Даниил Яковлев - Джексонвилль – город любви

– Что делать нужно, дядь Костя?

– Тьфу ты, гадость какая! Ты мне эти заморочки пидорские брось! Смотреть тошно! Понял?

Серега не понял, но выпрямился и с удивлением стал ждать, что будет дальше.

А дальше по настоянию Константина Николаевича он уволился из ресторана и получил от него большой рыбный лоток на Джексонвилльском рынке. Дела пошли хорошо, и вскоре Сергей повел все прибыльные рыбные дела Карпенко. Быстро забылись те времена, когда он жил с того, что ему платили за любовь. В начале девяностых, перед самой смертью, Константин Николаевич познакомил Пинчука с Горбенко, и они отлично спелись. Империя Пинчука постепенно подмяла под себя всю закупку у браконьеров осетрины и ее сбыт на побережье и в столице. Сергей владел ресторанами, кафе, казино, борделями под вывесками гостиниц. Он был богат, молод, красив, холост. Удача улыбалась ему.

"Глупый птенчик, несмышленыш! Сразу видно – целка. Книжек умных начитался, а как девку завалить не знает! Стесняется, робеет, вот и засматривается на мужиков. Видали мы эти интеллигентские штучки. Небось мечтает о возвышенной дружбе, чистой любви и не знает, что жопа после первого раза, ой, как болит! Это тебе не нежное дыхание да робкое лобзание, пидореныш маленький!", – Пинчук, сидя за рулем своей шикарной машины, неприятно улыбнулся и скосил глаз на Игната, который, неестественно выпрямившись, застыл рядом на переднем сидении и старался смотреть прямо перед собой. Старания эти были слишком заметны. Пинчук ухмыльнулся еще раз.

"А что если…? Мальчишка-то, ничего, созрел. Стоит только повести дело с умом, и он живо подставит зад кому нужно. А дальше, посмотрим! Не получилось отца с блядями застукать, получится сыночка с хуем в жопе заснять! Не надейся, Федор Петрович, я тебе смерть отца и свой позор никогда не прощу! Землю грызть буду, а тебя, Кольцов, с дерьмом смешаю!".

– Ну как, брат, не скучно тебе у нас после столицы будет? Ничего, не дрейфь! Есть и здесь клёвые места! Ленка покажет! Она девка что надо! Только ты мне смотри, сестру не обижай! У нас хоть и не Сицилия, но… – заразительно заржал Пинчук, обнажая длинные белые зубы. Он нарочно выбрал грубовато-братковскую манеру разговора с Игнатом, безошибочно рассчитав, что это еще больше привлечет к нему парня, – ладно, чего скис? Шютка!

Игнат молчал, не зная, как себя вести. Ситуация была скользкой и двусмысленной. В последнее время он все больше утверждался в мысли о своей природной тяге к мужчинам. Он часто обращал внимание на крепких, хорошо сложенных парней, ему нравились их мускулистые тела, спортивная осанка. Но на самом деле юношеские сексуальные фантазии были только верхушкой айсберга, и даже сам Игнат не понимал этого. Он просто был страшно одинок и мечтал о друге – опытном, смелом, волевом. Потому-то его так привлекал к себе Пинчук. Мальчик еще ничего не знал об этом человеке, но ему сразу понравились уверенность, сила и раскованность Сергея. Они читались в каждом его движении, каждом слове. "Вот таким должен быть мужик – крепким, решительным, самодостаточным!", – думал он. Проблема была в том, что мечты о настоящей мужской дружбе разбивались на мелкие кусочки о железобетонный, по мнению Игната, довод: "Какой настоящий мужик свяжется с жалким педерастом! А если это вдруг и случится, то, когда он узнает правду, будет только хуже!".

– Эй, моряк, чего буксуешь? Не дрейфь, тебе у нас понравится! – Пинчук вдруг резко сменил тему, – знаешь, мне сегодня новый мобильный из Штатов привезли с такими наворотами, заебись, а наши кулибины что-то ни хрена разобраться не могут!

– Инструкция есть?

– Есть, но она же на английском.

– ОК.

– А ты что, сечешь в инглише?

– Секу.

– Ну так ты, парень, ценный кадр! С Ленкой потусуешься и зайдешь ко мне. Я буду в ресторане, в офисе. Попробуем с инструкцией разобраться.

– Хорошо.

Они подъезжали к "Морским просторам", когда Пинчук неожиданно посигналил пару раз.

– Зоя! Знаешь Решетняк? Предка твоего к Фаине повезла. Они там вечером собираются.

– А Вы не поедете?

– С каких это пор кореша на Вы?

– А мы, что, кореша?

– Что за вопрос? Кореша, конечно! Ну вот мы и на месте! Пошли, корешок, посмотришь мои владения!

Игнат почти никогда не бывал в ночных клубах. Сказать по правде, вообще не ходил. Поэтому на все вопросы и восклицания Пинчука типа: "Ну, как, не хуже, чем в столице?", "А в столице, небось, похуже?", "Оцени, европейский уровень!", старался отвечать односложно, но с выражением восхищения на лице, чтобы не обидеть "кореша". Все равно музыка гремела так, что длинных ответов Сергей бы не расслышал. Они ему и не были нужны.

Публика в ночном клубе раскачивалась потихоньку. Полная расслабуха еще не наступила. Периферийные девочки и мальчики балдели от "европейского уровня" клуба вполне провинциально. Бросался в глаза живой интерес, который еще вызывали у местной молодежи не так давно появившиеся мобильные телефоны. То тут, то там парень с девушкой, обнявшись, не целовались, а нажимали наперебой кнопки мобилок, осваивая новые функции. Их удовольствие от этого определенно было близким к половому. Столица подобный психоз уже давно пережила. Ди-джей в "Морских просторах" не отличался ни музыкальным вкусом, ни изобретательностью. Обращал на себя внимание разве что его вульгарный южный акцент.

– А вот и Ленка! – Пинчук потянул Игната за рукав в сторону стойки бара.

Лена сидела на барном стульчике, вызывающе закинув ногу на ногу, и беззаботно щебетала что-то бармену, высокому широкоплечему молодому человеку с недовольным помятым лицом и красноватыми глазами, то ли от простуды, то ли от кайфа. Ритмично покачивая ножкой в такт быстрой мелодии, гремящей в зале, она потягивала коктейль через трубочку и заразительно смеялась, демонстрируя безупречный ряд белоснежных длинных зубов, совсем таких же, как у брата. В остальном она ни капли не была на него похожа: пухлые губки бантиком, маленький пуговичный носик, широко распахнутые светло-карие глазки. Сама чистота, свежесть и невинность. Трогательная девочка-куколка. Все бы так, но улыбка, скорее усмешка – самоуверенная, двусмысленная и настораживающая моментально превращала Лену из юной очаровательной провинциалки в наглую стервозную девицу.

– А, Игнат! Ты же Игнат? Привет! Ну, что, как тебе Сережкины "просторы"? Совсем как в "Яме"! – и взглянув на брата, которого это сравнение, похоже, сильно раздражало, быстро, с наигранным испугом, добавила, – лучше, лучше, лучше! Правда, Игнат?

Игнату неудобно было признаться, что он, столичный житель, никогда не бывал в этом супермодном ночном клубе. Но он почувствовал, что это больная тема для семейства Пинчуков и, опасаясь дальнейших расспросов, честно признался: