Лариса Бутырина - Априори Life 2

Приду в себя я уже в больнице, увижу тощую руку с торчащим из вены катетером и перемотанные конечности, закричу. Рядом нависнет кто-то непомерного роста и, что-то проговорив одними губами, медленно растворится.

Мы, все же, были прекрасная пара. Были. Но всегда найдется тот, кто от природы обделен такой редкой милостью, как уметь принимать чужое счастье. И сколько не проявляй в его сторону благородства, сколь сочувственно в это лицо ни улыбайся, он найдет в себе силы и выдержку, чтобы выждать момент уязвимости и направить твое же счастье против тебя. Спустя пару месяцев мы снова обрели друг друга в полном физическом смысле, однако понятие нас с Игорем как единого целого с того момента перестало существовать. Навсегда.

Во всем новом всегда есть свои плюсы. Плюсы новых документов, прежде всего в том, что их не нужно менять при любых бюрократических манипуляциях. Бракоразводная процессия сюда тоже относится. Вся эта бумажная волокита попросту сходит на нет, когда ее носителя тоже становится – нет. Вернее, он есть, только уже совсем не носитель.

Смена фамилии произошла сразу после выписки. Следом за ней – страна, окружение и ареал обитания. По идее и прошлое хорошо бы сменить для полноты картинки, – новый паспорт, новая виза…

Жаль они не избавляют от старых мыслей. И от воспоминаний не лечат. Со временем не оглядываться становится легче. Не более…

Переживая трагедию или личный кризис, всегда наступает определенный момент, когда доходишь до мысли: «Я все еще здесь, черт возьми. Все еще здесь. Значит, кому-то мое присутствие по-прежнему нужно. Но нужно ли мне оно в тоске, печали и неведение? Или все же найдутся силы в очередной раз подняться и продолжить движение вперед? Вот это, – вопрос».

Сил не было. Желания тоже. Но и произошедшее событие не оставляло шансов задерживаться. Оставалось только – вперед. В очередной раз, почти как инерция, а нарастающая боль – как сигнал того, что дотянулись до новых высот. И совершенно не обязательно, что там понравится, просто это неизбежность, предшествующая всему новому.

Господин «посол» всея олигархия политического строя страны все же не сдюжил тогда, – решил, не посольское это дело, «горшки обжигать». Вот был бы "вентиль", тогда – да. А за «горшки» браться не стал, сославшись на крайнюю рукозадость, присущую «послам» большинства мировых держав. Досадно было узнать впоследствии, что ради едино разовой наживы загубил себе стабильную ежемесячную подкормку в лице гос обеспечения, а нам – много комбинационную стратегию, чем спровоцировал увольнение высокопоставленного сотрудника, по совместительству – нашего человека. «Послу», конечно же, объяснили специально обученные люди в мягко-доходчивой форме, что данным поступком он попадает, как минимум, на контрольный пакет принадлежащей ему нефтяной компании. А также, в рамках уроков вежливости, напомнили, что если уж так неймётся открывать двери с ноги, то нужно изначально для этих "дверей" что-то сделать, быть чем-то полезным. Одному только статусу долго потакать не будут. Достойный люди – не станут из одного только уважения. Шлаку всегда свойственно прогибаться, но людям не дешевых понтов – нет. А меня, знаешь ли, всегда тянуло к достойному. И только благодаря этой тяге удавалось сохранить направление и не становиться говном, будучи даже в условиях полной жопы.

Жопа наступила сразу после того, как выяснилось, у кого находится вторая часть шифра от закодированного банковского счета, и каким именно образом мы стали носителями этой информации. Рам никогда не имел свойства хранить все яйца в одной корзине, что неоднократно являлось ключевым фактором во всех его стратегических комбинациях. Но на этот раз, как выяснилось, несколько просчитался в прочности дна одного из плетеных изделий. То ли прогнило оно, то просто отслужило свой срок. Однако как бы там ни было, факт оставался фактом, – на нас началась охота. На всех. Одновременно и сразу. Бескомпромиссная и хладнокровная. Одна из тех, когда цена человеческой жизни приравнивается к абсолютной дефляции. Или проще выражаясь, не значила ни черта в противовес смотрящей на тебя бездны дула пистолета. Это очень неприятное чувство. Никаких тебе картинок жизни перед глазами, как принято описывать, или причин, почему не хочется умирать. Ничего нет. Только пустота, леденящая душу и ощущение себя ненужным элементом интерьера, которому никак уже не находится место во всей этой системности и отлаженности, – то ли по габаритам не проходишь, то ли девать теперь некуда. Но и выбросить, видимо, жалко, – иначе как еще объяснить тот факт, что ты по-прежнему дышишь?

А потом ты вдруг находишь себя в чужой стране, с чужой фамилией и с абсолютно чужой историей без шанса связать концы прошлого. Кто ты? Что с тобой? Вопросы – насквозь пропитанные риторикой. Ты как зимний сад. Пустой. Деревья замерли в странных вычурных позах, чёрные, насквозь продрогшие. И вроде бы весна на дворе, и вроде бы климат располагающий, а на душе – холод. И жизнь вроде теплится, но так глубоко и слабо, что это почти незаметно. Все ушли, все умерли, а ты – опустевший сад. И нет конца и края той пустоте, как не было ее и тогда в отверстие ствола пистолета, до сих пор время от времени стоящего перед глазами. Но ты продолжаешь тянуть эту лямку до пусть не победного, но все равно конца. Ты все равно ее тянешь…

Я тихонько вошла в номер, отчего-то стараясь не хлопать дверью, и без сил опустилась на кровать поверх клетчатого покрывала. Рядом стоял узкий столик, на нем небрежно брошена свежая газета и узкие очки с диоптриями. Два стула, настольная лампа с абажуром цвета мокрого песка, удобное кресло, небольшой бар, на узких полках расставлены нарядные бутылки. В вазе на прикроватной тумбе – живые цветы. Их нежный запах причудливо смешивается с каким-то средством для ухода за деревом…

Я закрыла глаза и, протянув руку, сделала глоток вина, недопитого днем. Вино нагрелось и теперь казалось уже не столь изысканным. Я снова ощутила это странное колкое равнодушие. Казалось бы, вот-вот сейчас должно произойти событие, которого я так долго ждала, к которому готовилась… И что? Пустота. Снова та самая пустота. Я сделала глубокий вдох и подошла к окну. Город жил. Город дышал. Город насмешливо торопил и торопился. Я считывала его ухмылки и в полуденных пробках и утренних очередях. Со временем я слишком отчетливо поняла, что быстро в нашем мире можно получить лишь люлей в темной подворотне. Еще быстрее – пулю в лоб. На все остальное нужно иметь терпение.

И я стерпела. Я дождалась. И сейчас, сидя на краю казенной кровати, мое прошлое явно пыталось соединиться концами, но с одной лишь малой поправочкой, – я уже давно не была его частью…