Колин Уилсон - Метаморфозы вампиров-2

Карлсен, собравшись с духом, задал вопрос:

— У вас город по какой-то причине построен на озере?

— Безусловно, — обернулась женщина удивленно. — Оборона.

— Вы уж простите мою наивность, но я, видите ли, совершенно незнаком с вашей планетой.

— Понятно, — (тон вежливый, дружелюбный, хотя чувствуется, что собеседник интересен ей постольку поскольку). — Но ты, должно быть, в курсе, что мужчины и женщины здесь живут в разных полушариях?

— Даже этого не знаю.

Они шли по широкому — вроде больничного — коридору, когда из неожиданно распахнувшейся двери чуть ли не выскочил человек в серой тунике (Карлсен едва успел увернуться).

— Ой, извините, — вздрогнув, спохватился тот, округлившимися глазами уставясь на Карлсена. — Вы кто?

— Я с Земли.

— Ой, а вы мне вообще показались прозрачным.

Да, действительно, сходство с мужчиной чисто условное. Лицо человеческое, только голова грушевидной формы, как бы с обрезанной верхушкой, и едва заметным подбородком. Серый нарост вверху напоминал скорее гриб, чем волосы. Странной деталью внешности смотрелись зеленоватые глаза — можно сказать, вообще без углов, овальные как прорези в капюшоне. Пол определить затруднительно: голос мягкий, женственный, а черты (в особенности узкая щелка рта) будто специально лишены половых признаков. Но самое необычное — это огромный лоб, плоский и совершенно гладкий, словно вытесанный из куска мрамора, с лицом до странности вытянутым, как подтаявший воск.

— С Земли? Откуда именно? — спросил человек, улыбнувшись с грустной добротой, с какой старушка улыбается малому дитю.

— Из Нью-Йорка.

— Вы знаете Иммануэля Грауна?

— Слышал о нем (Граун считался одним из самых выдающихся математиков в мире). — Карлсен сделал вывод, что перед ним сейчас один из тех самых «каджеков», о которых упоминал Крайски.

Ригмар молча ждала, хотя чувствовалось ее нетерпение. Каджек этого, похоже, не замечал.

— Вы понимаете его «теорему Геделя»?

Глаза у него при разговоре периодически подергивались полупрозрачной пленкой — судя по всему, что-то сродни морганию.

— В принципе, понимаю…

— Вам никогда не казалось, что его трактовка метаматематики относится также и к метафизике?

— Граун недавно то же самое сказал на математической конференции.

— В самом деле? — лицо расплылось в поистине обаятельной улыбке. — Я бы с удовольствием с вами побеседовал. Вы что сейчас делаете?

— Вообще-то я пыталась показать ему лабораторию, — вмешалась Ригмар.

— Чудесно. Превосходная идея. Может, я этим займусь?

Секунду казалось, что она уступит, но нет — покачала головой.

— Лучше я.

— Ладно, ладно, — досадливо согласился каджек. И тут же, преобразившись от яркой улыбки: — Рад познакомиться. Увидимся. — Повернувшись, он шагнул обратно в дверь, через которую вышел, вслед за чем появился снова, забыв, очевидно, куда направлялся.

Карлсена случайная встреча порадовала: каджек чем-то напомнил ему университетского преподавателя философии в Оберлине, известного своей редкостной рассеянностью. Да и Ригмар как-то подобрела.

— Меня что, насквозь видно? — поинтересовался он.

— Насквозь.

Он оглядел собственное тело: совершенно не просвечивает.

— Хочешь узнать, коково здесь жить?

— Д-да, — кивнул Карлсен без особой уверенности.

— Идем.

Она завела его в помещение — по виду лаборатория (внешне оборудование мало о чем говорит) с кушеткой, изголовье которой снабжено циферблатами. Вдоль стен по верху светились синим стеклянные трубки, от которых книзу ответвлялись гибкие отростки, смыкаясь с приборами на серебристых металлических скамьях. Прибор разом и привлекал и настораживал: ажурное переплетение изящных стеклянных трубок придавало ему сходство с произведением абстракциониста.

— Это энергия? — указал Карлсен на одну из потолочных трубок.

— Энергия. Только на Земле вы используете электричество, а мы здесь — биоэлектричество.

Ригмар подвела его к прозрачному розоватому конусу футов семь высотой. Прикосновение к пульту на соседней скамье, и конус сам собой поднялся в воздух. — Становись вон туда.

Когда он занял место, конус снова опустился. Ригмар, повернувшись к скамье, склонилась над пультом. Внезапно Карлсена объял синеватый, до странности холодный, свет, пронизавший кожу холодными искрами — даже в волосах зачесалось. Чем дальше, тем сильнее пробирало: глянув себе на грудь, он оторопело увидел на ней слой инея. Он тщетно попытался поднять руку, чтобы постучать по стеклу — губы, и те онемели.

Тело на миг перестало ощущаться вовсе, будто под наркозом. Теперь от холода окаменели и глаза, а губы вообще сковало металлом. Карлсен подумал было, что сейчас остановится сердце, но тут свинцовость пошла вдруг на спад. Одновременно с тем облегченно почувствовалось, что сердце по— прежнему бьется.

Когда конус поднялся снова, столбняк сошел. Но все равно что-то не так: нервы, все равно что колкие спицы, а туловище — колода железного дерева. В попытке удержаться он оперся о стену.

— Что это со мной? Как будто кто свинцом залил.

— Это твоя нервная система фокусничает. Попробуй-ка, пройдись.

Неприятное покалывание прекратилось, сменившись несусветной тяжестью. Отяжелело все: ступни, ладони, вплоть до век. Шагнуть удалось, но ощущение при этом было как в средневековых доспехах. Карлсен уже привычным усилием сдержал вспышку паники.

— Вот так вы себя и ощущаете?

— Ощущать не ощущаем, а просто весим втрое больше вашего.

— О Господи! — несколько шагов он сделал уже без малого со смехом, забавляясь самим весом своих конечностей.

— Я присяду, ничего?

— Пожалуйста, — она указала на стул.

— Впрочем, обойдусь. А то потом, не ровен час, не встану.

От этих слов она почему-то рассмеялась (впервые за все время).

— Ковыляй-ка лучше обратно.

На это он и надеялся. Конус снова опустился. Сразу же начало прерывисто колоть, только теперь так глубоко и резко, что Карлсен чуть не вскрикнул. Хорошо, что тело опять сковала немота, — постепенно, от скул и ниже, ниже. На миг сделалось дурно, и обдало волной болезненного жара. Странно: сознание, как бы вот-вот готовое раствориться, вдруг с ошеломляющей внезапностью выправилось. Карлсен с невыразимым облегчением опять стал собой.

— Теперь ты уяснил, что именно на Земле обстоит не так, — сказала Ригмар, когда он выходил из-под конуса.

— В каком смысле? — не понял он.

— Ваша гравитация слишком слаба. Уровень эволюции на планете всегда примерно равен силе ее гравитационного поля. Представляешь, каково бы жилось на нашей планете вам? Встать поутру — и то бы не хотелось. Волоклись бы кое-как, напрочь вымотанные. От любой нежелательной мелочи впадали бы в отчаянье. Согласен?