Марина Бонд - Страсть взаймы

Он умело и тонко причинял душевные страдания этими бессердечно правдивыми словами, сказанные мягким, вкрадчивым тоном. Он ранил в самое сердце. Резал без ножа. Давил на самые больные точки. И это было только начало…

Нелли смотрела в его темные глаза, как завороженная. Не смела, да и не могла отвернуться. В горле застрял ком. В глаза защипало.

– Ты никому не будешь нужна после всего, что мы с тобой сделаем. Тебя вышвырнут из ВУЗа. От тебя отвернутся друзья, как от прокаженной. Даже родителям будет стыдно называть тебя своей дочерью. Мама, конечно, будет сильно переживать. А потом ничего, найдет утешение на дне бутылки. Да так и сопьется – тихо и незаметно. А вскорости и отец сведет себя в могилу, лишившись двух самых дорогих ему людей. И во всем виновата будешь только ты. Мне даже объяснять это не нужно. Ты сама понимаешь, что из подающей надежды пай-девочки ты стала никчемной потаскухой. Теперь твое место на улице, среди «плечевых», скатившихся вниз по наклонной от наркотиков и пьянства…

Он продолжал еще что-то говорить. Что-то в таком же унизительном духе. Но Нелли не могла больше воспринимать его слова. Жгучие слезы безысходности душили ее. Она чувствовала себя именно той половой тряпкой, какой он называл ее. Понимала, что все его слова до обидного верны. Назад дороги нет. Она – конченный, никому не нужный человек. Отбросок общества.

Макс видел ее реакцию и наслаждался ею. Он добивал ее этими словами. Медленно, но верно вытравливал из нее душу. Убивал в ней последнюю надежду на спасение. Выедал скудные остатки чувств, эмоций. Высасывал желание жить.

Скорость на спидометре – 120. Конкретно эта дорога – змеистая, с покрытием, оставлявшим желать лучшего, с частыми перепадами высот – подразумевала скорость передвижения гораздо меньшую. Но качественный зверь немецкой сборки под ним и не такие километры проглатывал. Разумеется, не сам по себе. Та отчаянная решимость, которая уже не заботится о последствиях, посылала импульсы частям тела. Нога вдавливала педаль газа в пол. Руки сжимали руль. В неживых глазах запечатлелось выражение острой, бешеной ненависти.

Как посмел этот кусок дерьма обвести его вокруг пальца, как… деревенского дурачка?!? Эта первая и, казалось, справедливая мысль разбивала его эгоцентризм в дребезги. Но сразу на ум приходил другой, более верный вопрос: а как он, Назар, позволил выставить себя в дураках? Как он проглядел всю заварушку и допустил столь скверный для своего имени и репутации поворот событий. В первом варианте все понятно: виновата эта чертова адвокатская контора со Стругальских во главе. На них следует вымещать ярость, с них сдирать по три шкуры и мстить за подставу. А вот во втором варианте…спрашивать надо с себя. Так в свое время учили его мать и Макар, что заменил ему отца. А попробуй-ка с себя содрать шкуру? Проще с других… потому и злился Кадацкий пуще обычного, и на себя, и на других.

Скорость – 130. Он так это дело не оставит. Не в его правилах. Сам урок усвоил, чай, не конченный дурак. Но и другим спуску не даст, чтоб впредь неповадно было.

Скорость – 140. Заморосил дождь. Тяжелая туча заволокла все видимое пространство неба. День погрузился в сумрак. Вынул из пачки сигарету. Хотел прикурить. Дрянная зажигалка не хочет работать. Так-то давно уже. Все перекантовывался у пацанов. А сейчас и рядом никого, и…

С психу шибанул зажигалку о приборную панель. С силой бросил. Та отскочила, оставив коцку. Вся панель в косяках именно из-за таких вот импульсивных швыряний, когда он не мог сдержать вспышку взрывного темперамента. И зажигалка – это шалости. Бывало и ножи летали, и стволы…

Он стал рыскать по карманам и в бардачках. Должно же быть хоть что-то! Нашел. Старую, замызганную, еле живую. Прикурил и с жадностью затянулся. Он ехал исполнять вендетту. Ничто не собьет его с немеченой цели. При бесконечной злобе, овладевшей им сейчас, он все-таки сохранял полную власть над собой.

Скорость – 150. Дождь усилился. Назар напряженно смотрел перед собой, различая дорогу, щурясь от дыма. Он разорвет их голыми руками. Живого места не оставит ни на одном из них. На корню вырежет их гнилую контору. Не на того напали, шакалы. Не того поиметь надумали. Макар говаривал, его отец – Бульба, прозванный так в узких кругах – тоже никому спуску не давал. Сам все решал, и руки марать не боялся. Вот и Назар ехал лично квитаться. Благо, мир не без добрых людей. Намекнули, подсказали, где найти. Не бесплатно, разумеется. Но таковы реалии.

Скорость – 160. Ливень зарядил стеной. Дворники работают на всю мощь. Система ABS пищит на скользком асфальте при поворотах. Жид предлагал порешить их наемником и дело с концом. Но нет. Назар сам, лично, прикончит мразот. И даже скрывать того не станет. Чтоб никто впредь не осмелился так облапошить его. Обладая характером прямым и гордо-открытым, с наскоком, он предпочитал вести войну открытую, а не прятаться за спинами киллеров.

170 и стрелка продолжает ползти вверх. Выставленные вперед руки фар выхватили из темноты светлое пятно. Назар вдарил по тормозам и на клаксон. Машину повело, но он сумел удержать. Не то заяц, не то лиса скрылась в кустах у обочины за долю секунды до столкновения, сверкнув желтыми глазами. Назар медленно выдохнул. Так и самому убиться недолго. Он сбросил скорость. Успокоил подскочивший пульс. И поехал тише в условиях почти нулевой видимости. Ехать осталось не больше пяти километров.

* * *

Тимур, придумав очередное баловство, связал руки девушки за спиной. Вставил в рот БДСМ кляп в виде шара и поставил на четвереньки на кровать. Не имея опоры в виде рук, она беспомощно валилась на грудь, что весьма забавило мужчин. Разгул только набирал обороты.

Макс разгуливал голый с обмотанным вокруг бедер полотенцем. Он освежился в душе, задал настроение текилой и чувствовал себя превосходно. Юра же чувствовал себя прекрасно, даже когда не мылся несколько дней. От него разило кислым перегаром, сигарным дымом и мочой. Он развалился на диване голый и смотрел на представление, что разворачивалось на главной действующей арене, снабжая указаниями и похабно комментируя. Он отложил кучку розовых обезьянок для разгара вечера, а сам выпил горящую самбуку на разогрев. Тимур, вымытый и выбритый еще с утра, доставал БДСМ игрушки. С упоением ребенка, что роется в новогодних подарках, он распаковывал девайсы. Грохотала музыка. Шторы плотно скрывали от внешнего мира. Горел искусственный свет.

Обессиленной, изнеможенной Нелли было все равно, что с ней делают. Она держала глаза открытыми только потому, что в нее влили очередной наркотик, который не позволял ей отключиться. Она повернула голову на бок и легла щекой на грязную простыню. Бесстыдно выставила вверх промежность, безразлично ожидая новых мук.