Лариса Бутырина - Априори Life 2

– Где тебя носит, когда я так хочу тебя обнять? – сходу предъявил он, в дрифте преградив мне дорогу.

– С утра по зеркалу такие ужасы показывали, что мне пришлось задержаться, – улыбнулась я вместо приветствия, снимая кончиками пальцев с его скул капельки пота.

– Не экспериментируй больше с мытьем головы на ночь, – проговорил он, обхватив меня за талию и притягивая к себе.

Я скомкала рукав насквозь мокрой футболки и, миновав пальцами его вздутые мышцы трапеции и шеи, запустила их под влажные волосы на загривке. Он ответил нежно силовым приемом в районе поясницы, переместившим меня на сиденье четко между его ног и бензобаком. Я чуть отстранила его пятой точкой, занимая удобное положение для посадки и, воткнув передачу, открыла газ и покатила нас по площадке. Навыки вождения заметно снижаются, когда кто-то разгоряченным дыханием сзади внимает запах твоих волос и крепко прижимает руками. Но есть руки, которым позволяешь все. Почти все. Особенно если эти руки с фантазией…

Женщины в целом боятся изобретательных мужчин. Стоит раз поцеловать, наехав колесом на ногу, пореветь всю ночь прямотоками колыбельную в ее дворе, а потом заглянуть в окно предпоследнего этажа многоэтажной высотки, чтоб убедиться, что уснула, или украсть туфельку, чтобы носить ее как талисман, – сразу убегают. Ну, или истерику закатят. По привычке так. В любой непонятной, как говорится…

Женщины трусят сильных чувств, вот что я вам скажу.

Сила Макса была в риске. Знаете, есть такие мужчины, они существуют насмерть, горят и дымятся, – все как в последний раз. Если их долгое время не допускать до желаемого, они могут взорвать криво припаркованный в их дворе Range Rover, отдубасить праздно-питейное заведение в субботний вечер и совершить ещё много разных красивых глупостей. Однако прошу не путать данные характеристики с клиническим случаем, – между истинным риском и идиотизмом всегда была и будет огромная пропасть. Идиотизм в нашей жизни, к сожалению, превалирует, в то время как истинный риск – это, прежде всего, возможность, которая лишь на первый взгляд кажется безумной, но на самом деле она исключительно полезна, и учит изначально никогда не рисковать, если размер приобретаемого уступает тому, что стоит на кону…

Макс долгое время любил Лену. А она не любила его тягу к спорту. Правда, это проявилось не сразу. Вначале, как и многие, она была им очарована, готова была на него чуть ли не молиться: о, Великий Учитель, о, Мудрый Наставник, о, Продвинутый Мастер, яви мне свое внимание, и буду я счастлива – отныне и до конца жизни! И Мастер явил. Глаза Лены сверкали какое-то время, как две рюмки, наполненные текилой, но спустя несколько месяцев сожительства она начала беситься от безразличного «да-да, милая, да, дорогая, да, солнышко, конечно!» И еще больше от того, что на деле за всеми этими «конечно», он попросту ее не слушал, не воспринимал, и все время глядел куда-то сквозь нее. И даже совместно нажитое вдруг чадо никоем образом не повлияло на ситуацию. Потому что вольных зверей привязывать бесполезно. Их и любить-то не совсем безопасно, – чем больше любишь, тем сильнее они становятся. А когда совсем набираются сил, – убегаю, взбираются выше, потом еще выше, потом еще, и так до самого неба. Этим все обычно и заканчивается. Так что следует помнить, если позволяешь себе любить дикую тварь, будь готовым к тому, что в определенный момент только и придется, что смотреть в небо.

При первой нашей встрече зверь покорял новую высоту. Перегретый асфальт, запах отработанного бензина и ошмётки жженой резины из-под колеса остро резонировали на фоне его легкости и концентрации. Напряженные мышцы, вздутые вены и абсолютный контроль над двухсоткилограммовой махиной. От всплесков его адреналина разбегались даже муравьи на площадке, что уж там говорить, а он тем временем просто напевал полюбившийся трек из обновленного плей-листа. Одержимость. Что может быть притягательнее? Он же был полностью в спорте, – в его ушах были наушники.

– Зачем тебе все это, Ника? – спросил он меня, отпаивая крепким чаем после усиленной тренировки и дебютного падения под ее окончание.

– Да, черт его знает, – пожала плечами я, стаскивая из пакета сдобное печенье перемотанной рукой. – Вечно ей что-то нужно, этой душе. Она потянулась, а я сопротивляться не стала.

Не сопротивлялась я, и когда он доводил меня до изнеможения, с усилием вбивая в мое сознание и моторику трюковую езду, как не стала сопротивляться, когда предложил совместный стандрайдинг по случаю показательных выступлений на открытом фестивале по мототренингу. Камасутру на русский, говорят, перевели еще со времен советских пионеров, и триста невероятно удобных поз (подарок индийских гимнастов) давно стали достоянием общественности. Мы же в сжатые сроки притирок и тренировок добавили туда еще с десяток как минимум. Оттачивать их приходилось в режиме dead-line и не только на асфальтированной поверхности. Но, как известно, если два человека способны вдохновлять друг друга, лёжа в разных кроватях, то уж в одной постели они точно смогут договориться. Вступительные переговоры были недолгими. Ускорителем процесса к тому же сработал немало известный факт, – если приятный по многим параметрам холостяк живет в отдельном доме, у него сама собой заводится женщина. Из ниоткуда. Из красоты внутреннего романтизма обстоятельств, наверное. Как мышь среди рассыпанной крупы. Не сразу, конечно. Иногда неделями приходится ждать, сходя с ума от желания. Зато потом просыпаешься с утра, – а она уже босиком в одной твоей футболке сооружает что-то на твоей заросшей мхом кухне и пританцовывает с ноги на ногу. О, знали бы вы, сколько разных смыслов вмещает в себя это пританцовывание в вашей футболке поверх обнаженного тела. Ох, знали бы…

Вечер внезапно превратился в ночь. Я вдруг почувствовала, что очень устала. Единственным желанием было снять туфли и закинуть повыше отекшие за время дороги ноги. Выйдя, наконец, на воздух, я прижала ладонь к разгоряченному лицу и вздохнула. На улице заметно похолодало, изо рта вырвалось облачко пара. Не запахивая тонкий нейлоновый плащ, я подхватила чемодан и поволокла его за собой. С вокзала я добрался до Главной площади и столкнулась лицом с ее главной достопримечательностью – толпами горланящих людей, на которых никак не влияло даже то, что стояла глубокая ночь, дул ветер, было холодно и назавтра предстоял рабочий день. Быстрым темпом, минуя это адово мракобесие, узкими улочками я вышла на нужный мне проспект. Заведение никак не изменился с тех пор, разве что на этот раз прямо у входа ужасно фальшивил длинноволосый саксофонист, окруженный теплым освещением и кризисом вдохновения.