Надежда Волгина - Заземелье

Я умудрялась выполнять план, мастерить двести палочек за смену и не получать больше замечаний. О событиях страшного дня старалась не вспоминать, похоронив их на собственном кладбище, где количество могил стремительно увеличивалось.

Светлана несколько раз пыталась вызвать меня на откровенный разговор, видя, что со мной происходит, но каждый раз дверь моей души захлопывалась перед самым ее носом. Наконец, даже она оставила меня в покое, и я погрузилась в вакуум, где не было ничего.

Филипп появился, когда я возвращалась в собственную комнату после очередной рабочей смены. К слову сказать, выходных тут не было. Я даже примерно не могла предположить, какой сегодня день недели, сколько дней я тут провела и какое наступило число и месяц по календарю.

– Как твои дела, Фаина? – спросил он, и я равнодушно подметила, что голос его звучит грустно. Равнодушие стало моим постоянным спутником.

– Как у всех, – кивнула я на стайку горбуньей, разбредающихся по своим комнатам.

– Мне нужно сводить тебя к врачу.

Думала, что сердце мое превратилось в камень, и очень удивилась, когда оно трепыхнулось в груди. Сознание опалило воспоминаниями, мгновенными, как вспышка молнии. Филипп уловил перемену в моем настроении и быстро проговорил:

– Нужно просканировать твой мозг, это не займет много времени.

Я молча кивнула и вошла в комнату. Дверь оставила открытой. Мне было все равно, последует он за мной или останется ждать в коридоре. Он зашел следом и прикрыл дверь.

– Что с тобой происходит? – спросил он, подходя ближе.

– Ничего особенного, собираюсь помыться, – ответила я, принявшись развязывать пояс рабочего халата. С некоторых пор меня перестал волновать вопрос, что дверь не запиралась изнутри.

Филипп отвернулся и деликатно удалился вглубь комнаты. Я скинула халат и забралась в горячую жидкость. Это стало моим любимым занятием. Жаль, что в ванне не получалось валяться целыми днями. Даже утром из-за недостатка времени я могла позволить себе только душ. Зато вечером никто не мог запретить мне проводить в ванне столько времени, сколько я пожелаю. Но, видно, не сегодня. Я понимала, что нужно торопиться, что терпение Филиппа не бесконечно. И хотя меня мало волновало его состояние, довольно быстро я выбралась из ванны, обтерлась полотенцем и надела свежий халат, который про себя обозвала парадно-выходным.

– Я готова, – окликнула я Филиппа.

Он подошел, взглянул на меня и ничего не сказал. Со злорадством отметила, что его глаза наполнены грустью, а на смуглом лице проступает бледность. Увиденное доставило удовлетворение, хотя зла ему я не желала, как, впрочем, и добра.

Дорога во врачебный пункт прошла в молчании. Я двигалась на небольшой дистанции позади Филиппа. Идти рядом с ним мешало какое-то чувство, природу которого я не могла определить.

Второй раз за последнее время сердце мое повело себя, как живое, когда мы переступили порог приемной. Оно опять сильнее забилось в груди, и мои ладони слегка вспотели.

Филипп повернулся ко мне, и стало заметно, что он силится что-то сказать, но произнес лишь:

– Я буду ждать тебя здесь.

В этот раз я сразу вошла во второй кабинет через дверь, ведущую непосредственно из приемной. Оказывается, я не разучилась радоваться, потому что добродушный вид улыбающегося Алексея доставил мне настоящее удовольствие.

– Теперь мы будем видеться чаще, а точнее каждый день, – он приветливо схватил мои обе руки и крепко пожал их. – Я рад этому факту.

– Я тоже очень рада, – непривычно было ощущать, как губы непроизвольно растягиваются в улыбку. Этот врач казался мне приятным человеком.

После некомфортной процедуры мы еще немного поболтали. Алексей интересовался моей работой и эмоционально ругался, когда узнал, в чем она заключается. Он умудрился рассказать о многом и ни о чем одновременно. Я узнала, что общество в колонии делится на классы. Тот, в котором обитала я, относился к самому низшему. Туда ссылали всех неугодных. Был еще средний, к которому относился он сам. Я так поняла, что по количеству этот класс многочисленнее остальных. Самой могущественной была верхушка – высший класс. Они выполняли функции и руководителей, и законодателей, и еще неизвестно кого. Алексей рассказал мне, что все ресурсы, которые необходимы для существования под землей, они добывают сами, что у них дефицит питьевой воды. Это я уже и сама поняла, видя, с каким трудом она добывается. В комнате графин не пополнялся, пока не опустошался полностью. Воду они умели экономить. Та вода, что использовалась для купания, была вовсе не водой, о чем я уже тоже догадалась. Ее они добывали в химической лаборатории в большом количестве путем выжимки неизвестно из чего. Кстати, ни мыла, ни мочалки не требовалось для мытья, жидкость содержала все необходимые дезинфицирующие вещества.

Мы тепло простились с Алексеем до завтра, и я с улыбкой покинула его кабинет. Впрочем, улыбка моментально сползла с лица, стоило только увидеть Филиппа. Одновременно с этим в его глазах потухла радость, не успев даже разгореться.

На обратном пути он не сказал ни слова. Проводил меня до двери и удалился быстрым шагом.

Лежа в постели без сна, я пыталась размышлять. Почему Алексей вызывал у меня доверие, а Филиппа я не могла видеть? Почему, стоило ему появиться, как я замыкалась в себе? Не потому ли, что считала его отчасти виноватым в том, что со мной произошло? Если даже попытаться думать отвлеченно от той мерзости, что проделывали со мной двое так называемых врачей, сюда-то меня привел именно Филипп. Значит, он и виноват. И что-то мне подсказывало, что он не мог не догадываться обо всех тех бесчинствах, что творятся во врачебном пункте. Знал и привел меня туда. Если даже в тот момент не знал, то потом-то уж точно его поставили в известность, а он даже не попытался хоть как-то оправдаться передо мной. Однозначно виноват, вынесла я вердикт и погрузилась в спасительный сон.

Я иду по темному коридору и захожу в белую комнату. Страх липкими щупальцами сжимает мое сердце так сильно, что оно перестает биться. Я уже словно и не живая вовсе, а превратилась в зомби. Они меня уже ждут, на лицах извращенцев блуждают мерзкие улыбки. Я силюсь закричать, сказать, что не желаю участвовать в этом, что мне противно и страшно, но не могу выдавить ни звука. Монстры приближаются… Вот они уже начинают срывать с меня одежду и тащить к ненавистному креслу. Я вижу себя покорную со стороны…

– Фаина… Фаина…

Я проснулась вся липкая от пота и дрожащая от холода. Этот сон снится не первый раз, но сегодня было особенно страшно. Я всегда просыпаюсь на одном и том же моменте, но сегодня примешивалось что-то новое.