Галина Губайдуллина - Не надо дразнить голодного вампира

– И логичным мышлением. И терпением. Будьте в этом уверены.

– Спасибо, Вы, маркиз Лоутон, составили объективный портрет дочери. Ныне я не обременён никакими обязательствами, и хотел бы начать ухаживать за Вашей дочерью Фибианой.

– Даю своё соизволение,– благосклонно улыбаясь кавалеру дочери, отвечал Элон Лоутон, и этими словами отец ввёл в ступор Фиби.

Она выдавила:

– Не надо…

– Фиби, детка, чего ты боишься?– с блаженной улыбкой узнавала мать.

Дочь взахлёб пыталась объяснить:

– Мне кажется, что всё происходит слишком быстро. Я не разобралась в чувствах. Вернее: я вообще ничего не чувствую, кроме испуга к этому герцогу. Зачем же так спешить? Это всего лишь наш первый выход.

Бабушка поучала внучку:

– Вы с сестрой красивы. Отец даст за вас приличное приданое. Вот и женихи сразу сыскались. Ничего удивительного. Маркиз аспид Керрис Сан также просил твоего отца оказать честь поухаживать за Мэдисон.

Фибиана со страхом взирала на родителей: непоколебимые, консервативные и уверенные, что действуют во благо дочерям. И она на себе испытала, что женщина бесправна и беспомощна, родственники в любой момент, лишь по своему усмотрению, могут отдать её в чужую семью.

И невеста герцога, подхватив сестру под ручку сестру, буркнула:

– Мы в дамскую комнату.

Она не хотела, чтобы все увидели её слёзы, которые девушка скрывала за веером.

Выйдя из дамской комнаты, Фиби юркнула в одну из дверей. Темно, можно спрятаться, и пусть гарпий порыскает в её поисках. Радостно хихикнув, она закрыла щеколду. Без трансформации зрение обычное, человеческое, в темноте ничего не видно, и она пошла на ощупь, пока не налетела на кого-то. Вскрикнуть ей не дали, зажали рот. И тут же напротив загорелись красным глаза, освещая лицо Бартоломью с предвкушающей улыбкой голодного вампира. Девушка перепугано подумала: «Вот оно началось! С мужчиной наедине! Сейчас соблазнять будут!» Он развязал шейный платок, и красивая шея с верхней частью груди завораживали статью. А ещё кроме его одеколона в нос ей бил одуряющий запах от кожи вампира, какой-то фруктово-сладкий и…хищный.

Парень скривился:

– А, привлекательная особь…Ты меня разочаровала малышка-василиск. Тоже за принцами бегаешь?– сделал закономерный вывод он.

И Барт вскрикнул от боли – Фиби ощутимо его укусила за ладонь.

Она отскочила и с жаром вымолвила:

– Вы позволяете себе лишнее!

– Мне можно всё! У меня самая влиятельная семья в империи, если кто забыл. А разве не ты первая соблазнять меня пришла?

И он шагнул к ней.

Девушка взвизгнула и оправдывалась:

– Я от жениха прячусь! Не хочу его…

Не успела она отскочить, как оказалась в крепких объятиях вампира. От его сладкого парфюма закружилась голова.

Фиби выдохнула ему в лицо:

– Думаешь, раз ты – принц, то тебе всё можно?

– Можно, раз мы уже на «ты»,– ухмыльнулся Барт и накрыл её губы своими.

Она растерялась, когда ощутила поцелуй с привкусом абрикоса. Он размыкает её губы своим языком, и у неё во рту их языки переплелись. Оказалось, что обнимать и целовать его – это эйфория. Левая ладонь принца заскользила вверх по её руке, переметнулась к её лицу, наглаживая щёку. А правая ладонь парня опустилась к линии бёдер. И от такого манящего резкого изгиба таза у Барта перехватило дыхание, он разомкнул поцелуй и поражённо уставился во вспыхнувшие лазурью глаза девушки-василиска.

А шокированная пленница рук принца зашептала:

– У меня гипертрофированная неприязнь к кровососущим.

Принц хмыкнул, типа: «Ага, вот сейчас у тебя это было именно то чувство в поцелуях – боязнь», но сочувственно предложил:

– А, давай, я тебя гипнозом от этого психического комплекса вылечу?

Но тут девушка опомнилась, осознала, в каких стратегически важных местах в данный момент руки того, кто делит трон для принцев с другими братьями, и выдала:

– Руки убрал, гипнотизёр демонов!

Но тот коварно ухмыльнулся и покачал в предвкушении головой, ощутимо сжав её мышцы на заднице, выговаривая:

– Грубим? Не уважаем? Сейчас накажу…

– А мне плевать на Ваши низменные наклонности и Ваше высокое положение, переметнусь в василиска и буду Вас рвать на клочки. И хозяин из Вас так себе! Унижать своих гостей…ну никуда не годиться!

– Хозяин плохой…говоришь…– засмеялся Барт,– А хочешь, как хороший хозяин, дворец наш покажу? Спальню свою, например…

– Ведьмам своим показывай,– зло выдохнула ему в лицо василиск.

Младший принц зло и повелительно рыкнул:

– Пойдёшь со мной! Потому, что я так хочу! И мне несвойственно быть милосердным, ведь я – вампир.

И в доказательство Бартоломью резко примкнул к её шее сбоку, внедряясь неглубоко клыками. Такой безумно вкусной крови он ещё не пил…Даже застонал. Фибиана же подумала: «Бесит эта прекрасная, но противная личность». И впечатала ему коленом в интересное место. Вампир взвыл, отмыкая зубы от жертвы, и сгибаясь. Девушка метнулась из его рук к дверям.

Оттуда поинтересовалась издевательским тоном:

– Надеюсь, уделала так, что ещё долго помнить будешь. Иди к ведьмам, пусть пожалеют и подуют на покалеченный орган.

Её кожа мгновенно регенерировала. Она хихикнула и убежала.

Прошло три дня после бала, Фибиана на лужайке у своего дома рисует портрет принца Бартоломью Ферфакс Равна с мечом. Вокруг неё алым всполохом цветущие тюльпаны. Вдали цветущие плодовые деревья сада Лоутонов.

Сзади подошёл отец и воскликнул:

– Рисуешь…Боже, какой же ты ещё ребёнок, моя Фиби…

– И Вас, папенька, этот факт не останавливает от моего замужества…

– Отличная партия…

– Этот гарпий – чужак даже для наших земель! Их государство за морем! Здесь проживают одни купцы… Мы об этом герцоге ничего не знаем!

– Он купил дорогую недвижимость в столице, шикует…И это главное – он обеспеченный. Видела, сколько золота свисало с его одежд на балу?

Дочь замолчала. Он глянул на холст. Вокруг обрисовки пригожего младшего принца было изображено не пойми что. Не то зверлинги, не то мутанты…

– Абстракционизм? Ты так воспринимаешь мир…как хаос? И почему прототип для картины совсем не позитивная личность? Разве кровосос может быть героем? И, на мой взгляд – твоя субъективная действительность в картине слащава. Этот нюанс всё портит.

– Хочешь, чтоб Бартоломью на портрете скалился?– хохотнула дочь,– Но, понимаешь, папа, от созерцания картины художника у зрителя должно оставаться неизгладимое впечатление, он должен быть потрясён, восхищён, картина должна вызывать эмоции, а не пугать. И, да, это не абстракционизм, а сюрреализм.

– А как же зритель не должен пугаться монстров на заднем плане?

– Но Бартоломью в виде героя разгоняет Вселенское зло, даря освобождение!