской, Элай откинулся в кресле, сложив ногу на ногу.